Свои впечатления и оценки истории отечественной эстрады сегодня высказывает Валерий Шаповалов – основатель и руководитель популярной в конце 80-х годов группы «Лимонадный Джо». С ним беседуют ведущие этой газетной полосы Вячеслав Малежик и Юрий Валов.
Ковбои в лаптях
В.М.: ВАЛЕРА, в московской музыкальной тусовке ты был известен прежде всего как виртуозный гитарист. И тут песня «Стой, кто идет?!», которая стала суперхитом. Почему стал писать стихи, выпускать альбомы?
В.Ш.: В 83-м мы играли на дне рождения известной певицы. Называть ее имени не буду. В разгар торжества она сказала мимоходом, что еще и стихи пишет… А я ответил, что сочиняю музыку. Тогда она говорит: напишите мне «рыбу» (бессмысленный набор слов, ложащийся на ритмическую канву мелодии. – Прим. авторов). Я минут за 10 набросал «рыбу» на одну из своих мелодий. Недели через три получил от нее стихотворение про какие-то цветочки-ручейки – у меня волосы дыбом встали! И тогда подумал: если ЭТО – профессионально, тогда и моя «рыба» ничем не хуже! Так и вышла моя песня «Челнок» – ни слова из своей первоначальной «рыбы» я в ней не поменял. Потом долго мне предлагали записать песни, которые уже были сочинены. В 1985 г. я записал первый альбом.
В.М.: Да, мы тогда вместе работали в ансамбле «Пламя». Но почему ты решил уйти из самодеятельности в «Пламя»? Жажда денег?
В.Ш.: В 68-м мы, три брата Шаповаловых, пошли на профессиональную сцену. И сразу же попали в объятия Москонцерта. Признаюсь, никто из нас тогда не знал нотной грамоты. Но понеслась жизнь москонцертовская: то один певец, то другой, то третий… И мы – аккомпанирующий состав. В 73-м нам позволили создать собственную группу. Выступали в ковбойских костюмах, широкополых шляпах. При этом репертуар у нас был шуточный, и мы в образе ковбоев пели «Лапти, да лапти!», «Чулочки» всякие. В 82-м, не выдержав однообразия, я ушел от собственных братьев в ансамбль «Пламя». А что касается жажды денег… Я никогда не был особо меркантильным человеком.
В.М.: Просто за хорошие деньги можно было хороший инструмент купить. Я например, пошел в «Веселые ребята» с мыслью заработать на приличную гитару и тут же смыться. Но игра с профессионалами, в приличных залах – это настолько затянуло, что мне пришлось остаться.
В.Ш.: Сергей Березин, когда приглашал меня в «Пламя», говорил: «Будем играть хард-рок». Но в программе «Кинематограф» нужно было на сцене еще и приплясывать. Я сопротивлялся, потому что какой же это рок – выглядеть клоуном? Народ требовал на концертах «Идет солдат по городу», «На дальней станции сойду», а им выдавали что-то непонятное. И когда Березин возмущался на музыкантов, почему они не играют рок, я говорил: «Да они никогда его не играли! Тебе нужен рок? Возьми волосатых ребят с улицы, они сыграют».
«Вам кого, мужчина без шнурков?»
В.М.: В ПРОГРАММЕ «Кинематограф» была только форма рока, оболочка. А содержание совершенно ей не соответствовало. Взять рок-частушки и требовать от гитариста играть их в манере Брайана Мэя из «Куин»…
В.Ш.: Я так и сказал: «Как я могу это играть, если у меня гитара другая, усилитель не тот, отпечатки пальцев другие. Да и живем мы в другой стране».
В.М.: Первое представление «Кинематографа» на публике закончилось конфузом. Перед «Пламенем» в первом отделении выступал бард Сергей Никитин. После нашего выхода больше половины зрителей встали и ушли. При том, что концерты «Пламени» в Москве проходили при хороших залах и аплодисментах. Но я ценю те времена прежде всего потому, что все мы бескорыстно помогали друг другу. Помню, как попросил тебя приехать ко мне, поучаствовать в записи альбома «Черный рынок». И ты приехал на студию Кобзона в 5 утра, весь перепачканный, в белой пыли, в ботинках без шнурков…
В.Ш.: Тогда я зарабатывал на жизнь тем, что чинил машины и был сторожем в гаражах.
В.М.: Петя Подгородецкий, который с тобой не был знаком, открыв входную дверь, с ужасом спросил: «Мужчина, вам кого?!» (Смеются.) А твоя песня «Стой, кто идет?!» выстрелила сразу же. Именно этот хит, мне кажется, и помог тебе сделать карьеру, создать группу «Лимонадный Джо».
