В прошлом номере «АН» начали рассказ о неизвестных страницах столыпинской реформы, которая должна была привести к победе над голодом в царской России. Но привела в итоге к революции и краху самодержавия. Сегодня продолжение рассказа.
Все повторяется!
«Коронная речь» Столыпина на заседании II Думы стала прелюдией государственного переворота 3 июня 1907 г., когда было объявлено о роспуске этой Думы и одновременно о новом Избирательном законе.
Произошедшее 3 июня 1907 г. считалось переворотом хотя бы потому, что ни один новый закон не мог быть принят без согласия Государственной Думы.
Новый Избирательный закон резко изменил выборные возможности простого народа, которых ему удалось добиться в ходе Первой русской революции. В итоге III (1.11.1907 – 9.6.1912) и IV (15.11.1912 – 6.10.1917) Думы превратились из крестьянских и «левых» в господские и «правые». То есть прежде всего в помещичьи, а помещики, понятное дело, своими землями ни с кем делиться не собирались. Поэтому пламя революции 1905–1907 гг., почти потушенное обещаниями решительных перемен, опять засверкало искрами. Новый, еще более мощный и уже непобедимый, революционный пожар случился в феврале 1917 г. и уже в октябре лишил бывших господ всего! Жадность сгубила российских помещиков.
Для власть имущих главным было не спасение народа от голода, а собственное благополучие. Это и сообщил Столыпин депутатам III Думы 16 ноября 1907 г., указав, что основной задачей намеченной им земельной реформы являются не изменения в интересах большинства крестьян, а продолжение борьбы иными средствами с революционными настроениями масс.
Случившееся 9 января 1905 г. Кровавое воскресенье убило пулями группу крестьян.
А Указ 9 ноября 1906 г. потенциально одним махом убивал все крестьянство как класс, превращая его в обездоленных батраков, т.е. в сельский пролетариат. Царский Манифест 1861 г. стал первым обманом, а Указ 1906 г. – вторым обманом крестьян. Это уже не могло не закончиться новой революцией. Третьего обмана крестьяне допустить не могли!
Как же все повторяется! То, что мы наблюдаем теперь при Путине и его «партии власти», уже было в дни Столыпина. Так, например, перед новыми выборами в Госдуму «черносотенец» Меньшиков призывал: «К представительству должны приглашаться только люди государственного единодушия: одной государственной партии, а не всех бесчисленных, какие могут сложиться». Продолжая критиковать столыпинское правительство, Меньшиков отмечал, что «страшным свойством теперешней государственности» является то, что «она не достигает своих целей. При всей колоссальности средств, десятой части которых не знала древность, при миллиардных бюджетах и миллиардных долгах, истраченных бесследно, государственность наша ставит древние задачи, но уже не умеет решить их».
Баловни Фортуны
Очень напоминают сегодняшний день и другие откровения Меньшикова. Он рисует картину восхождения Столыпина, подчеркивая, что Столыпину долго сопутствовало удачное стечение обстоятельств. Он из простых саратовских губернаторов, не проявив себя ни одним достойным истории делом, попал вдруг сразу в министры внутренних дел, а через 2,5 месяца – в председатели Совета министров (ну точно, как Путин!). Удача (поначалу!) сопутствовала Столыпину чуть ли не на каждом шагу. Даже гроза первой революции прошла буквально рядом с его головой. При покушении на дом Столыпина 12 августа 1906 г. погибло и было ранено много людей, но сам хозяин дома не пострадал. Однако… Как Столыпину везло «ни с чего», так и в один день «ни с чего» отвернулась от него его удача.
