Восходители попали в шторм на Эльбрусе, пятеро из них погибли, разберёмся, что случилось

По сообщениям СМИ: «23 сентября, девятнадцать туристов на Эльбрусе попросили о помощи на высоте 5 400 метров из-за существенного ухудшения погоды. В рамках поисково-спасательной операции были спасены четырнадцать альпинистов. Двое были помещены в реанимацию. Погибли пять человек».

 Судя по всему, сигнал о «бедствии» группа восходителей подала, находясь на перемычке (или седловине). Её высота над уровнем моря 5416 м. На самом деле там есть, где укрыться. Не так давно, на седловине был смонтирован небольшой приют, кроме того, там есть расщелина. Похоже, в этом мероприятии облажались в первую очередь организаторы и гиды. Кроме того, подготовка участников восхождения не имела требуемого уровня.

Но основная ошибка была совершена раньше, в тот момент, когда группа вышла на восхождение. Признаки приближающегося шторма на этой горе настолько очевидны, что не заметить их просто невозможно. Для лучшего понимания того, что происходит на Эльбрусе в непогоду приведу пример из собственного опыта. Мне довелось попасть в очень сильный шторм при восхождений на Эльбрус, который был сильнее того, что случился 23 сентября 2021 года.

В качестве лирического отступления сообщаю - спасатели выявили зависимость, т.е. две точки притяжения, куда в основном попадают горе-восходители, спускаясь с Эльбруса в непогоду. Это два «трупосборника», которые находятся ниже скал Пастухова: тот, что по ходу движения справа, правее правой скальной гряды, правый, и тот, что левее, соответственно левый.

Полезное наблюдение: во всяком случае, если нет другой уточняющей информации, трупы ищут сначала именно там.

А теперь про опыт. В конце августа 1996 года меня накрыл шторм на западной вершине Эльбруса. Выход на гору мы делали из приюта Одиннадцати (это было ещё до того, как пожар уничтожил его). В ночь, накануне восхождения спалось замечательно, свой выход я запланировал не раньше пяти… В три разбудили японцы, собирались они очень громко. Поворочался в постели с полчаса, понял, что уже не усну, встал, спокойно собрался, выпил какое-то пойло, похожее на хорошо разбавленный растворимый кофе. Оделся, бочком спустился по узкой лестнице приюта в тамбур, у двери лениво влез в свои пластиковые ботинки… Вышел наружу. Ночь как ночь, звезды... Включил фонарь, не спеша надел кошки… Меня сразу насторожило, что было неестественно тепло для предутреннего Эльбруса, а это явный признак приближения грозового фронта. Успокоил себя тем, что поднимусь до траверса, а может быть, до перемычки – это много времени не займет, час-полтора, не больше – и вернусь... Сделал несколько шагов по скрипучему снегу. Настроение улучшилось, ноги сами понесли меня вверх по склону. Шлось, на удивление, очень легко. Ниже скал Пастухова обогнал одну команду японцев, чуть выше аккуратно обошел еще одну четверку японцев. Выше скал – ледовое пятно. Кошки легко врезались в пластичный лёд при тёплой погоде. Я ускорил шаг, почти побежал, тонус был такой, что даже дыхание не сбилось. Выше пятна снег плотный, почти фирн, шел не проваливаясь, быстро, не теряя темпа. Добежал до траверса от приюта меньше чем за час. К рассвету поднялся на седловину. Все время посматривал в сторону Грузии. Там небо было затянуто чёрными тучами, изрыгавшими молнии. Решил не рисковать и начал спуск по пути подъёма. И это было грамотное решение.

Уже в конце траверса встретил японскую четверку, остановил их, показал пальцем на надвигающийся шторм. (Общение с японцами было на «пиджн инглиш», во избежание неясностей все буду излагать по-русски. Старший в японской команде заявил, что они идут дальше (имя его я не запомнил, что-то на «М», назвал про себя «Микадо»). Время ещё есть, подумал я, шторм, возможно, придёт часа через два-три, сбежать успею.

