Я очень хорошо помню этот день. Олимпийская Москва была настолько непохожа на привычную, что ждать какого-то нехорошего подвоха даже не приходило в голову. Полупустой город-праздник! Я был студентом, работал в Олимпийской деревне и, воспользовавшись небольшой передышкой, смотрел с ребятами только что вышедшие на экран «Маленькие трагедии». Именно в этот момент прибежал взбудораженный однокурсник и всего двумя словами перевернул наш мир: «Высоцкий умер»…
Если в СССР и был какой-то стимул для производства бытовых магнитофонов, то его, по-моему, создавал не столько спрос любителей музыки, сколько почитателей Владимира Высоцкого. Сколько помню себя в детстве, столько помню крутящиеся катушки и ужасающего от десятков (если не сотен) переписываний качества чудесный и чарующий своей энергетикой рокочущий хрип его песен. Дома, у друзей, в гостях, на природе, куда добропорядочные советские граждане выезжали семьями на грузовиках или автобусах от работы (скромные «корпоративы» того времени). И если бы не Высоцкий, производство дешевых гитар в СССР тоже, наверное, можно было бы смело свести до уровня одного небольшого цеха где-нибудь на скрипичной фабрике.
Высоцкий не лез «в политику», не осуждал публично ввод наших войск в Чехословакию или в Афганистан, не забирался на трибуны и не призывал к изменению общественно-политического строя неконституционными (да и конституционными тоже) методами. Но даже в кино мы все видели, когда его герой говорит слова по сценарию, а когда от себя лично. «Вор должен сидеть в тюрьме!» - яростно брошенное Жегловым всей стране с экрана телевизора настолько выжжено в наших сердцах, что даже сейчас эту божью заповедь мы воспринимаем, как просто забытое, но безусловное Правило жизни, которым пожертвовали на время, ради каких-то высших государственных интересов.
В те времена мы в силу своей молодости не воспринимали Высоцкого как певца, и тем более поэта, а слово «бард» (которое, на мой взгляд, едва ли употребимо в его отношении) еще не вошло в наш лексикон. Высоцкий для нас был один, и даже его хриплый голос был совершенно к месту и даже обязателен в его песнях. Шуточных, трагических, героических, комических…
Мы жили в мире, где были прекрасные официальные певцы, поэты-члены Союза писателей (и нередко тоже очень хорошие). Где наши черно-белые или условно цветные экраны заполняли эстрадные артисты и артисты кино, которых мы искренне любили и любим до сих пор. Но параллельно в нашей жизни вдруг вспыхивали искры, как крупицы золота в горной породе, то в фольклоре, то на мутных перепечатанных страничках самиздата, то на пластмассовых магнитофонных катушках, оброненные настоящими талантами. Которые не гнались за государственными премиями, не разменивались на официальное признание, казенные дачи, «Волги», не руководствовались принципами социалистического реализма. Того самого, который, кстати, теперь неожиданно нашел новое воплощение в бесконечно штампуемых на ТВ по госзаказу и на бюджетные деньги сериалах про «ментов», спецслужбы, армию, солдат, студентов не таких, какие они есть, а какими должны быть при развитом государственном капитализме с российской спецификой.
Однажды, году в 82-м, мы, тогда еще студенты журфака, малой компанией пришли на могилу Володи Высоцкого и, оставив ему очень скромный букетик, привычно уединились в сторонке у ограды, где на тесно заполненном Ваганьковским кладбище было скамеечка у могилы с простой надписью: «Режиссер Петров». Помню, как Мишка Бекетов, отдав должное Высоцкому, как песеннику, сказал, что он все-таки предпочитает поэзию. И как вдруг взвился обычно спокойный и предельно доброжелательный Олег Казанцев, сам пишущий очень неплохие стихи:
- Кто не поэт, Высоцкий не поэт?! - От ярости он просто потерял дар речи. Мы видели его таким впервые.
- Ну, он ведь под музыку... И шуточных много, и блатняка…
- Шуточных? Под музыку? Блатняка?!
И Олег начал громко и четко читать хорошо известные нам песни Высоцкого, так, как читают свои стихи поэты. Читал хорошо, долго, одно за другим, а мы потрясенно молчали, совершенно уничтоженные мыслью, как мало мы до сих пор понимали в Высоцком, песни которого часами были готовы бренчать на гитарах, не видя всей глубины их истинной поэзии.
Со временем Высоцкого отлакировали и попытались встроить в нашу новую действительность. Это ведь не так сложно – отобрать среди сотен и сотен его популярных песен те, которые играют на текущую политику. Но в том-то и дело, что воспринимать Высоцкого надо целиком. Не только «патриотическими», «военными» и «альпинистскими» циклами, но и вместе с его ранними «блатными» («Свой первый срок я выдержать не смог»), и бесшабашно-анархистскими («Как во тихой волости, злой чужой губернии», «Сидели, пили вразнобой»), и шуточными («Ой, где был я вчера - не найду, хоть убей») , и песнями-шаржами и бесконечно глубокими песнями-стихами, нисколько не утратившими своей актуальности и сегодня.
Эх, как бы хотелось, чтобы Володя мог увидеть мир, в котором мы живем сейчас! Хотя бы для того, чтобы сверить с его безошибочным, как камертон, восприятием правды и справедливости свои противоречивые чувства и мысли.
На 100% уверен, что сегодня все каналы ТВ будут заполнены фильмами с Высоцким, фильмами о Высоцком, воспоминаниями людей близко или не очень близко его знавших, его песнями. Также уверен, что уже завтра, отработав «дату», Высоцкого с телеэкранов уберут до следующего подходящего случая.
Но спасибо и на этом!
Мир праху твоему, Владимир Семенович! Мы тебя помним и любим.