В следующем, 2021 году, будут муссировать – но вряд ли праздновать – тридцатилетие роспуска Союза Советских Социалистических Республик, одной из немногих сверхимперий в истории человечества, такой же некогда мощной и обширной, как империи Римская, Британская, Золотая Орда и государство Тамерлана. Оправдана ли ностальгия, следует ли испытывать светлую грусть по этому поводу?
Мы не будем касаться вопросов простых человеческих радостей – счастья материнства, безоблачного счастливого детства или счастья только поженившихся влюблённых. И не будем рассматривать необоснованные ожидания – дескать, если мне за ту же самую работу кто-то начнёт платить в три раза больше, то вот оно, счастье. Мы рассмотрим проблему счастья с объективной стороны – были ли и появились ли условия для реализации каждым человеком своих возможностей и удовлетворения своих потребностей?
Была ли советская эпоха великой и поэтому счастливой?
Покойный бытописатель Эдуард Лимонов считал, что у нас была великая эпоха. С его нелёгкой руки эта фраза, которой он назвал одну из своих книг, стала идиоматическим оборотом, социальным мемом. Путин как-то сказал, что распад СССР – это геополитическая катастрофа. Да, по последствиям для стран бывшего СССР это стало катастрофой, но было ли это трагедией для России, вот в чём вопрос? И стало ли от этого больше или меньше счастья?
Структура советского государства была выстроена – или сложилась – таким образом, что только две республики служили донорами для остальных тринадцати – это РСФСР и Белорусская ССР. Эти две республики производили больше всех продукции и товаров, но при этом население жило беднее, чем в остальных, неважно, будь это республики Прибалтики, Закавказья или Средней Азии. Украина жила намного богаче, чем средняя полоса России. При этом Украина, бывшая всегда дотационной, невзирая на наличие аэрокосмической, судостроительной и автомобильной промышленностей, громче всех заявляла, что она кормит Россию и весь остальной Союз. Русскими, которые де-факто были кормильцами всех братских народов, были недовольны все братья поголовно. Прибалтийские народы не могли простить инкорпорирования своих государств в советскую семью, называя советскую власть «свинской русской властью». Эстонцы называли русских «тыблами» и считали скотами. Слово «тыбла» в основе имеет местоимение «ты» и часть непечатного слова, рифмующегося со словом «мля». По версии эстонских филологов, происхождением слово «тыбла» обязано неделикатному обращению сотрудников НКВД к любому эстонцу, которое звучало как «Ты, …я!» и диссонировало с тонкой и ранимой эстонской душой, считающей себя европейски воспитанной. Можно подтрунивать над особенностями эстонской сельской жизни и стебаться над горячими эстонскими парнями. Справедливость же и честность требует признать контраст между русским и эстонским образами жизни даже при советской власти. Если кому довелось побывать в Эстонии ещё в середине 1970-х годов, то он замечал невероятный, режущий глаза контраст между русскими и эстонскими деревнями. Въезжая в Эстонию из Псковской губернии, разбив подвеску об поверхность, которую в России называли дорогами, вы, проехав республиканскую границу, оказывались на идеально ровном шоссе с идеально нанесённой разметкой и знаками ограничения скорости в 100 километров в час, при том что по России быстрее 60 километров в час ехать в направлении Эстонии было физически невозможно. И вот, несясь по шоссе, уже по эстонской территории, прямо в душу била несоотносимость русских деревень и эстонских.
Русские деревни были как обычно, милые сердцу покосившиеся бревенчатые потемневшие дома, такие же сараи, такие же кривые заборы из горбыля, кучи мусора и хлама, валяющиеся в неживописном беспорядке во дворах, неухоженные и неаккуратные огороды. Эстонцы же словно плевали в добрую и широкую русскую душу – идеальные каменные дома-коттеджи, идеальные заборы, чистота и порядок во всём. Смотреть на это было поначалу невыносимо, потом как-то можно было привыкнуть и уже не замечать. Но посещение первой же придорожной столовой стало бы настоящей оскорбительной пощёчиной – там давали настоящий кусок мяса, прекрасно приготовленного, и вообще еда была такой, какую редко можно было отведать даже в московских ресторанах «Прага» или «Славянский базар». А ещё в Эстонии была своя жевательная резинка «Калевала», и в Таллине в храме играл на богослужении орган, а пиво везде было свежим, вкусным и без очереди. На всё можно было закрыть глаза и стойко перетерпеть, даже демонстративное презрение и нежелание говорить с русскими по-русски, но никак не пиво. Это пиво было ударом поддых, такой подлости от эстонцев не ждали даже самые стойкие и бывалые русские. Это было просто несчастье какое-то.