Мое решение прогуляться с японцами было ошибочным.  Эта четверка была подготовлена слабовато, но снаряжения они набрали с собой с избытком. Под этой нагрузкой они шли неторопливо.

Теперь уже впятером мы поднялись на перемычку, повернули налево, дальше преодолели некрутой взлет, немного монотонный. Японцы шли в связке - четверкой без смены ведущего «Микадо» у них тропил. Я шел немного в стороне, слева от них. Крутизна склона около 45 градусов, снег подмороженный достаточно глубокий, коротконогие японцы утопали в снегу, шли медленно, и я двигался в их темпе. На предвершинный гребень поднялись одновременно.

В начале гребня «Микадо» воткнул в снег свою телескопическую палку, решил использовать её в качестве вёшки. На вершину японцы вышли по моим следам в глубоком снегу. Через несколько секунд нас накрыла густая облачность. Потом была серия просветов. А далее ударил штормовой ветер с плотным снегопадом. Эта сила нас буквально сбила с гребня на склон уходивший в сторону Хотю-тау. Подняться назад никакой возможности не представлялось. Мы начали спуск по пути наименьшего сопротивления забирая по дуге вправо. Двигались сначала ползком (очень сильный ветер не давал даже приподняться на четвереньки), потом кубарем, потом на пятой точке, разгребая снег всеми конечностями. Чтобы дышать, приходилось вжиматься в снег, закрывать лицо плотно руками и капюшоном парки. Продвигались наугад или просто вниз, на ощупь. Жесткие заряды снега вырывались из массы облака и впивались в лицо, больно били по глазам, забивали нос и рот… Наконец удалось приподняться на ноги, но спускались всё же в неестественных для человека позах, как-то по-обезьяньи, опираясь на все конечности. В результате мы выползли на склон Эльбруса ниже перемычки. Здесь на удивление было тихо. Над головой у нас клокотала чёрная туча, долина реки Малки была, как на ладони, северо-западный склон Эльбруса был освещён солнцем и просматривался хорошо почти до подножья.

Для того, чтобы попасть на нужный нам южный склон Эльбруса необходимо было преодолеть седловину. Естественно, что мы предприняли такую попытку. Но стоило нам приподняться метров на 50 вверх, ветер резко усилился и нас встретила стена летящего навстречу нам снега. После непродолжительной борьбы со стихией мы сдались и вернулись на исходную позицию. Из облачности выскочили белые, как снеговики. Снег был везде – в карманах, в складках одежды, в ушах, ноздрях, за воротником.
Тут «Микадо» поразил меня. Он вдруг повеселел, он что-то вопил своим друзьям, и те вопили ему в ответ. Я, естественно, поинтересовался: 
– В чем дело?

Японец показал мне пальцем на снег и радостно заявил, – это тропа.
Моя реакция явно смутила японца (я просто не понимал, чему он так радуется, ситуация была, прямо сказать, не из приятных, путь к приюту преграждал шторм, а долина Малки не обитаема и до ближайшего жилья и людей придется идти дня два). Микадо еще раз показал мне на снег и произнес: 
«Видишь? Красные пачки от сигарет «Мальборо» на склоне, значит, это тропа, здесь ходят люди». И правда, небольшой участок склона был усеян красными пятнышками, которые при ближайшем рассмотрении оказались трупиками снегирей. Не буду описывать смену настроения японцев, когда они вернулись в реальность.

Вариантов, исходя из сложившейся ситуации, было два: идти вниз, в долину Малки, или траверсировать склон горы в сторону перевала Ирик-Чат в обход восточной вершины, чтобы через нее вернуться к «Приюту 11-ти».
Боевой дух японцев пришлось поднять спиртовой настойкой элеутерококка, благо у меня в рюкзаке было 10–12 баночек этого зелья. Затем, мы начали траверс, поскольку гулять по долине реки Малки никто из нас не хотел. У японцев была с собой портативная радиостанция, но связи с приютом, по понятной причине – не было.

