Кабацкие университеты
В.М.: «Аргументы неделi» посвятили много материалов истории становления вокально-инструментального движения в Москве и Питере. А где ты был в это время?
Ю.Л.: У меня другая история. Никаким вокально-инструментальным жанром я не занимался. Я увлекался джазом.
В.М.: Я имею в виду, где ты жил?
Ю.Л.: До 1977 года в Алма-Ате. Правда, в 73-74м меня в Алма-Ате не было, в армию уходил. А потом проходил «кабацкую школу», и очень серьезную. Меня звали Певец городских трущоб. Знал 1100 песен и был на очень хорошем счету.
В.М.: Но какая-то ВИА-информация в Алма-Ату попадала?
Ю.Л.: Меня больше интересовала кабацкая информация, потому что мне приходилось ее петь. Знаешь, как плохо, когда не знаешь нужной песни и лишаешься «парнаса» (Парнас - гора в Греции - место обитания Аполлона и его муз. Музыканты так называли «концерт по заявкам» в ресторане, главный источник заработка сверх гонорара. - Прим. ред.). Я постоянно мотался по Алма-Ате и собирал песни для кабака. Это была моя основная работа.
В.М.: Как ты сумел выйти из ресторана, сохранив свое лицо? Ресторанные музыканты, как правило, мимикрируют.
Ю.Л.: Пришел ко мне такой человек - Витя Назаров и говорит: «Скажи, чего ты хочешь в жизни?» Я говорю: «Славы, всемирных гастролей, баб и денег». Он: «Хорошо, что ты меня встретил. Поедем в Тургайскую филармонию».
Ю.В.: Там что, ВИА был?
Ю.Л.: Да, вокально-инструментальный ансамбль Тургайской филармонии. Жуткие места. Очень своеобразная область - степь да степь кругом, и такая казахская. Тоска. Но была еще одна причина, по которой я ушел из кабака. Я понял, что должен каждое утро опохмеляться. И я спросил себя: «Это единственное, чем я хочу заниматься в жизни?» Вот и решил начать все с чистого листа.
Ю.В.: Там платили нормально?
Ю.Л.: Да ничего там не платили. Концертная ставка - 5.50 и 1 рубль 85 суточные.
В.М.: Какой год шел?
Ю.Л.: 77-й. Я туда со своим аппаратиком приехал. Когда его раздолбали в пух и прах, продал за какие-то гроши этой же филармонии и укатил в Усть-Каменогорск. У местной филармонии была своя аппаратура. С «Веселым калейдоскопом» мы уже начали колесить по всем областям.
В.М.: По-казахски ты тоже пел?
Ю.Л.: Еще в ресторанную бытность 17 песен по-казахски, а по-гречески даже 20...
В.М.: Сильно. А ты что, греческий знаешь?
Ю.Л.: Да я и казахский-то не знаю. Так, на бытовом уровне. В школе учил. Иногда этим веселю друзей.
О том, как Бари Каримович хоронил талант Юрия Эдуардовича
Ю.Л.: Тогда в Усть-Каменогорске случился очень интересный эпизод. У нас там клоун с проволоки упал. Пока он отлеживался, реабилитационный период и на нас распространился. Делать было просто нечего...
В то время самодеятельностью ДК металлургов города Усть-Каменогорска руководил отец российской эстрады Бари Алибасов. У него тоже тогда простой был. Музыканты-самоделки - ребята нестабильные. То сбегаются, то разбегаются. Ему плановое мероприятие проводить, а народа нет. Пришел он к нам и произнес самую желанную для музыканта фразу: «Ребята, я дам вам денег!» Когда мероприятие отыграли, притащил домой и три дня поил и кормил... и совращал большими деньгами. Звал прокатиться по БАМу с коллективом «Интеграл», то есть прославиться и заработать бабла.
В.М.: «Бабло» - сегодняшнее слово, тогда это называлось «нарубить капусты».
Ю.Л.: Главное, что «капуста» выглядела очень сладко, и я согласился. Сколотили программу и покатили по БАМу. Сами билеты продавали, сами костюмы гладили, аппаратуру расставляли и т.д. Программка получилась живенькая - молодость и задор взяли свое. Но потом вдруг выяснилось, что денег мы не заработали. Куда они пропали, непонятно. На это Алибасов ответил, что все пущено в дело: «Либо разбегаемся, либо пытаемся сохранить дело. Я тут бросил клич - и 4 филармонии откликнулись, предложили свои услуги».
Ю.В.: Огласите весь список, пожалуйста.
Ю.Л.: Саратов, Хабаровск, Магадан и Майкоп. Кавказ отвалился сам по себе. В чужую национальную республику не хотелось ехать. Магадан - как говорится: «лучше вы к нам». Хабаровск - вообще край географии, даже несмотря на японскую аппаратуру. Ну а Саратов - вроде ничего и к Москве поближе. Но там своя беда - симфонический оркестр. Его надо кормить. А филармония и так задолжала государству огромное количество денег. Ей было уже все равно, кого брать. Временные коллективы приходили, уходили, и мы были одними из них. Для начала поехали в обзорную поездку по области. Закончилась она триумфально. Нам дали концертные ставки - 11 рублей! Мы начали колесить по городам и весям. Программа становилась все лучше и лучше. Народ пошел. Тут и знаменитый Тбилисский фестиваль подвернулся. Мы там солидно прозвучали.