При таком раскладе можно было потерять не только веру в человечество, но и в идеалы коммунизма. Не зря товарищ Сталин загонял в лагеря тех, кто был угнан на работы в Германию и видел другую жизнь, заодно доставалось и воинам-освободителям Восточной Европы – то, что они там видели своими глазами, могло вызвать невосторженный образ мыслей и породить неверие в колхозный строй.
Как потом загнать граждан обратно в советское стойло и убедить, что им выпало счастье жить в лучшем государстве при лучшем социальном строе? Чтоб не растрачивать впустую высоких слов, было принято соломоново решение – отправить многих в колымские и воркутинские концлагеря, чтоб остальные перестали верить глазам своим.
Особенности национального быта
Тем, кто сильно в России ностальгирует по советским временам, убеждая себя, что вот тогда-то было настоящее счастье, хотелось бы напомнить труд за усреднённые 120 рублей зарплаты. Двухчасовые очереди за колбасой по 2 рубля 20 копеек за килограмм из сырья неустановленного происхождения. Авоськи со слипшимися несъедобными пельменями по 72 копейки за пачку. Немыслимо дрянную водку по 4 рубля 12 копеек за поллитру. Войлочные полуботинки «Прощай, молодость» за 12 рублей. Автомобиль «Жигули» за пять-шесть годовых зарплат и несколько лет ожидания в очереди. И норму жилой площади в пять с половиной квадратных метров на человека – всего лишь в два раза больше, чем полагалось советскому человеку на кладбище. Кооперативные квартиры не разрешали строить, если человек располагал жилплощадью свыше 9 метров на члена семьи. А государственной квартиры можно было ждать 20 лет, и давали комнат из расчета по комнате на члена семьи минус одна комната. Если семья из трёх человек – им двухкомнатную квартиру, если из четырёх – им трёхкомнатную, если пять – то четыре комнаты. Это чтоб они друг у друга на головах сидели, чтоб было чем заняться в свободное от социалистического соревнования время. Не даром основным орудием бытовых убийств в советское время служила чугунная сковородка.
А бездомные советские офицеры, защитники завоеваний социализма со своими горемычными жёнами, к которым приходили всякие полковые комитеты офицерских жён и смотрели на чистоту унитазов и постельного белья? Проблемы бездомных офицеров уже решили после советской власти, только в 2010-е годы.
При феноменальном изобилии земли в СССР гражданам России выделялось лишь по шесть соток для садоводства и строительства дачного домика. Шесть соток – это полоска шириной пятнадцать метров и длиной сорок. Ни канализаций, ни водопровода, в лучшем случае электричество, 10-15 киловатт. Граждане рыли колодцы, а на соседнем участке, в нескольких метрах от колодца, другие дачники рыли выгребную яму под сортир (в большинстве штатов США для получения разрешение на установку септика и бурение скважины необходимо иметь участок площадью не менее 1 акра – это 45 соток). К слову, в 21 веке меньше трети населения РФ пользуется нужниками, а в последние годы социалистического рая нужду в очко справляло больше половины. И если бы не диалектическая природа советской экономики – социалистической по форме и полунатуральной по содержанию – граждане РСФСР голодали бы отчаянно. А так, после трудовой недели на заводе или в конструкторском бюро – милости просим на самобарщину, полоть картошку и опрыскивать яблони дихлофосом.
О картошке. Она продавалась в бумажных пакетах, расфасованная по три килограмма и стоила 30 копеек. После того, как с неё смывали землю, выбрасывали гниль и срезали шелуху, оставалось килограмма полтора. Эту картошку колхозы и совхозы не могли собрать самостоятельно, приходилось студентов каждый год в сентябре отрывать от занятий и посылать на сельхозработы. Также привлекали к уборке картошки молодых учёных и армию. А потом, как на государственную барщину, горожан из всяких НИИ и учреждений отправляли на овощные базы – перебирать мёрзлую картошку в хранилищах и отдирать гнилые листья от капусты. За это могли поставить зачёт или дать отгул, однодневный отпуск. А могли просто заплатить несколько рублей, например, целых два, за день работы. На овощных базах кормились когорты так называемых «рублёвых» - это нищие старухи, которые были готовы каторжно работать за рубль в день. Что неудивительно – у колхозниц бывала пенсия всего 12 рублей в месяц, и это уже в 1970-е годы, уже было лет пятнадцать, как бесправным колхозным рабам стали выдавать паспорта – до этого у них паспортов не было, чтоб они не могли сбежать от своего деревенского счастья по-советски. А нормальная пенсия простого советского труженика – 40 рублей в месяц. Стипендия студента – 30 рублей. Этого могло хватать лишь на жизнь впроголодь – бутылка кефира, батон хлеба, несколько кусков сахара, кусочек масла и сто грамм либо колбасы, либо сыра. Иногда можно было сходить в кино за 25 копеек.
