28 июля – День Крещения Руси. Хотя до официального раскола христианской церкви на православную и католическую оставалось ещё более полувека, он уже вовсю назревал, так что князю Владимиру пришлось выбирать между восточным христианством (с центром в Константинополе) и западным (с центром в Риме). Русь сделала свой цивилизационный выбор – и защищает его по сей день. Гость «АН» – философ Аркадий МАЛЕР, преподаватель Государственного академического университета гуманитарных наук, глава интеллектуального клуба «Катехон».

«Отцы наши этого не приняли»

– Почему стал назревать раскол между восточной церковью и западной?

– У раскола много причин и факторов, их корни восходят к V–VI векам. Был, например, лингвистический фактор: все крупные поместные церкви тогда говорили на греческом языке, за исключением Римской церкви, которая говорила на латыни, что создавало определённое взаимонепонимание. Был фактор географический – граница по Адриатическому морю, между Италией и Балканами. Но это чисто исторические факторы. Главная же причина раскола заключалась в самой Римской церкви. В ней возникло сперва представление, а потом и целое учение, что римский папа (или римский патриарх, разницы между этими понятиями не было) может управлять не только своей поместной церковью, но и всей вселенной. Для него нет не только никакой указки, но даже советующей, рекомендательной силы. Именно это стремление римских пап – стремление к абсолютной власти – и привело к расколу.

Что касается догматических споров, то к 1054 году (год Великой схизмы, т.е. раскола. – Прим. «АН») камень преткновения был только один – филиокве 
(лат. Filioque – «и от Сына»), учение Римской церкви, что Святой Дух исходит не только от Бога Отца, но и от Бога Сына. Не стоит думать, что это лишь формальность, нет, это важнейший богословский вопрос, метафизический вопрос. Вопрос о том, что такое Божественная Троица, каковы отношения Божественных Лиц внутри Троицы и отношения Троицы с миром. С православной точки зрения все три Лица принципиально равны, а в католической модели Святой Дух как будто бы унижен, выступает лишь связкой между Отцом и Сыном.

Любопытно, что Западная церковь этого учения не очень-то и держалась, римские папы не были его особенными сторонниками. Его во многом навязал Римской церкви Карл Великий – тот самый вождь германского племени франков, который получил в 800 году корону императора от римского папы. Эта западная империя в лице Карла была чисто искусственным проектом (Империя Запада, она же Каролингская империя, она же Франкская империя; в 962 году на её наследство станет претендовать т.н. Священная Римская империя. – Прим. «АН»). Проект имел чёткую цель – создать империю, альтернативную по отношению к Византии. Карл и последующие западные императоры понимали: если они с Византией составляют единую церковь, то в своём статусе императоров они не легитимны, они узурпаторы (наследником античной Римской империи являлась именно Византия, бывшая её восточной частью; собственно говоря, Византия себя всегда так и называла – Римская империя, Романия. – Прим. «АН»). Неудивительно, что западные императоры работали на раскол даже активнее, чем сами римские папы. Они-то, императоры, и навязали Римской церкви это учение филиокве, ставшее догматической причиной для раскола.

– Согласно летописи, князь Владимир, выбирая веру для Руси, ответил западным миссионерам так: «Отцы наши этого не приняли». Что он мог иметь в виду?

– Послы римского папы ранее уже посещали Русь и были ею отвергнуты. Почему отвергнуты – мы до конца не знаем. Восточная Европа, в том числе Русь, являлась преимущественно сферой интересов Константинопольской церкви, а потому вторгаться на эту территорию со стороны Римской церкви было неправильно, и не имеет никакого значения то, что они тогда ещё не находились в состоянии раскола. У каждой поместной православной церкви – свои канонические границы. Появление римских миссионеров на Руси было равносильно тому, как если бы константинопольский патриарх отправил своих посланников в Галлию или Британию, чего он никогда не делал. По-видимому, русичи тоже не оценили этот шаг Римской церкви.

– Раскол христиан на католиков и православных случился более чем через полвека после Крещения Руси. Кто же всё-таки от кого откололся – они от нас или мы от них?

– «Мы» – это кто?

– Православные.

– В том-то и дело: до раскола Римская церковь являлась православной. Мало того, иногда она проявляла себя даже более православной, чем другие православные церкви, – выступала как ортодоксальный оплот в догматических спорах с ними. Она была одной из многих поместных православных церквей, а затем откололась. Когда католики хвастаются, что католическая церковь в мире одна, единая, а православных поместных церквей много, мне хочется сказать: конечно, католическая церковь одна, потому что она откололась одна – от всех. Она одна среди прочих церквей начала вводить собственные догматы. Если по одну сторону – все церкви, а по другую – только Римская церковь, то очевидно, кто здесь раскольник.