В.М.: Ты в то время уже сочинял?
Ю.Л.: Постоянно. Песен Алибасову предлагал море! «Плот», «Мечтать», «Мать пишет»... Все, что у меня и сегодня в хитах. Но он благополучно отверг. Их уже пели кто угодно, только не мы. Те же «Заповедные места» «Ариэль» исполнял. Все, что от меня исходило, - Бари Каримович принимал в штыки.
В.М.: Но почему?
Ю.Л.: Потому что я был лидером в команде, тащил на себе все. Пел полпрограммы, играл на гитаре, банджо, губной гармошке. Алибасову это крайне не нравилось. Доходило до маразма.
Притащил какт-о ему классный блюз, говорю: «Надо заменить им одну песню, 4 года ее поем». Он говорит: «Г...». Я пожал плечами - ну г... так г... И вот через несколько дней сидим мы у Макаревича дома. Чай пьем, песни поем, гитара по кругу ходит. Когда спел блюз, Макар говорит: «Ребята, у вас с головой нехорошо, вы не используете в программе замечательный материал». На следующий день Алибасов говорит: «А почему мы не поем твой блюз?»
И снова не нашли
В.М.: Кто делает личность - меценат или случай?
Ю.Л.: Мне сложно говорить о случае. Я никогда не оказывался в нужное время в нужный час. В армии, когда попал в учебку, меня угораздило два раза оказаться в наряде. Один раз, когда искали геодезистов, - это «белая кость» армии, служба, о которой только можно мечтать. Они искали тех, кто хоть чтото знает, а я - готовый специалист, из университета с геофака призвался. Второй случай - когда искали людей в армейский ВИА. А я опять в наряде, и меня снова не нашли...
С другой стороны: если бы в армии я был геодезистом, то и на гражданке пошел бы по этой стезе и с такой профессией в руках не стал бы музыкантом.
Про меценатство что сказать? Смотря за чей счет. Недавно позвонили и говорят, что Лужков собирается провести мероприятие для инвалидов - надо бы попеть, но бесплатно. Я спрашиваю: «Почему - бесплатно?» Мне отвечают: «Потому что Лужков собирает своих друзей». Я говорю: «А кто вам сказал, что я друг? Друзья Лужкова поют в «Голубом огоньке» по третьей программе, меня никто туда не зовет. Друзья Лужкова висят на плакатах и рассказывают, как они любят город Москву. Меня там нет. Друзья Лужкова получают какие-то звания. А мне даже «зас.ра.ка» (заслуженный работник культуры) не дали, когда было 50 лет».
Ю.В.: И 80 будет - не дадут.
Ю.Л.: Я пою бесплатно по одной причине, когда есть душевный порыв. Я работал бесплатно в доме инвалидов по зрению, в хосписе, помогаю детскому приюту. Ювеналий орден Даниила Московского мне вручил. Но я не афиширую эту деятельность.
Ю.В.: И потом «бесплатно» никогда не может быть обязаловкой.
Реминорный строй русской души
В.М.: И все-таки. С высот своего казахстанского джазрокового и кабацкого воспитания ты воспринимал, что происходило в ВИАдвижении? Там ведь появлялись песни, которые давали тебе возможность заработать.
Ю.Л.: К нашей эстраде я всегда относился хорошо. Она действительно давала возможность мне жить. Никогда не испытывал этого рокового пренебрежения к ней. Понимал, что есть две независимые ипостаси. Рок-музыка, пришедшая с Запада со своей эстетикой, энергетикой, подачей, и наша российская эстрада, которая прекрасно ложится на ментальность народа. И не надо пытаться что-то переделывать и насаждать одно на другое. Рок-н-ролл - музыка замечательная, но она совершенно не ложится на российскую ментальность. Почему? Потому что реминорный строй русской души против рок-н-ролла вообще.
В.М.: Твоя рок-н-ролльная пластинка имела бешеный успех. Ты же сам себя опровергаешь.
Ю.Л.: Она прозвучала на волне той самой англоязычности, которая хлынула на нас с Запада, но сегодня из нее ничего не поется.
В.М.: Но она была мощным аргументом для твоего становления.
Ю.Л.: Конечно же я научился и умею это делать. Прослушал кучу песен. Пластинки покупались за безумные деньги. Все это я прошел. Но кроме всего прочего я - русский человек. Я все писал российскую музыку, а не рок-н-ролльную, поэтому рокеры меня никогда своим не считали. До сих пор игнорируют, не приглашают ни на одну тусовку. У меня блюзов наберется не на один альбом, но меня никогда не приглашали ни на один блюзовый фестиваль. Я как бы стою в стороне. Так же как и с бардами. Очень хорошо сказал Олежка Митяев на одном мероприятии: «Среди нас сидит человек, который может делать то же, что и мы, но все равно нашим не является, - это Юра Лоза».