Как генерал Квашнин НАТО «одолел»

Кто на самом деле отдавал приказ о марш-броске нашего батальона в Приштину? Чьи заслуги приписывает себе тогдашний начальник Генштаба Квашнин? Насколько реально было столкновение войск НАТО и российских Вооружённых сил? Как могли развиваться события? Обо всём этом в разговоре главного редактора «АН» Андрея УГЛАНОВА с генералом Леонидом ИВАШОВЫМ, который тогда занимал должность начальника Главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны и курировал эту операцию, и депутатом Государственной думы генералом Виктором ЗАВАРЗИНЫМ, который командовал сводным батальоном, совершающим легендарный марш-бросок.

А. УГЛАНОВ: Леонид Григорьевич, 21 июня с.г. в программе Дмитрия Киселёва на телеканале «Россия‑1» был показан сюжет по приштинскому броску, в котором генерал армии Квашнин (бывший начальник Генштаба) и генерал армии В.В. Корабельников (бывший начальник ГРУ) дали свои комментарии по этой успешной операции. Подозреваю, что это было ответом на вашу публикацию в нашей газете, связанную с интервью В.В. Путина, опять же по этому вопросу. Просил бы вас прокомментировать позиции, высказанные двумя генералами армии. Надеюсь, вы смотрели этот сюжет.

Л. Ивашов: Да, смотрел. Начну с В.В. Корабельникова. Это классический подход руководителя одной из спецслужб: ничего конкретного, обтекаемо, но правдиво, чтобы не раскрывать противнику технологии проведения операций, людей, вовлечённых в подготовку и проведение оперативных действий. Таковы законы разведки. Подчеркну только, что в те годы ГРУ являлось профессиональной и эффективной системой, а без профессионализма разведки (это при Сердюкове началась операция по развалу ГРУ) ни одна операция, тем более на международной арене, успешной быть не может. И приштинский бросок готовился, во-первых, базируясь на данных военной разведки, а во-вторых, в тесном взаимодействии с ГРУ. Были задействованы почти все элементы системы, начиная с космической, радиотехнической и заканчивая агентурной и аналитической структурами. И естественно, Валентин Владимирович Корабельников не просто принимал участие, а руководил информационно-разведывательным обеспечением операции. И не только.

Что касается А.В. Квашнина, то он наглядно продемонстрировал прежний подход: он один всё совершил, получив поддержку от Путина, оскорбил выдающегося военачальника И.Д. Сергеева (мол, тот ничего не знал), ну и приписал себе заслуги, которых недостоин.

А. Угланов: А что конкретно Квашнин приписал себе такого, чего не совершал?

Л. Ивашов: Во-первых, он знал только общий план операции, замысел, но не знал многих деталей. Во-вторых, в ходе марша батальона он многое сделал, чтобы сорвать выполнение задачи десантниками. В-третьих, после успеха операции пытался приписать заслуги лично себе и отодвинуть других, включая министра обороны, взявшего на себя ответственность и руководство операцией.

А. Угланов: А нельзя ли поподробнее? И почему не посвящали начальника Генштаба в детали операции?

Л. Ивашов: Не посвящали, чтобы не допустить утечки информации. Он общался и дружил даже с некоторыми людьми из очень «демократических» кругов, включая бывшего министра иностранных дел в РФ А. Козырева. Далее, в ходе марша, он дважды давал команду остановить батальон и развернуть обратно. Это было так. Тэлбот (возвратившийся в Москву замгоссекретаря США) требовал остановить батальон, затем настойчиво просил соединить его с Ельциным, И.С. Иванов (министр иностранных дел РФ) в просьбе соединить с президентом РФ резко отказал, а в отношении батальона давил на нас, военных, – нужно остановить, чтобы разобраться в ситуации. Тэлботу и его генералам я отвечал вопросом: «А натовские войска будут остановлены?» Они дружно отвечали, что это не их компетенция. Министр обороны поручил мне выяснить обстановку. Я вышел в приёмную и по закрытому телефону переговорил с В.М. Заварзиным, предупредил его, чтобы продолжал выполнять приказ и ни на какие другие звонки не отвечал. Присутствующим в кабинете министра обороны сказал, что с батальоном связи нет. Квашнин выскочил из кабинета с возгласом: «Я сейчас разверну». Министру обороны показал решение президента, он молча кивнул и показал фигурой пальца, мол, всё по плану. Квашнин вернулся и доложил: «Батальон остановлен, разворачивается». Я вновь связался с генералом Заварзиным. Он доложил, что из штаба бригады ВДВ пришёл приказ начальника Генштаба развернуться и следовать к месту дислокации, но дорога узкая и развернуться без аварий и возможной гибели десантников невозможно. Я подтвердил приказ министра обороны, подчеркнув, что это решение президента и Квашнин не вправе отменять ни первое, ни второе. Намекнул на ответственность за невыполнение приказа. Виктор Михайлович, проявив наступательный порыв и решительность, двинул батальон к цели.

