Налоги отдай дяде!

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве задумались однажды самые богатые купцы-спекулянты, которые королевство это на корню скупили, а «почему-то простой народ налоги какому-то там царю платит, а нам нет. Аль мы рылом не вышли?! Непорядок». Пошли тогда они к крапивному семени государственному, отсыпали толику малую златых обещаний и получили указ-закон царя батюшки, чтобы чернь отныне два налога платила и в казну, и купцам. А чтоб не бунтовали, назвали это благом для самой черни.

Вначале ввели налог на гужевой, так сказать транспорт. Называли его для простого народа заковыристо и по-иностранному «Платон», что в переводе с заморского древнегреческого означает «широкоплечий». А раз плечи, мол, широкие, то плати мужик с каждой грузовой телеге мзду повёрстную. Всплакнул мужик, выпил, побуянил для приличия, получил древком стрелецким по дурной голове и стал платить. Но и за свои услуги транспортные стал брать с учетом верст или по-научному «плеча доставки». Купцы тоже свои «пять рубликов» на пуд груза накинули за перевоз. Вдохнул конечный потребитель, затянул кушак потуже и заплатил. А куды денешься?! Весь груз чай, через телеги идет, и «Платоше» как разбойнику подорожному платит.

Сидят на золотой в каменьях печи купцы-олигархи, «друзья царя, отцы Платона» и радуются, ни с такого ни с сего им все транспортное королевство платит. Только успевай мешки золотишком набивать. И черти узколглазые из соседней страны радуются, ведь купцы эти специальные товары, типа зеркальца такого, которое телеги фиксирует-фотографирует и отсылает, у них целыми несметными тысячами покупают. Большое королевство то, пока все отцифруешь! 

Затем загорелись купцы жирные и еще миллионы зеркалец подкупили и заставили веселых молочников, да заводы, которые огненную воду выпускают все подсчитывать, да на их ус наматывать. И китайцы рады, и купцы довольны. Народ, покряхтывает, но огненную воду берет, а утром молочком отпаивается.

Совсем купчины тогда раздухарились и решили все товары посконные и домотканые чужими зеркальцами оснастить, чтобы знать, значится, где товар сей сделан, за сколько продан и кем куплен. Долго они бороды друг другу мяли, чтобы первым и единственным поставщиком сделаться. Выиграл, конечно, не один, но трое. Компания ко двору приближенная, бухарец Алишер и Саша Almaz. Барыши им грозят невиданные.

Шутка ли, в каждую пачку зелья царя петрова свой чип заложить, да в каждую склянку зелья лечебного его засунуть, да и к каждой шкурке-шубке присобачить, да и про каждую пару лаптей не забыть. И покупать то это чудо заморское электронное у них надо. У других не вздумай! Мытари узнают, набегут, слово и дело крикнут. Без портков в острог пойдешь. 

Вроде недорого слежка за махоркой обойдется, в полрублика за пачечку, но курочка по зернышку клюют, а с каждой табачинки копеечку вынь да положь. Говорят, только на махорке горы золотые, миллиардные Алишер, да Саша получат. А чтобы своих золотых поменьше тратить, им царские меняльные конторы денег дадут. Хорошо купчины устроились!

А народ что? А народ поплачет, огненной воды выпьет, поголосит и по башке за это от опричника получит, да оплатит и печь-самоход для купчин, и тринадцатитину царскую, да зелья лекарственные, да табачок золотой, да лапти инновационные…

Все оплатит. А когда до погоста доживет, слетятся стервятники, родственников да свойственников до исподнего разденут. Тут и клерки банковские с кредитами, который покойник отдать не успел, набегут, да хатку мужичка приберут, семью выкинут.

Россия как государство становится похожей на какой-то, прости Господи, уезд или волость. Такой же уровень «социальной ответственности» за граждан - детей своих. Ответственности за «лечить, учить, защищать». Но все сильнее требования «платить, отбирать, нагибать». Становиться все ближе и ближе к некрасовскому своему прошлому, которое, как казалось, кануло безвозвратно. И как двести лет назад на вопрос «Кому живется весело, вольготно на Руси?» актуально: «Роман сказал: помещику, Демьян сказал: чиновнику, Лука сказал: попу. Купчине толстопузому! — Сказали братья Губины, Иван и Митродор. Старик Пахом потужился И молвил, в землю глядючи: Вельможному боярину, Министру государеву. А Пров сказал: царю...»