У Римской церкви, конечно, были искушения счесть себя особенной. Уже потому, что её кафедра располагалась в Риме. В христианстве есть очень серьёзное представление об особой роли Рима как последнего царства на Земле, удерживающего мир от падения в бездну, от прихода и воцарения Антихриста. Отсюда – повод для колоссальной исторической гордыни Римской церкви. Она была по перечню первой среди равных, а потом решила, что она первая без равных. Плюс демографические возможности: сначала это территория Рима и окрестностей, затем – всей Италии, а затем – всей Западной Европы. В итоге Римская церковь решила: нам больше никто не нужен, мы сами по себе.

Тысячу лет спустя

– В последнее время всё чаще вспоминают книгу американского политолога Хантингтона «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка» (1996), который поделил мир на девять цивилизаций: китайскую, индуистскую, буддийскую, африканскую, латиноамериканскую, исламскую, японскую, западную… и православную, стержневым государством которой является Россия. Подчеркнём: западная цивилизация – отдельно, православная – отдельно. Причём разлом между западной и православной цивилизациями, согласно Хантингтону, проходит по Украине. Вы согласны с таким подходом? Согласны, что мы и Запад – разные цивилизации?

– Во-первых, Хантингтон был не первый. Идея о том, что мир разделён на культурно-исторические типы, гораздо старше – ей уже полтора века (Генрих Рюккерт, Николай Данилевский). Во-вторых, сам же Хантингтон пишет, что западная и православная цивилизации выросли из одного корня. Я бы сказал, мы вместе с Западом составляем европейскую – или христианскую – цивилизацию, а внутри неё делимся на западную и православную субцивилизации. Впрочем, я готов использовать термины «православная цивилизация», «русская цивилизация», «российская цивилизация» (последний термин, замечу, недавно ввели в образовательный стандарт), но важно понимать, что православный мир не рядоположен китайскому, или индуистскому, или африканскому, – он рядоположен западному миру. Корень – один. Христианский, европейский. Китаец или африканец никогда не отнесёт русского и англичанина к разным культурно-историческим типам. Мы и Запад можем сильно не любить друг друга, но из этого не следует, что мы разные цивилизации.

– Если у нас с Западом один корень, то почему с китайцами, или индусами, или африканцами нам взаимодействовать проще, чем с Западом? Почему крупнейшие военные конфликты последних веков – и нынешний конфликт тоже – протекают между западными и прозападными государствами по одну сторону и нашим государством по другую?

– Это как раз легко объяснить. Хотя сам я не эволюционист, в теории эволюции есть оправданное представление о том, что самая жестокая борьба – внутривидовая. Именно поэтому у нас наиболее жёсткие конфликты с Западом: изначально мы исходили из общих ценностей и представлений. Исламский мир, индийский мир, китайский мир – всё это для нас иное, иные цивилизации, мы можем сойтись с ними на том, чтобы обеспечить общее безопасное будущее. А с Западом нам есть что делить. Это не просто ссора двух соседей из-за того, что оба претендуют на один биогеоценоз. И мы, и они претендуем на гораздо большее – на то, чтобы выражать идею европейского человечества и даже более того – человечества в целом. Ни одна другая цивилизация на это не претендует, это именно европейская претензия. Таков предельный смысл нашего вечного конфликта с Западом. Так было в XIX веке, так было во времена советской власти, так есть и сегодня.

Сейчас, конечно, это не конфликт православных с католиками и протестантами. Это конфликт секуляризированного западного мира (постмодернизм и леволиберальная «повесточка») и православной культуры. Культуры, которая предполагает служение высшим ценностям. Россия вопреки множеству обстоятельств, будь то большевистская революция или либеральные реформы девяностых, остаётся страной, которая во многом ещё наследует представления традиционного европейского общества. Знаю немало примеров, когда европейцы переезжают в Россию, узнавая в ней свои страны полувековой давности. Мы – традиционная Европа. Мы осознаём, что есть два пола и нет ничего среднего между ними. Мы воспринимаем государство как ценность, а не только как сервис. Мы живём в обществе, где есть идея преемственности поколений, есть представление об Истории, участниками которой мы являемся, – и потому должны ценить и помнить своё прошлое, а не отрицать его, как это происходит на Западе.

Я противник милитаризма и очень хотел бы, чтобы произошло примирение, но вынужден признать: наш конфликт – это конфликт ценностный, а наши ценности сегодня, к большому сожалению, взаимоисключающие.