А.Генерал Виктор ЗаварзинГенерал Анатолий Квашнин1999 г. Спецпредставитель Президента РФ по урегулированию ситуации вокруг Югославии Виктор Черномырдин и начальник Главного управления международного военного сотрудничества Минобороны РФ Леонид ИвашовУГЛАНОВ: А в кабинете Минобороны знали, что батальон движется?

Л. Ивашов: Знал только министр обороны – я его информировал знаками. Иванов успокоил Тэлбота, сообщил американским журналистам, что произошла ошибка – заблудился батальон и уже возвращается к границе с Косово. А в кабинете настойчиво требовал непрерывно уточнять местоположение батальона и его действия. Квашнин заверял, что тот разворачивается, а потом сообщил, что батальон движется в обратном направлении. Произошёл и такой эпизод: после очередного вопроса И. Иванова, где батальон, начгенштаба потребовал (по громкой связи министра обороны) от первого заместителя нач. ГРУ (не согласовывал с ним это интервью, поэтому обозначу только начальными буквами – ВМИ) – он в эту ночь отвечал за операцию и находился на КП Главного управления – доложить местоположение батальона. Генерал попросил несколько минут для уточнения. Квашнин набросился на него с руганью. Я вмешался и резко обратился к министру обороны: «Что за бардак творится в армии? Разведка всегда отвечает за противника. КП ГРУ каждые полчаса докладывает о движении натовских колонн, о решениях штабов, о предполагаемых последующих действиях. А за свои войска отвечают наши штабы, в частности Генштаб. Должны быть разработаны план марша, рубежи и сигналы их прохождения, непрерывно вноситься изменения». Министр потребовал план марша, Квашнин вышел, но план не принёс, хотя план, конечно, был. Опытнейший оператор и генштабист генерал Ю.Н. Балуевский его имел, но доступ к нему был ограничен по известным причинам. Поэтому нести его с вероятностью показа посторонним лицам было нельзя. Когда Квашнин вернулся в кабинет министра обороны, Иванов тут же набросился с тем же вопросом. И в этот момент в кабинет вошёл генерал-лейтенант А. И. Мазуркевич и обратился к Иванову: «Вас срочно требует Тэлбот». На вопрос, а что ему нужно, последовал ответ: Си-эн-эн показывает встречу нашего батальона в Приштине. Ну а дальше – как в «Ревизоре» Гоголя.

А. Угланов: Да, представляю: действительно, немая сцена. Вы сказали «встреча батальона». Что заложено в этой фразе? Это, думаю, будет интересно нашим читателям.

Л. Ивашов: Ситуацию о конкретных моментах марш-броска гораздо лучше меня расскажет генерал В.М. Заварзин, непосредственно командовавший вводом батальона в Приштину. Я посещал дислокацию батальона после его обустройства на аэродроме Слатина.

А. Угланов: Хорошо, допросим генерала Заварзина. Виктор Михайлович, как вы вообще попали в эту переделку, на острие момента?

В. Заварзин: Напомню, с началом бомбардировок натовскими войсками (24 марта 1999 года) Союзной Республики Югославии (СРЮ) мы заморозили отношения с Альянсом. Я, как Главный военный представитель России при НАТО, был отозван из Брюсселя. Но перед отъездом я сделал жёсткое заявление председателю военного комитета Альянса генералу Науману. Далее началось политико-дипломатическое сражение. Был предпринят комплекс политических и дипломатических мер, использовались международные организации, в том числе площадки ООН и ОБСЕ для прекращения агрессии. С нашей стороны Виктор Степанович Черномырдин был назначен спецпредставителем президента России по урегулированию ситуации вокруг бывшей Югославии.