До перевала Ирик-Чат дошли без приключений. Над головой нависало все то же зловещее облако, укрывшее теперь и восточную вершину. Прошли перевал, повеяло свежестью шторма, посыпал снег. Двигались, не теряя высоты, все время забирая вправо, уперлись в лавовый конус, вдоль него поднялись вверх. На восточную вершину вышли довольно бодро, потом начали спуск в один из кулуаров правее конуса. Двигались лазаньем, я посматривал за японцами – был повод для беспокойства: лазанье вниз для плохо подготовленных восходителей в условиях непогоды - всегда проблема, особенно неприятно то, что при плохой видимости неопытные альпинисты теряют чувство опасности и могут просто шагнуть в пустоту, думая найти там опору.

Спускались долго, сказывалась плохая подготовка японцев. После выхода из кулуара связались по радиостанции с приютом. Я объяснил смотрителю ситуацию, нам рекомендовали траверсировать склон в сторону скал Пастухова, потом по вешкам или ориентируясь по правой скальной гряде выйти к приюту.

Но, здесь начались проблемы. Японцы выбились из сил, я привязался к их связке петлёй на булинь и тащил всю эту братию, как бурлак. Сами вперед они не могли сделать ни шагу, эти потомки самураев окончательно выбились из сил, а может быть им просто не хватало воли. Мой элеутерококк они к тому времени уже весь выпили, подбодриться было нечем. Вечерело, шторм был стабилен, не усиливался и не утихал. У самого старого участника японской команды появились признаки отека легких. Пришлось остановиться, развязаться, я ледорубом выкопал небольшую нишу, туда поместили больного. Используя радиосвязь, я сообщил новость на приют и попросил прислать спасателей, т.к. нести на себе всю группу вряд ли бы смог. Мне сказали, что в таких погодных условиях спасатели выйти не смогут. Дальше – хуже, аккумулятор радиостанции сел, связи больше не было. Микадо суетился рядом с больным, вы не поверите, у японцев с собой была… карманная реанимация (не шутка), кислородный аппарат с солидным запасом баллонов, капельницы, ампулы со шприцами, хрен его знает какого там назначения, таблетки всех форм и цветов. На моих глазах умирающий воскрес, японцы наглотались стимуляторов и выглядели, как огурчики. Со мной не поделились, хотя бы выпитый элеутерококк компенсировали, но - нет.
Пока японцы приводили себя в порядок, я начал копать пещеру на случай, если придётся остаться здесь. Уже стало достаточно темно. Думал о своем и не заметил, как «Микадо» увел свою команду, и я давно уже был один.
Немного постоял, обдумывая ситуацию, и пошел в сторону скал Пастухова. На душе было легко, поскольку японцы были явным балластом, от которого я счастливо избавился.

Налобный фонарь, который был надет ещё при выходе из приюта был на голове, привычным движением включил его. К скалам Пастухова вышел довольно быстро, обнаружил вёшку и стал крутиться возле неё, надеясь увидеть другую. Тщетно. Как назло, мощный прожектор, который был размещён на крыше приюта в эту ночь не горел. Позже узнал, что штормовой ветер в тот день порвал армированный электрический кабель питавший приют.

Скоро повалил снег, очень влажный, и это на высоте выше 4500, ночью, при температуре ниже минус двадцати. Склон горы, одежда, лицо – все моментально покрылось толстой ледяной коркой. Наибольшую неприятность доставляла постоянно образующаяся ледовая маска на лице, её приходилось постоянно ломать, чтобы дышать и видеть. Грохот шторма нарастал, было ясно, что приближается что-то вроде настоящей совершенной бури с очень сильной грозой.

