Мне посчастливилось учиться в «старой доброй» советской школе. Именно там я узнал о Габдулле Тукае. Его фамилию называли среди прочих, когда речь заходила о принципах пролетарского интернационализма в советском обществе. Советского Союза уже нет, о пролетарском интернационализме ныне тоже мало кто вспоминает, а многие ли помнят сегодня одного из основоположников татарской литературы?
Разумеется, речь не о Татарстане. На родине поэта помнят и чтут. Нынешний год, год 125-летия со дня рождения поэта, указом президента республики объявлен Годом Габдуллы Тукая.
«Такой многолюдной процессии Казань еще не знала. В день похорон Тукая во всех городских и сельских медресе были прерваны занятия. Редакции газет и журналов были завалены телеграммами соболезнования и скорби. Об этом же свидетельствует периодика Петербурга и Москвы. Особенно много места уделяет трауру по Тукаю «Мусульманская газета». Помимо телеграмм она публикует и русские стихи, посвящённые памяти великого поэта», – так описывает происходившее один из биографов поэта.
Он же продолжает: «Большой интерес к личности и творчеству Тукая начинает проявлять русская и зарубежная печать. Петербургская газета «День» публикует солидную статью о Тукае, называя его «татарским Пушкиным». Академический «Восточный сборник» помещает биографию поэта и русский перевод его стихотворений. The Russian Review («Русский журнал»), издающийся в Лондоне в 1914 г. даёт сведения о жизни и творчестве Тукая и публикует английский перевод его стихотворения «Пара лошадей». Много места уделяет памяти Тукая также турецкая пресса».
Но это было после смерти. А за двадцать семь лет до этого вряд ли нашёлся бы пророк, способный предсказать Габдулле Тукаеву (настоящая фамилия поэта) славу «татарского Пушкина».
Подкидыш
Родился Габдулла 14 (26) апреля 1886 г. в деревне Кушлавыч Казанского уезда Казанской губернии (ныне Арский район Республики Татарстан). Отец его мулла Мухамметгариф скончался, когда мальчику не исполнилось и пяти месяцев. Овдовевшую мать его выдали замуж за муллу деревни Сосна. А маленький Габдулла был отдан на воспитание соседке по Кушлавычу старушке Шарифе.
Сам поэт позже так вспоминал об этом периоде: «В семье этой старой женщины я был лишним и никому не нужным ребёнком. Такой эпизод. Зимою ночью я, босой, в одной рубашке, выхожу на двор и потом иду к двери, чтобы войти в дом. Открыть дверь в избу зимой трудно не то что ребенку, но даже взрослому человеку. Я, естественно, не могу её открыть и стою, пока ноги мои не примёрзнут ко льду. «Благодетельница» моя, рассуждая: «Небось не околеет, подкидыш!», держала меня за дверью и впускала в избу с ругательствами, когда ей заблагорассудится».
Но, что примечательно, спустя годы (а эти автобиографические заметки написаны в 1909 г.), Тукай не кипит злобой. Напротив: «Старуха эта уж померла; да благословит её Аллах!»
Прижившись у нового мужа Мамдуда, мать Габдуллы забирает маленького сына к себе.
Вот что напишет он потом в автобиографических заметках: «В эти минуты, когда я ехал на лошадях, у меня, хоть я и был ребёнком, случилось как будто какое прозрение, открылось понимание, и мне до сих пор чудится, что я помню, как я ощущал себя в просторном и прекрасном мире и видел, как передо мною на дороге переливались красками яркие лучи. /.../ Ласка отчима и то, как он дал мне к чаю белый хлеб, намазанный сотовым мёдом, и как я тогда радовался, – всё это, как краткий сон, до сих пор в моей памяти».
Счастье, однако, длилось недолго. Спустя год Мамдуда умирает, и трехлетний Габдулла остается сиротой. Отчим отсылает его в деревню Училе к деду по матери. Однако родная бабушка к тому времени уже померла, а дед взял в жены «вдову какого-то муллы с шестерыми детьми».