В.Ш.: В передаче «Утренняя почта» песню послушали и сказали: «Это шлягер! Ты только его до ума доведи». В общем, «Стой, кто идет?!» я переписывал раза четыре. Потом отсняли на видеокамеру. Первый раз песню показали ранним утром 1 января, когда все нормальные люди спят. Но вдруг она пошла по всем телеканалам. Некоторые даже подозревали, что я денег заплатил… А под эту песню в 89–90-м году многие уезжали за границу. Знаю, что для многих эмигрантов песня «Стой, кто идет?!» стала настоящим Рубиконом между советской и зарубежной жизнью.
В.М.: В чем, по-твоему, главная разница между той музыкой и современной?
В.Ш.: Есть «Фабрика звезд» – чистое шоу новичков. А в ВИА набирали опытных музыкантов и вокалистов. Это была качественная музыка, на концертах люди живьем пели на голоса, были сложные гитарные партии. Вспомните «Песняров», «Ариэль», «Пламя». В конце перестройки ВИА хаяли, типа, это полный отстой. А сейчас что – не отстой? Не то, что на голоса мелодию разложить – в унисон спеть не могут! Конечно, мы жили в «режимной» стране, пели песни, которые нужны были власти. Но у каждого ансамбля было по нескольку суперпрофессиональных авторов текстов и музыки. Про смысл слов можно спорить, но это было здорово написано с точки зрения русского языка, музыкальной грамотности! Плюс аранжировки и исполнение. Дай Бог, чтобы сейчас было хоть что-то отдаленно похожее…
Рок-н-ролл – это хулиганское самовыражение
В.М.: Ты дружил с Валентином Дьяконовым, который был в «Пламени» кумиром всех девчонок. С одной стороны, он олицетворял советского певца, который спел «У деревни Крюково», «За того парня». А с другой – пел потрясающую лирику. Он ушел из «Пламени», хотел сделать группу вместе с тобой. Что этому помешало?
В.Ш.: Валентин очень стеснительный человек. После концерта он всегда прятался, убегал, чтобы никто его за кулисами не доставал со своими восторгами. Собственный проект, скорее всего, не получился потому, что в дополнительной славе он не нуждался. Да я по себе знаю: чемоданы славы – тяжелая ноша. Бывало, зайдешь в «Останкино», видишь, стоят курят телевизионщики. Таня Миткова говорит не «Привет, Валера!», а цитатой из «Стой, кто идет?!»: «Товарищ, предъявите паспорт!» или «Не притворяйтесь рыбой!»… Что-то у Валентина не срослось именно внутри, чтобы сделать свою группу. Он был сам по себе.
В.М.: Тебе никогда не казалось, что талантливые вокалисты, которые работали в «Пламени», позже сделали самостоятельные пластинки гораздо слабее, чем могли бы? Что система ВИА их как будто «обесточила», высосав значительную часть энергии?
В.Ш.: В принципе да. ВИА были вампирами: выжимали людей, после чего выбрасывали. Я бы сказал, это была своеобразная мясорубка талантов.
В.М.: Как ты думаешь, почему сошли со сцены и «Пламя», и «Голубые гитары», и «Веселые ребята»?
В.Ш.: В конце 80-х эти ансамбли зашли в творческий тупик. Контингент слушателей стал моложе, им требовалось что-то новое, без официоза. ВИА ведь считались официальными, чуть ли не государственными ансамблями. Но дальше, в 90-х годах, получилось еще хуже. Молодые музыканты, вместо того чтобы учиться профессионально играть на гитарах, стали кнопки на синтезаторах нажимать. И сегодня на эстраде, в шоу-бизнесе застой. Эти «Зажги звезду», «Фабрики звезд» выпускают все более мельчающих звездочек и не знают, что делать дальше. Потому что у руля стоят люди, которые практически ничего не понимают в музыке.
Ю.В.: Дай, пожалуйста, свое определение рок-н-ролла и попсы. В чем главная разница между ними?
В.Ш.: Рок-н-ролл, по-моему, это искреннее, в чем-то хулиганствующее самовыражение в экспрессивной форме. Особый пульс, состояние сознания. Этим стиль и завлек молодежь. Еще в рок-н-ролле, как нигде больше, важно специфическое звучание гитары, некая натянутость, пульсация. А попса – популярная музыка упрощенной формы. Но в советское время были хотя бы лирические, патриотические песни, а у современной нашей попсы вообще никакого стиля нет. Она сплошь пресная, постная – ни музыки, ни текстов. Наверное, и во Вьетнаме есть какая-то эстрада, свои звезды, но кто это всерьез назовет музыкой?