Ветер и снегопад усиливались. Кончики воротника моей парки стали светиться, даже в грохоте стихии различим был довольно громкий зуммер за спиной. Посмотрел назад, телескопические палки за ненадобностью были мной убраны в рюкзак, одна из них благополучно сложилась, другую заклинило на морозе. Вот эта вторая торчала, как антенна, над головой и не просто светилась, а уже искрила и зуммерила. Я снял рюкзак, вытащил злополучную палку, заодно и ледоруб, любопытства ради провел маленький эксперимент со статическим электричеством: поднял вверх указательный палец правой руки, вокруг пальца появилось голубоватое свечение и послышался звон на высокой ноте. 

Ещё через несколько минут мокрый снег уже валил стеной, точнее, мел лавиной, ветер превращал снегопад в оружие пыток – страдали лицо и глаза. Воздух вокруг наполнился запахом озона, каждая клетка тела почувствовала воздействие статического электричества. Вдруг рядом грянул взрыв, не глухой как при детонации тротила, а звонкий, ему сопутствовала вспышка, в глазах завертелся калейдоскоп. Удары молний посыпались с неотвратимой жестокостью. Прошло много времени, прежде чем я немного привык к ситуации и, наконец, понял, что уже куда-то иду вслепую, опять и опять где-то рядом вспышки, звонкие сильные хлопки, казалось, что склон рвется на куски. Молнии без остановки, сериями, очередями били вокруг меня, очень близко, каждая выступающая деталь моего снаряжения светилась и зуммерила. В какой-то момент я потерял равновесие и покатился вниз по склону. Далеко не улетел, произвёл самозадержание на автомате. Поднялся на ноги, продолжил спуск всё также вслепую. Ноги иногда проваливались в трещины, но срабатывал инстинкт, который - то заставлял меня прыгнуть вперёд, преодолевая пустоту, то принуждал откинуться назад, если зверь, проснувшийся во мне, чувствовал, что трещина слишком широка. По пути было ещё несколько падений, но без травм и последствий. Неожиданно почувствовал, что опора уходит из-под ног. В следующее мгновение уже висел, зацепившись ледорубом, а ноги сами по своей воле вбивали кошки в стенку бергшрунда. Вылез наверх, немного приподнялся и повернул направо – обошел берг (бергшрунд – подгорная трещина), продолжил спуск. Разряды ушли куда-то вверх и превратились в подобие зарниц – этакая подсветка, которая ничего не освещает, просто создает фон, наполняющий перламутровым сиянием все пространство вокруг тебя, и ты просто висишь в этой светящейся субстанции. Рев бури превратился в оглушающий непрерывный грохот, наверное, подобный грохоту канонады во время огневой подготовки в бою. Ветер усилился и теперь дул вверх по склону, срывая стружку липкого снега с поверхности. Стружка катилась вверх, превращаясь в снежный ком, который, набирая критическую массу, останавливался и спустя мгновения, под воздействием ветра разлетался на куски. Я сначала подумал, что это зайцы бегут, увидев катящиеся на большой скорости вверх по склону комки снега.
В мозгу промелькнуло: «Зайцы? Какие зайцы, откуда здесь зайцы?».

В условиях гипоксии, тем более на фоне усталости, может произойти что угодно с сознанием человека, в том числе галлюцинации. И они начали меня преследовать: то казалось – вот она, палатка, стоит на пути, и в ней светится огонь, или я вдруг видел группу людей перед собой... «Никого здесь быть не может, крыша едет, это нормально», – говорил я сам себе и шел дальше, не обращая внимания на видения. Чтобы как-то отвлечься от галлюцинаций, стал обдумывать план действий: «Спущусь немного ниже, и буду копать нору: даже если успешно пройду ледник, дальше будут проблемы – скальные сбросы, а попасть на них ночью – это смерть на 100%, потом, я не знаю даже, где нахожусь. Хорошо, если ушел вправо, на ледник Азау, который относительно безопасен, а если влево – тогда скальные сбросы уже где-то совсем близко, может быть, они прямо подо мной, поэтому надо быть предельно внимательным».