Возвращаясь в наши дни, понимаешь, какая удача выпала на долю нынешних деятелей в виде долларового дождя, благодаря невиданному росту цен на газ и нефть, которыми природа сверхщедро одарила Россию. Ни о чем подобном их предшественники – Горбачев и Ельцин – не могли даже мечтать. Напротив, в их времена цены на энергоносители «преднамеренно упали» до ненормального уровня. И отличавшийся своей несостоятельностью Горбачев, как и не хватавший звезд с неба Ельцин в полной мере получили свою долю потрясений за бездарное нахождение у руля сверхдержавы, доведя ее до катастрофы…
Читающий газеты и книги киноактер и режиссер Никита Михалков (кстати, взывающий ко всем молиться, чтобы Бог дал нам нового Столыпина) может не знать того приговора, который содержится в сугубо православной газете «Новое время» за 8 марта 1911 года. Между тем там черным по белому написано, что Столыпин «не в состоянии стать хозяином положения… В составе правительства невольно ищешь появления действительно большого человека, того главного артиста власти, на котором обыкновенно держится вся труппа. П.А. Столыпин при всех достоинствах – не премьер в этом сценическом смысле».
Не менее основательно прикладывала Столыпина и кадетская газета «Речь» за 7 марта 1911 г.: «От возможного крушения наш премьер ускользал до сих пор, передвигаясь вправо и подхватывая тот лозунг, которым пробовали воспользоваться против него». Однако «эта игра, как ни была она искусна, не могла продолжаться бесконечно… Вправо поворачивать дальше некуда…» (Такое впечатление, что эта картина списана с натуры Горбачева!) А 9 марта та же «Речь» перепечатала выводы немецкой газеты Volkische Zeitung: «Столыпин подавил революцию… Он сделал все для подавления минувшей революции, но очень мало для предотвращения революции будущей». И как после всего этого язык поворачивается у «разных Сванидзе» говорить, что в революции виноват Ленин?! Впрочем, Наум Коржавин, написавший «Какая сука разбудила Ленина?», прав в том, что революция в Октябре 1917 г. без Ленина могла и не победить. Что ж, не победила бы эта – победила бы другая!
Столыпин в глазах «своих» и «чужих»
Сейчас, когда о Столыпине распространено столько душещипательных сказок как о «великом рыцаре России» начала XX века, трудно даже поверить, что в действительности он был крайним националистом, прославившимся, например, притеснением евреев. Он довел и без того нищую страну до такого голода, что смертность превысила рождаемость.
Столыпин умел говорить захватывающе и красиво. Чаще всего вспоминают, как 10 мая 1907 г. он произнес в адрес революционно настроенных сил исторические слова: «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия». Однако, к сожалению, Столыпин не осознавал, что из болота многовековой и жуткой отсталости, в котором оказалась Россия, невозможно было вырваться без великих потрясений. И ни одной сверхдержаве в мире стать великой без великих потрясений не удавалось!
Указ о земле от 9 ноября 1906 г. был главным делом жизни Столыпина. В «Особом секретном журнале» Совета министров Российской империи 13 июня 1907 г. написано: «Крепкое, проникнутое идеей собственности, богатое крестьянство служит везде лучшим оплотом порядка и спокойствия; и если бы правительству удалось проведением в жизнь своих землеустроительных мероприятий достигнуть этой цели, то мечтам о государственном и социалистическом перевороте в России раз и навсегда был бы положен конец… Но столь же несчастливы были бы по огромной важности своей последствия неудачи этой попытки правительства осуществить на сотнях тысяч десятин принятые им начала землеустройства. Такая неудача на многие годы дискредитировала бы, а может быть, и окончательно похоронила бы все землеустроительные начинания правительства, являющиеся ныне, можно сказать, центром и как бы осью всей нашей внутренней политики. Неуспех вызвал бы всеобщее ликование в лагере социалистов и революционеров и страшно поднял бы престиж их в глазах крестьян».