Президент Финляндии Ахтисаари представлял ЕС на переговорах НАТО, Евросоюза и России с руководством Югославии. Но для выработки общей позиции делегации много работали в трёхстороннем составе. Военной части российской делегации во главе с Леонидом Григорьевичем Ивашовым и мне как Главному военному представителю России при НАТО удалось многого добиться. Мы вели переговоры с натовскими военными в Москве, во Франции и в Германии (в Бонне), где удалось достигнуть вполне приемлемых договорённостей. Например, натовцы должны были разместиться вдоль македоно-югославской границы в так называемой буферной зоне, не углубляясь на косовскую территорию, а югославская армия, выведя часть своих сил с территории Косово, должна была бы контролировать общую ситуацию в крае. Таким образом удалось бы сохранить Косово в составе единой Югославии.

Окончательный текст договора был подготовлен для подписания. Однако на следующее утро руководитель американской делегации, спецпредставитель американского президента, заместитель госсекретаря США Строуб Тэлбот представил совершенно другой документ, предполагавший уже полную оккупацию Косово войсками НАТО. К сожалению, В.С. Черномырдин его поддержал. Мы, военные, с ним не согласились. Леонид Григорьевич сделал жёсткое заявление, но Черномырдин настоял на своём. После чего мы покинули зал заседаний, доложили министру обороны РФ и проинформировали Белград. Нам пытались навязать дискриминационные условия участия в миротворческой операции на Балканах. Мы их решительно отвергли.

Впоследствии нашим дипломатам удалось несколько смягчить американские формулировки по Косово, выправила ситуацию Резолюция Совета Безопасности ООН №1244, над которой также детально работала российская делегация, включая военную составляющую. Резолюция подчёркивала суверенитет Югославии и вместе с тем предоставляла существенную автономию и реальное самоуправление для Косово, а также определяла, что «присутствие по безопасности в Косово» будут осуществлять члены ООН и международные организации.

А самое главное – натовцы могли бы выступить не под эгидой Альянса, а только под флагом ООН совместно с другими странами.

При этом нам удалось добиться того, что наши миротворцы будут выступать как самостоятельная сила, не подчиняясь НАТО. Генштаб РФ, получив распоряжение министра обороны маршала И.Д. Сергеева, приступил к подготовке различных вариантов операции. Идеологом операции выступало Главное управление международного военного сотрудничества (ГУ МВС). Я по приказу руководства Минобороны был направлен в Белград для консультаций с Минобороны СРЮ, активно взаимодействовал с начальником разведки генералом Б. Крга и начальником генштаба СРЮ генералом Д. Ойданичем.

К тому времени югославские военные уже вели переговоры с натовцами о выводе своих войск с территории Косово.

Именно тогда я получил приказ возглавить десантный батальон. Для меня это были большая честь и высокое доверие нашего командования. Задача была ответственная: проведение уникальной операции – марш-броска российских десантников из Боснии в Косово с задачей упредить натовцев и занять стратегически важный аэродром Слатина в 15 км юго-восточнее города Приштина. Было также подчёркнуто: строго соблюдать Резолюцию СБ ООН №1244.

А. Угланов: А кто отдавал вам приказ на командование десантниками и какие трудности мешали выполнить боевую задачу? Вы ведь не десантник.

В. Заварзин: Я общевойсковой командир, волей случая ставший военным дипломатом. Моим непосредственным начальником был генерал Ивашов, а прямым командиром – маршал Сергеев. Он лично и ставил мне задачу. В управлении батальоном никаких трудностей не было, ребята были превосходно подготовлены, командование опытное, техника технически отшлифована. Трудности шли из Москвы. Когда батальон уже двигался по территории Косово, поступила команда «стой, развернуться». Во-первых, развернуться было невозможно. Дорога узкая, однополосная, плюс хоть и редкие, но встречные машины. Вдобавок высокие и крутые откосы. Развернуть эту большую колонну бронетранспортёров – большой риск: бронированные машины могли опрокинуться, и, не дай бог, могли быть жертвы. Во-вторых, непонятно, кто отдавал этот приказ, поступил он из штаба ВДВ, говорили, что это приказ начальника Генштаба. Связался с Леонидом Григорьевичем. Он мне строго сказал, что я получил приказ от министра обороны, а министр – от Верховного главнокомандующего, и нижестоящие начальники не имеют права его отменять. И подтвердил задачу – упредить натовцев, занять аэродром Слатина и организовать оборону, дал команду «вперёд». Я в сердцах сказал: когда прекратится этот бардак в вашей Москве? И пошёл убеждать командование батальона. Пришлось применять решительные меры, потому что командование батальона имело приказ развернуться. Взял всю ответственность на себя. Двинулись. Вошли в Приштину, а там другая проблема – тысячи сербов встречают цветами, вином, сладостями. Обступили машины, взбираются на них, обнимают, целуют наших ребят. А тут новый приказ: развернуться и двигаться на территорию СРЮ. Вновь звоню генералу Ивашову, докладываю обстановку. А натовцы идут. Леонид Григорьевич подтвердил боевую задачу, тут же связался с югославским генштабом, и сербы быстро освободили нашу технику.

