В начале июля в столице Карелии сложно было устроиться в гостиницу. Петрозаводск оккупировали этнологи и антропологи со всей страны. Более 600 ученых и примкнувших к ним разномастных специалистов съехались на IX Всероссийский конгресс в надежде поделиться добытыми за последние два года знаниями. А так как знания эти непосредственно связаны с изучением жизни народов России, то за ходом мыслей научного сообщества пристально наблюдал корреспондент «НА».
Раздвоение сознания
Впервые за время проведения конгрессов – а это был уже девятый по счету – весьма широкого обсуждения удостоились народные искусство и традиции. Наконец-то много и подробно говорили о культуре и сохранении самого большого в России этноса – русских. Доложили об исследовании такой российской проблемы, как воровство. Выяснилось, что в народном сознании совершенно по-разному относились (и продолжают относиться) к краже честно нажитого и несправедливо доставшегося богатства. В первом случае не грех и пришибить воришку, а во втором – люди лишь благосклонно посмеиваются над ловкостью пройдохи.
Что и как презентовать в музеях, чтобы публике не было мучительно скучно созерцать наше этнокультурное наследие? С одной стороны, ученые, конечно, понимают, что публике должно быть интересно, но с другой – душа-то рвется в научные дебри, понятные узкому кругу избранных. Словом, сплошное раздвоение научного сознания.
Отчасти само страдая этим недугом, ученое сообщество, тем не менее, отважно пытается бороться с раздвоением идентичности сограждан. Весьма жарко обсуждались изыскания в области коллективной и индивидуальной самоидентификации россиян. До недавнего времени для научных кругов было загадкой то, что для обычных жителей страны давно стало нормой. Как люди ощущают свою принадлежность к малой родине, местным традициям и одновременно остаются преданными и любящими гражданами России в целом? А смешанные браки? Аномалией с академической точки зрения полагали утверждение, что у человека два родных языка. Считалось, что такого быть не может. Но ведь есть! Теперь это наконец официально признали и наши ученые.
Очкарики выходят из башни
Жаркие интеллектуальные баталии разгорелись у исследователей на почве самоанализа. Кто мы – этнологи, фольклористы, историки, антропологи – на самом деле? Где наше место? Каковы наши реальные взаимоотношения с внешним миром? Какие формы реализации труда ученых существуют в нынешней жизни? Оказалось, монография уже больше не главный результат научного труда. Емкая, короткая, а главное – актуальная статья в Интернете порой действеннее, чем толстая книга. Во-первых, потому что тираж фолианта редко бывает больше 500 экземпляров, а во-вторых, текст еще и проваляется в издательстве пару лет, ожидая своей очереди на печать.
Радует, что антропологи научились смотреть на себя с улыбкой. «Профессор» как социально-культурный миф», «Человек в очках и в шляпе», «Кабинет умер, да здравствует кабинет!» – вот так нынче звучат темы научных докладов. А чего стоит «Черепаха всегда приходит первой» – это о скорости потоков информации в академической среде!
– Жизнь ставит наше профессиональное сообщество перед фактом овладения новыми формами коммуникации. Российским ученым пора определиться с такими важными вещами, как например, взаимоотношение науки и политики, – считает академик В.А. Тишков, директор Института этнологии и антропологии им. Миклухо-Маклая РАН. – Как мы себя позиционируем в отношении нынешней бюрократии? Сегодня ученый в нашей области не может быть отстраненным от общества – сидеть в башне из слоновой кости и заниматься «чистой наукой». Необходимо возвращать знания тем, о ком эти знания собраны.
Кодекс чести
Основные моменты такого щедрого к нам – обычным людям – научного поведения предполагается закрепить уже на следующем конгрессе в Москве в 2013 г. в некоем профессиональном этическом кодексе. При первом знакомстве эти правила напоминают клятву врачей «не навреди». Изучая народ, ученый не должен принести вред тому, кого изучает. Получая какое-то знание, делая полезные выводы, анализируя ситуацию, он должен вернуть это знание в переработанном виде тем, у кого оно было взято: будь то фольклор, записанный у бабушек в далекой деревне, социологический опрос в школе или интервью политика.
– Неправильно, когда исследователь, получив все, что ему было нужно, потом просто пропадает из жизни своих информаторов, ничего не давая взамен, – продолжает В.А. Тишков. – Мы не должны вести себя как пресловутые политологи, которые никогда не возвращают свои знания тем, кого они исследуют.
В новейшей истории полно фактов, когда этнографические знания становились источником возрождения культуры целых народов. Например, знаменитый ныне на всю Камчатку ительменский праздник Алхалалалай был возрожден в ХХI веке аборигенами полуострова благодаря подробнейшим записям, сделанным в XVIII веке исследователем Степаном Петровичем Крашенинниковым. В Карелии многое связано с легендарным карело-финским эпосом «Калевала», даже крупнейший местный мультисервисный оператор связи именует себя «сампо»: по аналогии с одним из магических предметов древнего поэтического сказания – мельницей, источающей счастье, благополучие и изобилие. А ведь «Калевала» не канула в Лету только благодаря записям ученого – почетного академика Российской академии наук Элиаса Леннрота.
Ближе к практике
Российские этнологи выходят из самоизоляции. Об этом говорит и тот факт, что на нынешнем конгрессе впервые отдельно обсуждалась вполне себе прикладная тема: роль науки и права в разработке «стратегий защиты» коренных малочисленных народов России. Именно здесь наблюдалась наибольшая концентрация «непрофильных» участников научного конгресса. Поспорить в этом с ними могли лишь семинары, где речь шла о народной медицине и психологии.
Еще со времен фашистской Германии ученые всего мира с большой опаской относятся к изучению расовых различий. Они согласны, что разные этносы ведут себя в одних и тех же ситуациях по-разному, однако склонны связывать это не с психологическими и иными особенностями народов, а с традициями воспитания, системой ценностей, которые и влияют в результате на поведение людей той или иной национальности.
– Я не сторонник того, что у каждого народа есть своя национальная психология или характер, но то, что у этносов есть свои, в том числе психологические особенности – бесспорно. И это все больше интересует не только антропологов, но и психологов, культурологов, генетиков и даже экономистов, – резюмирует Тишков. – Есть бизнес-антропология, когда в маркетинге учитываются предпочтения того или иного народа начиная от расцветок тканей для одежды и пищевых приоритетов до особенностей поведения при ведении бизнеса, манере переговоров и заканчивая, например, отношением к деньгам и прибыли.
С тем, что все мы – представители единого вида, сложно не согласиться. Однако лекарства, оказывается, по-разному влияют на людей разных генетических групп, читай – этнических общностей. Да и алкоголь воздействует на представителей разных народов весьма неодинаково. Об этом и многом другом с большим количеством цифр и специальных терминов говорилось на конгрессе в Петрозаводске. Причем не только в университетских аудиториях, но и во время неспешных вечерних прогулок по набережной Онежского озера. Стайки взволнованных общением антропологов на фоне белых ночей лишний раз иллюстрировали разнообразие России, где на просторах огромной страны в десяти часовых и четырех климатических поясах вперемешку живут россияне, принадлежащие не то что к разным народам, но порой и к разным расам. И как же было бы всем нам полезно, чтобы научные знания такой на первый взгляд отстраненной от жизни науки, как антропология, побыстрее перекочевывали в арсенал отечественных практиков.