И наоборот, успех – как убеждены многие исследователи и политики (в том числе и Ленин) – означал бы победу затяжного «прусского пути» развития капитализма в сельском хозяйстве и привел бы к коренному изменению соотношения классовых сил в стране. И прежде всего к изменению настроений и взглядов крестьянства. Это подтверждает даже один из лидеров «правых», отъявленный националист и, кстати, богатейший помещик Подольской губернии П.Н. Балашов, который в июне 1906 г. обратился к царю с такими словами: «Дайте, государь, крестьянам их земли в полную собственность, наделите их новой землей из государственных имуществ и из частных владений на основании полюбовной частной сделки, усильте переселение, удешевите кредит, а главное – повелите приступить немедленно к разверстанию земли между новыми полными ее собственниками, и тогда дело настолько займет крестьян и удовлетворит главную их потребность и желание, что они сами откажутся от общения с революционной партией». Пожалуй, эти слова должны спустить с небес на землю тех, кто до сих пор живет иллюзиями, что революцию якобы благополучной, процветающей Руси навязали «проклятые большевики со своим Лениным и его верным учеником Сталиным».
«Октябрист» С.И. Шидловский передает настроения народа еще короче и определеннее: «Среди крестьян популярна мысль об экспроприации частновладельческих земель без выкупа».
Газеты всегда правы
Трезвые умы осознавали, к чему ведет политика Столыпина. Об этом свидетельствует газета кадетов «Речь» за 6 декабря 1910 г.: «Пять лет спустя после Манифеста 17 октября 1905 г. мы очутились перед картиной, близко напоминавшей дооктябрьские времена». К этому же заключению приходил и председатель Постоянного совета объединенных дворянских обществ А.А. Бобринский, который в первые дни декабря 1910 г. написал: «Дворянство вновь готовится бороться с «иллюминациями» (сожжение восставшими крестьянами имений своих помещиков. – НАД). По-видимому, зачинается заря второй революции». Еще раньше (осенью 1907 г.) бывший народоволец Лев Тихомиров, ставший деятелем правого толка, предупреждал: «Если государственная власть не исполняет того, что вызывается потребностями жизни, она за это наказывается революционным движением». И как в воду глядел – уже через три с небольшим года публицистическая «звезда» помещичьей партии «октябристов» А.В. Бобрищев-Пушкин (по прозвищу Громобой) в газете «Голос Москвы» за 5 января 1911 г. в статье «Последние иллюзии» вынужден был согласиться, что «неизбежным последствием» бездействия власти «будут новые брожения – глухие подземные удары уже доносятся и скоро всколеблют почву».
В ответ на растущее народное недовольство Столыпин предпринимает новые беззакония. Даже «октябрист» Шидловский в феврале 1911 г. заявляет, что Столыпин превратил правительство в «министерство полиции», в котором вместо Закона царит «усмотрение». Журналист «черносотенной» газеты «Новое время» Меньшиков, указывая на «слишком очевидную неуспешность нашей государственной работы» и на то, что телега Российской империи начинает разваливаться, открыто ставит вопрос: «Может быть, это отчасти вина неопытного возницы в лице молодого нашего премьер-министра?»
Идеолог разрушения общины
…О важности Указа 9 ноября 1906 г. для «верхов» свидетельствуют откровения графа В.А. Бобринского в III Думе: «Указ этот был срочно нужен, крестьянство заметалось, оно потеряло голову, и его охватили волнения, отчаяние и растерянность, народ пошел за врагами Отечества, и было одно время опасение, что Россия гибнет. Необходимо было найти выход, и найти его спешно и немедленно…» И правительство Столыпина нашло его, «а потому мы заявляем, что не было закона более важного, более спешного, чем Указ 9 ноября».
Одним из главных положений этого Указа, напомню, было право свободного выхода крестьянина из общины с бесплатной (с 1907 г.) передачей ему в собственность того земельного надела, который был закреплен за ним в общине. Столыпин стремился к этому, желая скорейшего разрушения общины, потому что, как говорил тот же оратор и единомышленник Столыпина граф Бобринский: община «служит необходимым элементом для обострения классовой борьбы».