 Пришлось остановиться, поскольку идти дальше было предельно опасно, трещины встречались слишком часто и как-то беспорядочно. Мне показалось, что я нахожусь уже достаточно низко. И правда, снег здесь был податливый, рыхлый. Начал копать нору, получилась небольшая ниша, в которую я уместился полностью. Сел на рюкзак. Ветер больше не беспокоил, стало тепло и комфортно, тут только обратил внимание на странный дискретный писк – это японская радиостанция подавала сигнал о полной разрядке аккумулятора. Выключил я её, чтобы на нервы не действовала – теперь можно было расслабиться. Расположился все же не совсем удобно, колени пришлось поджать к подбородку. Скоро, очень скоро, ноги затекли, я инстинктивно выпрямил их, снег, на удивление, легко поддался, как бы провалился в пустоту. 

«Только этого не хватало», – была первая мысль, – «надо же, я выкопал нору на краю трещины. Что ж, вылезать на поверхность, копать новую? Нет уж, только не это, там холодно, ветер задувает. Потом, под ногами (под пятой точкой) есть надежная опора, кошки не дадут соскользнуть вниз, а пустота рядом с норой послужит для стока углекислоты…» Как легко можно себя убедить не вылезать на поверхность, туда, где непогода и холод (при подготовке снежных укрытий необходимо всегда делать сток для углекислоты, которую выделяет человек при дыхании, иначе можно погибнуть). Так сидел в снежной норе, ждал утра, заснуть не боялся – спать не хотелось, сказывалась сильная усталость.

И все же в какой-то момент задремал, может быть, задремал, услышал шаги, услышал два голоса, мужской и женский, вздрогнул, проснулся – голоса не пропадали, на этот раз не поленился, выглянул наружу – никого. «Ну-ну, кино продолжается», – подумал я, погружаясь назад в нору. Голоса опять зазвучали, но скоро затихли, шаги начали удаляться, пропали. «Так-то лучше!» – воскликнул я про себя, галлюцинации не входили в список развлечений в эту и без того непростую ночь. А она длилась очень долго, наконец начало светать. Я вылез из норы. Ветер утих, но видимость была по-прежнему нулевая. Густая облачность вокруг меня не позволяла сориентироваться. Решил продолжить спуск, с осторожностью. На удачу ветер дунул вверх из долины и в облачности появились просветы. И я увидел, что станция «Мир» была ниже и левее, приют 11-ти - значительно выше. Меня занесло примерно в центр ледника Азау, по всему выходило, что ночью пересёк правый трупосборник.

  Я развернулся и начал подъём в сторону приюта. Но, по прямой идти не вышло. Путь преградил каскад трещин, пришлось сделать большую дугу, чтобы их обойти. Шёл долго, петляя, как по лабиринту, заходя в невидимые тупики скрытых под снежным покровом трещин, возвращался назад, чтобы выбрать другой вариант пути. Наконец преодолел неприятные места и оказался в точке, где между мной и приютом был только заснеженный идеальный склон. Хотелось бежать. Но, в горах всё обманчиво, пошёл со всей осторожностью. Удалось сделать несколько шагов по прямой, и ноги провалились в пустоту. Привычно откинулся на спину, лег на ледоруб, успокоил дыхание, поднялся на ноги. Достал из рюкзака телескопическую палку и оставшуюся часть пути использовал её, как щуп. Из аварийного выхода 3-го этажа приюта мне навстречу выскочили два парня, но их помощь не понадобилась. Сил у меня было ещё предостаточно, обошёлся без травм, без обморожений. В тот же день мы спустились в гостиницу Чегет. Кстати, тем же утром, на час раньше меня в приют пришли японцы, без потерь.

К какому выводу я пришёл, получив этот непростой опыт? Во-первых, не ходить на Эльбрус в непогоду. Во-вторых, не связываться с японцами. В-третьих, если в качестве компании на восхождение есть только «чайники» - лучше идти одному, так безопаснее.