Журналист Айдар Ахмадиев: Я не встретил ни одного беженца, который выступает против решения Путина

Завершился третий день командировки. Я все еще в Ростовской области. Больше не буду называть настоящие имена беженцев, истории которых рассказываю.

Стремился к максимальной открытости: что вижу, то говорю и пишу, даже имена специально записываю, чтобы случайно ничего не перепутать. Но, как оказалось, это работает против собеседников. После моего прошлого визита в пункт временного размещения, который в общежитии одного из ростовских вузов, на беженцев стали давить. Сегодня они отбегали от меня и других журналистов за тридевять земель. «Нам запрещено с вами разговаривать, не можем ничего говорить». Вышли две женщины, которые представились соцработниками. Видимо, привыкли скверно обращаться с людьми: решили применить эту стратегию и против нас. Пытались прогнать, начали звонить в «администрацию города». Удивительно, но даже стоять на улице журналистам теперь, видимо, нельзя – нужно «разрешение». Не видел подобного ни в одном из других ПВР.

Но людям пришлось столкнуться в России не только с таким. Как мне рассказали беженцы в одном из пунктов в городе Шахты (60 км от Ростова), накануне к ним приехали сотрудники следственного комитета и стали задавать вопросы, на которые больно отвечать. Просили подробно рассказать про то, что люди видели, слышали в ЛНР/ДНР, как эвакуировались и прочее. «Даже всплакнула, тяжело вспоминать», – говорит одна из жительниц Луганска. Руководитель ПВР, милая женщина, осторожно разговаривает с беженцами. Их много, поэтому ей приходится постоянно бегать по коридору от палаты к палате. «Они были бодрыми, даже улыбались, а после следователей стали хмурыми, неразговорчивыми».

В жилых комнатах обычная кровать, как в общежитии, тумбочка, шкаф.

На столе у 70-летней Натальи из ЛНР стоит радио. Из него раздается чей-то голос. По тону ясно – программа о политике. Наталья радуется признанию Россией самопровозглашенных республик Донбасса. «Мы ждали этого несколько лет». Говорю открыто и честно, то, что слышал и видел: я не встретил ни одного беженца, который выступает против вчерашнего решения Путина. Спрашиваю, почему так считаете. Слушаю ответ и понимаю, что это пересказ путинского монолога. Выводы за вами.

Беженцы продолжают пересекать границу. Сегодня на КПП возле города Новошахтинск – очень близко к Дебальцево и Горловке, их соединяет прямая дорога – поговорил с жителями ЛНР, только что эвакуированными. Говорят, стрельбу не слышно, российских военных не видно. Но так считают не все. По словам некоторых, техника и солдаты уже пересекли границу. Нужно, конечно, с осторожностью относиться к этой информации. Тем временем и сегодня грузовики – в некоторых сидели военные – то и дело проносились по трассе.

В Шахтах застряли и воспитанники луганского детского дома. Есть и малолетние, и подростки выше меня. В России им, конечно, нравится (здесь условия лучше, по словам воспитательницы), но дом есть дом. «Хочу обратно. Очень сильно». Им повезло: 18 лет еще не исполнилось. Иначе пришлось бы взять в руки оружие и позабыть о детстве. Людмила из ЛНР рассказывает, что мобилизация – это не шутки: при ней местные силовики насильно увели молодого парня. На войну. «Не буду уж говорить так, чтобы подставить свое государство, но ситуация серьезная».

«Дай бог, дадут пожить здесь еще немного. Я хотя бы устроюсь на работу и смогу покупать одежду и еду. А если выгонят? Я слышала, у вас здесь тоже зарплаты невысокие, а у меня ребенок. Как мы с ним вдвоем? Было бы куда вернуться, а главное – к кому», – говорит 30-летняя Марина. Пока она в серых, угнетающих Шахтах, где дороги и некоторые здания выглядят так, будто бы война прошла и здесь. «Хотим домой. Все же там своя подушка, своя постель, свои родные. Если остались».