Справедливо называя Столыпина идеологом разрушения общины, неправильно, однако, говорить, что Столыпин был оголтелым ее разрушителем. Напротив, Столыпин хотя и призывал действовать быстро и решительно, но призывал опираться не на насильственный, а на добровольный выход крестьян из общины. Сейчас трудно сказать: было ли так на деле, но на словах Столыпин точно придерживался вот каких взглядов: «Единственным противовесом общинному началу является единоличная собственность. Она же служит залогом порядка, так как мелкий собственник представляет из себя ту ячейку, на которой покоится устойчивый порядок в государстве. …Если бы дать возможность трудолюбивому землеробу получить сначала временно, в виде искуса, а затем закрепить за ним отдельный земельный участок, вырезанный из государственных земель или из земельного фонда Крестьянского банка (Запомните эти слова! – НАД), то наряду с общиною, где она жизненна, появился бы самостоятельный, зажиточный поселянин, устойчивый представитель земли. Такой тип уже родился в западных губерниях…»
Со временем Столыпин высказался на этот счет еще более определенно: «Необходимо дать возможность способному трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тех тисков, от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность закрепить за собой плоды трудов своих и предоставить их в неотъемлемую собственность. Пусть собственность эта будет общая там, где община еще не отжила, пусть она будет подворная там, где община уже нежизненна…» Столыпин считал, что община обязательно должна отмереть повсеместно. Вместе с тем Столыпин готов был пойти (на какое-то время!) на общинную форму земледелия и землевладения, пойти на нее до тех пор, пока не отживут настроения жить общиной или, как теперь говорят, «колхозом».
Значит, нельзя говорить, что Столыпин был слепой и совсем не понимал роль общины. Нет, он уважал право крестьян на своеобразные «столыпинские колхозы». Однако в то же время верил, что они непременно должны изжить себя. Так было на словах. На деле же, в конечном счете, Столыпин изменил этим словам, потому что однозначно и губительно уверовал в необходимость и неизбежность перехода от общины к хуторскому и фермерскому ведению сельского хозяйства повсюду. То есть даже там, где обычаи общинного земледелия (например, среди крестьян центральных губерний) были также естественны, как, скажем, среди прибалтийских крестьян – хуторские формы хозяйства. Между тем крестьян, стоявших за общину, оказалось большинство!
Это одна из тех главных ошибок, которые в итоге похоронили Столыпина: сперва как политика, а потом и физически – убитого пулей от имени недовольных его политикой… Впрочем, со временем и сам Столыпин разочаровался в своих реформах.
Монаршая любовь
Даже жена Николая II императрица Александра Федоровна, поначалу обожавшая слушать красивые речи Петра Аркадьевича Столыпина, совсем разочаровалась в нем, когда тот от слов так и не сумел перейти к делу. Вот что уже через месяц после убийства Столыпина говорила она Коковцову, назначенному вместо убитого: «Мне кажется, что вы очень чтите его память и придаете слишком много значения его деятельности и личности… Не надо так жалеть тех, кого не стало… Каждый исполняет свою роль и свое назначение, и если кого нет среди нас, то это потому, что он уже окончил свою роль и должен был стушеваться, так как ему нечего было больше исполнять. Вы не должны стараться слепо продолжать то, что делал ваш предшественник… Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить вам место, и что это для блага России». Вот такой приговор вынесла последняя российская царица, которую после расстрела большевиками ее семьи наши современники записали в число «святых»…
Впрочем, то, что он политический банкрот и даже политический самоубийца, вполне понимал и сам Столыпин. Незадолго до порешившей его пули он признался Коковцову: «Я отлично знаю, что до меня добираются со всех сторон, я здесь ненадолго». Это подтверждает в своих наблюдениях и бывший столыпинский союзник Шидловский: «Он продолжал оставаться главой правительства, исполнять свои обязанности, но политически он являлся конченым человеком, долженствующим в ближайшем будущем сойти со сцены».
