Конечно же, вкусно поесть любит каждый вне зависимости от своей национальной принадлежности. Но вот казахи додумались сделать целое расписание обязательных торжественных застолий на всю жизнь вперед! Особенно интенсивно званые обеды случаются в первые годы. Правда, лакомиться традиции предписывают родственникам и друзьям семьи, на «виновника» угощения – малыша – сытное требование не распространяется.
А если ты первый ребенок в семье или появляешься на свет с многолетним отрывом от своих старших братьев и сестер, то первая из ритуальных трапез должна состояться еще до твоего рождения. Как только будущая мама узнавала о своей беременности, согласно многовековым казахским заветам, она должна была созвать жен родственников – абысын-ажын, подруг и соседок и закатить им курсак той – праздник беременности. В знак доброй вести гостьям сначала подавали чай с бауырсаками (своего рода пончиками – кусочками теста, жаренными в раскаленном масле. – Здесь и далее прим. ред.), сливочным маслом, лепешками, куртом (соленым сушеным творогом), сладостями. А затем кормили досыта вареным мясом. В ответ на гостеприимство те должны были напутствовать беременную пожеланиями благополучно родить здорового ребенка.
Собственно рождение провоцировало сразу несколько званых ужинов и ритуальный обед. Калжа – угощение, сопровождаемое специальным обрядом. Для него у роженицы собирались ее молодые родственницы, подружки-сверстницы и повитуха. Гостьи приносили молодой маме угощение и подарки. А счастливая семья резала молодую овцу, но готовила к столу только некоторые ее части: правый окорок, печенку, курдюк, хребет и шею. Остальное нужно было сжечь в течение первых трех дней после родов. Отварной бараньей шее отводилась главная роль. Каждая участница трапезы по очереди – начиная с молодой мамы и заканчивая киндик шеше (женщиной, принявшей роды) – откусывала кусок мяса, оставляя в итоге начисто обглоданные позвонки. Делалось это для того, чтобы ребенок был так же красив, как очищенные от мяса косточки. Затем позвонки насаживали на палочку или стебель камыша, заворачивали в лоскут белой ткани и вешали на спинку колыбели – оберег гарантировал, что скоро малыш будет уверенно держать головку. Помимо магической составляющей обряд явно имел рациональную основу: ягнятина и свежий бульон помогали роженице быстро восстановить силы.
Затем молодые женщины и девушки собирались в юрте новоиспеченной родительницы несколько вечеров подряд и расходились лишь поздно ночью. Пели песни, играли, пили чай и желали счастливой жизни маме и младенцу.
Примерно через неделю после родов мамаша ждала в гости уже родственниц и соседок пожилого возраста. Опытные дамы купали малыша в подсоленной воде, в которую предварительно опускали серебряные монеты. Самой уважаемой гостье предстояло затем подготовить колыбель и уложить в нее ребенка. В изголовье клали зеркало и расческу, чтобы лицо было светлым, а к колыбели привязывали обереги – волчьи когти, перья филина, например. Но самой главной защитой от порчи злыми духами у тюркских народов считался выкуп младенца у «колыбельных дам». Обычно с этой задачей справлялась бабушка новорожденного. По случаю же удачной «сделки» собравшимся, конечно же, полагался и чай, и баранина. А по окончанию обряда всех участниц одаривали платками, деньгами или отрезами на платья.
К слову, пару метров ткани можно было получить и на сороковой день жизни ребенка. Дарили подарок той, что «выводила» малыша из первого сорокодневья: купала его, стригла ему волосы, меняла рубашку. На стол в этот день обязательно ставили бешбармак (отварное мясо с лапшой).
Спустя год с небольшим родители юного создания заманивали в гости энергичную и ловкую в движениях даму. Эта подвижная жуйрик призвана была «разрезать путы». Прабабушки нынешних казахов были уверены, если не совершить такого обряда, ребенок будет плохо ходить и часто спотыкаться. Для начала малышу связывали ножки черно-белым шерстяным шнуром – ала. Затем та самая шустрая гостья разрезала ножом шнурок и приговаривала: «Будь таким же подвижным, как я!» Перерезанный шнур бросали в огонь, чтобы живость ребенка была подобна живости огня. Угощение в честь первых самостоятельных шагов было мясным. Сытные гостинцы приносила с собой и исполнительница обряда.
Главным же символом того, что малыш переходит на новый возрастной этап, становилась бляха – тана тагар. Небольшие плоские перламутровые пластинки в виде обережного украшения носили на груди женщины. Подарить малышу на счастье одну тана могла любая встречная. А родители тотчас устраивали в честь дарительницы небольшое пиршество. К слову, у алтайцев перламутровая пуговица на одежде ребенка тоже призвана была защитить от сглаза и обеспечить долголетие.
Мальчики давали повод родне и соседям собраться за общим столом еще и в день первой посадки на лошадь. Происходило это, когда сорванцу исполнялось лет шесть-семь. В его честь устраивались конные состязания, после которых мужчины расходились, оставались только женщины да пожилой мужчина из числа старейшин аула. Выносили ребенка, отец и мать передавали его старику, а тот подсаживал дитя джигиту в седло. Всадник возил ребенка по селению, собирая подарки, среди которых могли быть детское седло, подпруга, узда, близкие родственники иной раз не скупились и на коня.