«В эту бедную семью со множеством ртов и поместили меня, – вспоминает в автобиографических заметках Тукай. – У неродной моей бабушки среди шестерых её голубков был я чужой галкой, и некому было меня ни утешить, когда я плакал, ни приласкать, когда хотел приласкаться, ни пожалеть и покормить-напоить, когда был голоден или хотел пить. Только и знали, что толкали меня и шпыняли».
Лишний рот
Судьба прогнала Габдуллу и из этого дома. Посадили его одному ямщику в сани и отправили в неведомый путь. А в Казани, на Сенном базаре, тот ямщик ходил в толпе и выкрикивал: «Отдаю мальчика на усыновление! Бери кому надо!» Тут-то его и взял ремесленник из Новотатарской слободы Мухамметвали.
Это был уже пятый дом, куда ступил Габдулла. Года два прожил он в этой семье... И вдруг опять оказался лишним: оба приёмных родителя враз захворали и проводили его обратно в Училе.
Родственники спровадили Габдуллу в соседнюю деревню Кырлай, в семью тамошнего крестьянина Сагди. Приёмный отец, за год до этого потерявший своего сына, относился к пасынку с любовью. Здесь Габдулла начал посещать медресе. Как вспоминал сам Тукай, учёба давалась ему легко. Вскоре ему даже поручили заниматься с отстающими.
В это же время он знакомится с татарским фольклором: песнями, сказками, легендами... Позже Тукай напишет: «именно в Кырлае впервые открылись у меня глаза на мир». Многие исследователи творчества поэта убеждены, что именно в Кырлае и начал зарождаться будущий «татарский Пушкин».
Впрочем, сам Габдулла в то время вряд ли думал о написании стихов. Будучи сыном потомственного муллы, он и сам намеревался стать муллой. Возможно, и стал бы, если бы не паралич, разбивший приемного отца. Маленький Габдулла оказывается в Уральске – у тётки по отцу Газизе и её мужа торговца Галиасгара. Они определяют мальчика в одно из трёх городских медресе, но одновременно он начинает посещать и трёхгодичный русский класс. Отлично усвоивший арабский, персидский и турецкий языки, Габдулла вскоре открывает для себя богатейший мир русской и западноевропейской литературы. До того вообще не владевший русским языком, он становится первым учеником в «русском классе».
Летом 1900 г. в жизни Габдуллы снова крутой поворот – умирает Галиасгар. Благополучие семьи разом рухнуло, и Габдулла, дабы не быть «лишним ртом», перебирается жить в медресе.
Юношеские сомнения
Хотя он и продолжает получать религиозное образование, желания стать муллой у Габдуллы к тому времени заметно поубавилось: сыграли свою роль и русский класс, и знакомство с новой татарской литературой, сложившейся в последней четверти XIX века под воздействием просветительства.
К 16 годам Габдулла стал критически относиться к тому, что преподносили в медресе. Мусульманин не должен ходить с непокрытой головой, а он вдруг снимает свой головной убор. Правоверный должен брить голову, а он отпускает длинные волосы. Ислам запрещает курить, употреблять спиртное, а он пьёт пиво, дымит папиросой. Положено пять раз совершать намаз, а он частенько пропускает молитву.
В 1900 г. Габдулла знакомится с татарским поэтом Мирхайдаром Чулпаныем. Между шестнадцатилетним юношей и пятидесятилетним поэтом устанавливается своеобразная дружба. Габдулла с удивлением отмечает, что поэт не полубог, как представлялось ему прежде. Да и стихотворения у него ничуть не хуже тех, что печатаются в книгах. Именно тогда Тукай начинает изучать аруз (классическую арабо-персидскую систему стихосложения. – Прим. ред.) и к 1902 г., по свидетельству его учителя в медресе, овладевает 10–15 размерами арабского стиха и основами стихосложения.
В том же 1902 г. Габдулла знакомится с турецким поэтом Абдал Вели – бежавшим в Россию, спасаясь от ареста за участие в движении против султана Абдуллы-Хамида II. Тот познакомил его с турецкой литературой, её историей.