К подготовке унизительной отставки Столыпина приложил руку и главный душеприказчик царя и особенно царицы Григорий Ефимович Новых, известный как Распутин, который, судя по всему, видел в Столыпине если не соперника, то уж точно часто говорящую, мало делающую и много путающуюся под ногами личность. Распутин познакомился с царем в 1905-м и уже к 1911-му набрал такой вес, что имел право заявлять, дескать, скоро Столыпина отправят наместником на Кавказ, а то и в послы, чтобы не надоедал царю своими несбыточными, но убыточными инициативами. Разумеется, эти распутинские заявления не могли не доходить до Столыпина.
Колхоз – дело добровольное
Что Столыпин да и теперешние его последователи ошиблись, свидетельствуют сегодняшние земледельцы, которым дана свобода выбора: завести фермерское хозяйство или продолжить колхозные традиции. Кое-кто сейчас впадает в шок, говоря: «Россия, ты сошла с ума?!» Тем не менее при свободе выбора подавляющее число наших земледельцев выбирают сегодня «ненавистную коллективизацию». Выбирают к удивлению и раздражению кабинетных теоретиков, считающих, что фермерство – единственная эффективная форма сельского хозяйства.
Если бы Столыпин не только на словах, но и на деле пошел на то, что с опозданием в 10 лет пыталась сделать Февральская революция 1917 г., то, скорее всего, и октябрьского переворота не было. Столыпин и сам понимал это, выступая в Государственной Думе 5 декабря 1908 г.: «Насколько нужен для переустройства нашего царства, переустройства его на крепких монархических устоях, – крепкий личный собственник, насколько он является преградой для развития революционного движения, – видно из трудов последнего съезда социалистов-революционеров, бывшего в Лондоне в сентябре настоящего года. Вот то, между прочим, что он постановил: «Правительство, подавив попытку открытого восстания и захвата земель в деревне, поставило себе целью распылить крестьянство усиленным насаждением личной частной собственности или хуторским хозяйством. Всякий успех правительства в этом направлении наносит ущерб делу революции».
Да, Столыпин понимал, что надо делать, но всячески оттягивал и урезал размах дела, потому что еще в большей мере, чем понимал, не хотел расставаться с любимым помещичьим прошлым в пользу нелюбимого буржуазно-демократического будущего. Поэтому ждать от него, русского до мозга костей помещика, разрушения помещичьего землевладения было просто невозможно! Не случайно главный помещик России царь Николай II сделал Столыпина своим главным защитником от буржуазно-демократической бури Первой русской революции. И Столыпин повел дело к разрушению общины, стараясь при этом сохранить незыблемость помещичьей собственности, словно одно не мешает другому…
В итоге, вместо того чтобы избавить страну от очагов революционных настроений, Столыпин своим оттягиванием решительных перемен в земельном вопросе разжег пожар по всей России. Об этом свидетельствуют две подряд революции 1917 г. и Гражданская война 1918-22 гг., в которой, несмотря на прямую помощь самых сильных и до зубов вооруженных государств мира, победу одержал раздетый, голодный и почти необеспеченный в военном отношении народ.
Известно крылатое выражение Столыпина, прозвучавшее в сентябре 1909 г., когда даже у него самого наметилось отчаяние от заходивших в тупик реформ: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Странно было слышать от человека, который уже сам в себя не верил, что если 20 лет ему никто не будет мешать, то он обеспечит России процветание. Такое может хотеть только наивный ребенок, который не желает знать, что нельзя жить в обществе и быть свободным от общества. Точнее, нельзя сделать так, чтобы все общество треть своей жизни посвятило только тебе, твоим представлениям и указаниям, как надо жить… А если в итоге получится не так, как обещалось, то в оправдание всегда можно сказать: «Вы же сами согласились на этот эксперимент».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