Мы буквально опередили англичан на несколько минут и первыми вошли в заданный район. Надо было видеть лицо британского генерала Майкла Джексона, командовавшего группировкой войск НАТО на Балканах, когда он на аэродроме увидел нас, российских десантников.

А. Угланов: То есть сербы Косово ждали вас, готовились к встрече как с освободителями?

В. Заварзин: Когда мы двигались в сторону Приштины – зрелище было ужасное. Разрушенные дома, дороги, разбитые железнодорожные станции, навстречу нескончаемый поток беженцев. Реальный фашизм мы увидели своими глазами.

Пройдя маршем более 600 км и без потерь, в ночь с 11 на 12 июня 1999 года батальон вошёл в Косово. А встреча в Приштине мне напоминает хронику 1945 года. В то время большинство населения города составляли сербы. Огромное количество встречающих, цветы, улыбки. Мы вошли в Косово не только чтобы защитить мирное сербское население, но и чтобы сохранить от варварского уничтожения православные святыни.

А. Угланов: Что ещё вы можете припомнить?

В. Заварзин: Уже потом после завершения операции мне рассказали, что в нашем Генеральном штабе мой доклад о занятии аэродрома произвёл эффект полной неожиданности.

Оказывается, в это время в здании Министерства обороны России уже несколько часов находилась американская делегация во главе с замгоссекретаря США Тэлботом с задачей – путём давления на руководство МИД и Минобороны переговорами задержать ввод наших войск в Косово с целью обеспечить превентивный ввод войск НАТО.

Присутствие Тэлбота в Москве я ощущал в ходе марш-броска. Такое было впечатление, что у нас в столице возникла неразбериха. Высказывались разные мнения, вплоть до того, чтобы прекратить операцию и вернуть батальон. Но мы выполняли приказ и двигались к намеченной цели. Мы их упредили на несколько минут и заняли оборону. Командование британской бригады запросилось ко мне на встречу. Доложил в Москву, Леонид Григорьевич передал решение маршала И.Д. Сергеева: встречу организовать, соблюдая меры безопасности. Нормальные офицеры, их очень беспокоила безопасность личного состава, но ещё больше – собственная безопасность. Они попросились переночевать в расположении нашего батальона. Министр обороны разрешил, даже позволил угостить ужином и русской рюмочкой. Так что полезные контакты завязали, взаимодействие наладили. Военные всегда могут договориться, но политики вмешиваются, и не всегда с пользой.

А. Угланов: А с другими командирами и начальниками, в частности, с командующим натовской группировкой инцидентов, провокаций не случалось? Ведь, насколько известно из сообщений СМИ, главком НАТО в Европе американский генерал У. Кларк требовал от М. Джексона атаковать русских.

В. Заварзин: Нам удалось наладить конструктивный диалог и взаимодействие. А самое главное – удалось избежать каких-либо инцидентов. Я часто встречался с генералом М. Джексоном, проводил с ним переговоры. Конечно, они не ожидали в то время от России столь решительных действий. У нас у самих было немало проблем. От изумления и возмущения до скрытого восхищения – так можно охарактеризовать в то время реакцию Запада на марш-бросок нашего десанта в Косово.

Меня неоднократно спрашивали – была ли вероятность боевого столкновения с войсками НАТО? Конечно, на войне как на войне – возможно всё. Но и Минобороны, МИД, наверное, и другие ведомства делали всё возможное, чтобы не возникло конфликтной ситуации. И конечно, разведка очень внимательно следила за развитием ситуации и принимала определённые меры и докладывала по команде. Но одно моё наблюдение: гораздо больше нас вооружённого противостояния с русскими не желали европейские генералы, да и политики тоже. Они в очередь выстраивались задружиться с нами, помогали нам, даже информацией. На одном служебном совещании в ГУ МВС Леонид Григорьевич, вернувшись из Брюсселя, сказал такую фразу: «Нам нужно учитывать такое обстоятельство – мы американцев не любим, а европейцы их ненавидят». В Косово это тоже проявлялось. А в целом батальон десантников серьёзно повысил геополитический статус России и её авторитет. Жаль, что затем этот потенциал был утрачен.