И всё же решающую роль в судьбе Габдуллы как поэта сыграли не Чулпаный и не Абдал Вели, а в первую очередь Камиль Мутыгый – сын старшего преподавателя медресе, в котором учился Тукай.
Поэт
Камиль создал в медресе нечто вроде литературного кружка, выпускал стенную газету «Магариф» («Просвещение») и рукописный журнал «Эль-гаср эль-джадид» («Новый век»).
В 1906 г. «Новый век» стал печатным изданием, а редактировал его Габдулла. Но до того происходит ещё несколько существенных событий. В 1903 г. Мутыгый издает свою повесть «Счастливая Марьям». Следом выходит ещё несколько его книг. Одна из них – «Событие» – включала в себя баиты (песня-сказание эпического характера, слагается чаще всего после бытового трагического происшествия, взволновавшего народ. – Прим. ред.) некоего Минхаджетдина Гайнетдинова, обычного жителя Уральска. То обстоятельство, что героем книги стал обыкновенный человек, побудило Габдуллу самого взяться за перо.
В это время, воспользовавшись отвоёванной революцией 1905 г. «свободой печати», Камиль Мутыгый покупает типографию и приобретает право на издание газеты «Уралец». Всего за год – с 1906 по 1907 г. Тукай написал около 50 стихотворений, одну поэму, а также свыше 40 статей и фельетонов, начинает издавать газету «Фикер» («Мысль»), редактировать сатирический иллюстрированный журнал «Уклар» («Стрелы»)!
В эту же пору создана им и поэма-сказка «Шурале». Если пушкинская поэма «Руслан и Людмила» знаменовала собой начало новой русской поэзии, то «Шурале» сыграла аналогичную роль в поэзии татарской. Она стала темой для пьес, балета и песен, в ней черпали вдохновение целые поколения татарских скульпторов и художников.
Осенью 1907 г. он переезжает в столицу губернии. В Казани Тукай начинает сотрудничать в газете «Эль-ислах» («Реформа») и в журнале «Яшен» («Молния»). В это время из множества идейно-творческих задач Тукай выделяет для себя в качестве главных две: возвысить значение устного народного творчества и создать новую литературу для детей. В Казани он выпустил более тридцати книг.
Именно на казанский период приходится расцвет поэзии Тукая. Издатели соперничали за право печатать его новые произведения. В либеральной газете «Юлдуз» («Звезда») впервые печатаются остросоциальные стихи Тукая «Светлой памяти Хусаина» и «Осенние ветры». Впрочем, не всё было так безоблачно. Некоторые биографы утверждают, что чуть ли не каждый поэтический сборник Тукая подвергался аресту. Однако при этом царская власть поэта никогда не преследовала и не ссылала. Летом 1912 г. он со своим другом Ф. Амирханом выпускает новый литературно-художественный журнал «Анг» («Сознание»). В первом номере «Анг» Тукай пишет:
Друзья, как бы ни было там, – навеки развеялась тьма.
За дело! Нам ясность нужна: глаз ясность и ясность ума.
В начале 1913 г. здоровье Тукая резко ухудшилось – туберкулёз. Однако он не перестает писать. Снова и снова обращается в своих стихах к Льву Толстому, воспевает заслуги учёного и мыслителя Шигабутдина Марджани. В поэтическом переводе коранической суры «Наср» Тукай выражает своё преклонение перед Всевышним и искреннюю приверженность исламу. Поэт как бы подвёл итог своему творчеству, высказал свои заветные мысли.
«Такого Казань ещё не видела. Хмурым, пасмурным утром 4 апреля 1913 г. у Клячкинской больницы, в переулке, выходящем на центральную улицу города – Проломную, начал собираться народ. К двенадцати весь квартал был затоплен морем голов – в шляпах, кепках, фуражках, в малахаях, круглых ватных шапках без ушей – татарках, в шляпках с перьями, в платках, тюбетейках, а то и вовсе ничем не покрытых.
– Кого хоронят?
– Татары своего поэта.
– Как звать?
– Тукаев, кажется.
– Пожилой?
– Какое там! Говорят, и тридцати нет». (И.З. Нуруллин «Тукай».)