Развлечения были не очень увлекательными. СССР производил кинолент не меньше Голливуда, но смотреть и вспомнить, кроме пары десятков фильмов, нечего. Несколько шедевров Гайдая, понятных только советскому зрителю, да несколько высоконравственных фильмов про войну и любовь. Даже патриотическими боевиками не могли толком осчастливить – такие фильмы как «Пираты XX века» или «В зоне особого внимания» появились лишь на излёте советской власти; но даже с такими современными им голливудскими безделками как «Рокки» или «Рэмбо» их не сравнить. В театр билетов было не достать, приходилось покупать либо у спекулянтов, либо искать каналы через знакомых. В театральных кассах можно было купить билеты только на спектакль про Ленина или про драматизм жизни на производстве. За границу было не выехать простому человеку – надо было пройти партком, профком, заседание общественности в виде старых маразматиков в выездной комиссии, получить визу на выезд в ОВИРе (Отделе виз и регистраций МВД). Отдыхать ездили в Крым «дикарями» - палатка, спальный мешок, консервы, нужду справлять в кустах или в море. Сомнительная и дешёвая романтика для тех, кому не повезло достать путёвку в профилакторий или санаторий, где спали в комнатах без кондиционеров и три раза в день давились гнусной жрачкой в санаторной рыгаловке. Это ли было счастьем?
По телевизору с утра до вечера по трём каналам гоняли унылую муть. По воскресеньям, между двумя идиотскими передачками, «Служу Советскому Союзу» и «Сельским часом», по первому и главному общесоюзному каналу показывали «Утреннюю почту», где ведущий Юрий Николаев шутил несмешными, но бодрыми шутками, дабы заполнить вакуум между музыкальными клипами. И иногда, среди советской лабуды, могли показать что-нибудь западное – это был глоток воздуха в удушье официальной советской эстрады. А первые две передачки названы идиотскими потому, что для тех, кто служил в Советской Армии, или жил на селе, очевидная ложь и профанация официальной пропаганды были ясны как божий день.
Армейская службы с её дедовщиной, непосильным рабским трудом и отвратительной кормёжкой делала из молодых людей нравственных и физических калек. Выйти из армии озлобленным хорьком, со сломанным носом и выбитыми зубами, с гастритом или язвой желудка, с сорванной поясницей, с грибком на ногтях и стрептодермитом на заднице – обычное дело. У солдатиков был постоянный авитоминоз, ссадины и царапины не заживали, гноились. Денежное довольствие солдата срочной службы составляло 5 рублей 50 копеек, из них два с половиной рубля вычиталось на подшивку (куски белой ткани, подшивавшиеся ежедневно к гимнастеркам в качестве воротничков) и на подписку на советские газеты – «Красную Звезду», «Правду» и «Известия». Оставшуюся трёху отбирали «деды» - копили на дембель.
В армии на срочной службе очень даже хорошо было заметно, насколько братскими являются отношения между советскими народами – все держались землячествами по национальному признаку. И, как ни странно, только русские были сами по себе. Они сбивались в стайки в основном по уровню культуры и образования, по уровню общей цивилизованности – умники к умникам, колхозники к колхозникам. И прекрасно ладили, без надменности, с людьми своего же круга из других этнических групп, с цивилизованными грузинами, армянами или узбеками, что свидетельствовало о высокой степени имперской толерантности со стороны системообразующего народа.
Одна из причин того, что при распаде СССР все народы остались в проигрыше, и только русские в выигрыше – это отсутствие этнической надменности и национального снобизма у русских, в отличие от других имперских народов, римлян или британцев. Когда русские были рядом, никто их не ценил – это были либо оккупанты, либо урусы проклятые. Когда же их не стало, то хватились все национальные окраины – а кто же будет работать? По сути, русские были нищими и бесправными рабами в собственной империи.
Хуже было только евреям – к ним советская власть вообще относилась как к шелудивым собакам: при Сталине их травля началась с дела врачей-вредителей и клеймили евреев как безродных космополитов, то есть фактических изменников и предателей, а с 1967 года началось почти официальное ограничение допуска евреев к образованию и карьере. Притом, что заслуги евреев в создании мощи СССР и формировании высочайшей культуры в стране были абсолютно бесспорными. Коммунисты-интернационалисты сделали всё, чтоб евреи почувствовали себя лицами третьего сорта, создавали им невыносимые условия, но при этом не давали возможности спокойно выезжать на историческую родину. Американский закон Джексона-Вэника, отсёкший СССР от импорта высоких технологий, явился следствием государственного животного антисемитизма.
Читайте также: А было ли в СССР счастье? Часть 2
Мнения, высказываемые в данной рубрике, могут не совпадать с позицией редакции