Но в истории Российской армии приштинская операция навсегда останется примером высокого профессионализма, умелой организации взаимодействия сил и средств, мужества и стойкости российских десантников перед лицом грозного противника, умения наших бойцов выполнять непростые задачи в самых сложных условиях.

А. Угланов: Спасибо, Виктор Михайлович. Вернусь к Леониду Григорьевичу. В программе Д. Киселёва от 21 июня с.г. генерал Квашнин говорил о каком-то решении Б. Ельцина, которым якобы утверждался некий план лично начгенштаба на проведение приштинской операции, в которую маршал Сергеев не был посвящён. Я совершенно запутался, потому что это никак не стыкуется с тем, что говорите вы с Виктором Михайловичем. Не можете ли пояснить?

Л. Ивашов: Никакого плана и записки Квашнина не было. Через несколько дней после броска Квашнин пригласил меня для личной беседы, в ходе которой стал пространно рассуждать о своей роли в этой операции. Достал из сейфа документ, подчеркнул, что он лично его готовил и докладывал президенту. Стал мне зачитывать. После первого абзаца я прервал его и сказал: «Дальше я продолжу без текста» и стал излагать содержание, уточнил, какие моменты каким цветом президент подчеркнул. Он спросил: «Вы тоже читали»? Ответил: «Нет, я писал, и под запиской стоит подпись И.Д. Сергеева». Квашнин стал пояснять нечто несуразное, вроде это он специально поставил подпись министра, и опять о своих заслугах, просил его поддержать. Я знал его неудержимое стремление стать министром обороны, потому резко возразил, напомнил о его командах развернуть батальон, о других моментах.

Он говорил, что якобы это были указания сверху, и показывал в небо. Поняв, что никакой поддержки не получит, попросил о разговоре не говорить. Я дал согласие молчать, если он не будет настраивать командиров и командующих против министра обороны, подрывать единоначалие и вносить смуту в армейскую среду. Сегодня я впервые это говорю, потому что он опять несёт сплошное враньё, оскорбляет память единственного маршала России, выпячивает незаслуженно себя. В передаче Д. Киселёва он доброго слова не сказал даже о десантниках, изумивших мир своим подвигом. На их славе он выпросил звание Героя России, а потом проводил линию на масштабное сокращение ВДВ.

А. Угланов: Последний вопрос: как президент Ельцин воспринял этот подвиг нашей десантуры?

Л. Ивашов: В этот день в 11:00 должно было состояться большое совещание у президента. Поэтому, выпив с Сергеевым по рюмочке и переговорив с генералом Заварзиным (маршал лично поздравил Виктора Михайловича и уточнил задачи по обеспечению безопасности и бдительности), сели писать текст выступления на совещании. Под утро я пошёл вздремнуть, маршал, по-моему, не ложился вообще. В 9:30 попросил зайти, немного поправил выступление и поехал на совещание к президенту. В его аппарате царила напряжённость: гадали – вернётся ли он в прежней должности или будет снят. Через три часа у меня раздался прямой звонок от него. Со смешком спросил, как моё настроение. Попросил зайти. Далее с его слов. Заходит в зал совещания – все от него сторонятся, только один (ныне здравствующий) подошёл, крепко обнял. Ельцин открыл совещание, дал слово министру обороны. Вышел на трибуну, под кителем текут струйки пота. Доложил о складывающейся ситуации, о скрытном выдвижении войск НАТО, о попытках Тэлбота сковать военно-политическое руководство России и обеспечить упреждающий захват территории Косово силами НАТО, твёрдо произнёс фразу: «Выполняя ваше указание об одновременном с НАТО вводе нашего воинского контингента, батальон ВДВ… занял аэродром Слатина. Потерь нет. С британским контингентом установлено взаимодействие, состоялась встреча на территории нашего батальона, угостили солдатским ужином». Ельцин тяжело поднялся, спросил: «По рюмке хоть налили?» Ответил: «По три». Ельцин подошёл, обнял, сказал, мол, наконец-то я щёлкнул по носу Клинтона. Кому-то из помощников приказал представить маршала к Герою, поручил министру обороны представить к наградам достойных. Весь зал бросился поздравлять, обнимать маршала. Образовалась очередь.

А. Угланов: Спасибо вам за интересный и содержательный разговор.