С Богом за пазухой

80 лет назад Советский Союз двигался вперед, штурмовал высоты первой пятилетки. И героями главных судебных процессов 1931 года были, разумеется, люди, этому штурму мешавшие (или объявленные таковыми): меньшевики, вредители… Но «АН» сегодня решили напомнить судебные дела не столь громкие – но тоже отражающие эпоху.

Облегчитель родов

Объект, который в 1931 г. в Якутске стал предметом судебного спора, истец и ответчик именовали просто – «бог». Внешне он выглядел как «деревянная, маленькая, довольно бесформенная чурбашка с клоком волос и какими-то загадочными чертами», нанесенными оленьей кровью.

Судились два якутских (или эвенкийских – автор публикации в журнале «Суд идет!», №3-1931 г., в эти подробности не вдавался) «служителя культа». Не шамана! Шаманом был отец истца, Улу Тырланова. От него Улу перешел этот самый… «бог»? «чурбашка»?.. Он обладал (по общему мнению местных жителей) дивным свойством: облегчал женщинам роды. Улу в соответствующих случаях давал «богом» попользоваться. Брал круто – каждый раз по оленю. Стал с годами одним из самых богатых людей в округе.

Но в черный день попался на его пути гнусный тип, который даже имени своего не помнил: много лет все звали его кличкой Быстрый Омуль (так и фигурировал в деле) –  нищий, злой старикашка. Этот негодяй, забрался в жилище Улу, украл «бога» и стал сам нахально сдавать его напрокат. Причем мерзавец не скрывал: да, стащил. Ну и что? Было ваше – стало наше. И всячески над Улу надсмехался.
С  «богом» не расставался, завернув в тряпочку, носил за пазухой. Даже спал с ним.

Трудно сказать, как разрешались такие конфликты в былые времена, но сейчас на дворе стояла советская власть. К ней Тырланов и обратился. В Якутске бывалые люди направили его в городскую коллегию адвокатов. Там написали жалобу по всем правилам: так и так, похищено орудие производства. Послали в суд. Милиционер поехал в поселение, где жил Быстрый Омуль, привез обвиняемого – с «богом» за пазухой. Омулю тоже выделили адвоката.

Истец и ответчик оперировали следующими доводами.

Тырланов: «бог» – фамильная реликвия. У нашего рода с ним сакральная связь. В чужих руках это просто деревяшка. Похититель мало что совершил преступление! Используя «бога» сам, без сакральной связи, он просто обманывает людей.

Омуль: да, украл. Ради протеста. Посмотрите, сколько этот Улу ломит за пользование – целого оленя! А я беру дешевле, мне много не надо. Людям это нравится, и все справедливо. А сакральной связи никакой нет. «Бог» – просто инструмент вроде топора. Топор от одного хозяина попал к другому – он что, тупее стал?

Решение суда ошарашило и Улу, и Омуля. Было решено обеим сторонам в иске отказать, поскольку предметом разбирательства является вещь, не представляющая ценности. А истца и ответчика привлечь к ответственности за мошенничество с немедленным взятием под стражу.

Зачитав приговор, судья самолично взял «бога» со стола, подошел к топившейся в зале суда печке (Якутия ведь, зима) – и кинул в огонь. Сухая, обильно пропитанная жиром «чурбашка» вспыхнула, как порох. Тырланов вскрикнул, метнулся к печке, но кто-то из публики подставил ножку – и Улу покатился по полу.

Право на фамилию

Итог следующего разбирательства также не удовлетворил обе стороны. А ведь судились люди известные. Рассматривался иск легендарного клоуна Владимира Дурова к цирковому артисту Владимиру Дурову, который приходился ему…

Стоп. Мы вынуждены погрузиться в дуровскую генеалогию.

Жили-были два знаменитых брата, два гениальных клоуна и дрессировщика – Владимир Леонидович и Анатолий Леонидович Дуровы. Еще до революции они поссорились – и с тех пор каждый держался сам по себе.

Анатолий Леонидович умер от тифа в 1916 году. У него остался сын Анатолий Анатольевич, также блестящий цирковой артист. Он в 1928-м нелепо погиб. (Приятели вытянули на охоту, хоть Дуров в животных принципиально не стрелял, – но просили оценить новую собаку. Та, играя, прыгнула на державшего ружье человека. Самопроизвольный выстрел, весь заряд – Дурову в голову.)

Прямых потомков Анатолий Дуров-сын не имел.

Ветвь пресеклась? Но в аттракционе Анатолия Анатольевича работал его племянник – Владимир Шевченко. Анатолию Леонидовичу он, соответственно, приходился внуком. Владимир по решению труппы принял дело дяди. А поскольку и деда тоже – то счел себя вправе носить славную фамилию Дуров. Смена фамилий тогда происходила легко: заявление в ЗАГС, объявление в газете. Если третьи лица не опротестуют – ты другой человек. Паспорта в СССР ввели лишь в 1932-м.

В феврале 1929 г. Таганрогский ЗАГС переименовал Владимира Григорьевича Шевченко во Владимира Григорьевича Дурова.

Но живший в Москве Владимир Леонидович Дуров – прославленный «дедушка Дуров» – логично рассудил, что двух цирковых Владимиров Дуровых быть не может: и публика запутается, и вообще… По его протесту Таганрогский ЗАГС свое решение отменил.

Однако цирк – дело кочевое. Владимир Григорьевич Дуров (вновь ставший Шевченко) уже гастролировал на Украине. Сезон в разгаре – не срывать же афиши! А как же договоры, документы?

И тут выяснилась одна тонкость. Таганрог – это Россия. Пункт о «протесте третьих лиц» при смене фамилии в законе РСФСР имелся, а в украинском – нет. Несостыковали чего-то юристы. Получалось, что протест «дедушки Дурова» на территории Украины неправомочен. И местный, Харьковский, ЗАГС разрешил Владимиру Шевченко остаться Дуровым.

«Дедушка» Владимир Леонидович Дуров написал в Верховный суд СССР.

Вновь цитируем журнал «Суд идет!», 1931 год. «Шесть дней Харьковский межрайонный суд рассматривал это редкостное дело. (…) 14 свидетелей и эксперты во всех деталях осветили суду родословную Дуровых, заслуги каждого из них. Временами трудно было различить, кто является ответчиком и кто истцом. (…) Суд признал, что Вл. Дуров-Шевченко, меняя фамилию, не преследовал «корыстных целей». В то же время аннулировал запись Харьковского ЗАГСа о перемене фамилии и предоставил право Владимиру Шевченко именоваться Шевченко-Дуров.

Обе стороны остались недовольны и подали кассационные жалобы. Дело перешло в Верховный суд УССР».

С годами Дуровы помирились

Как рассказал «АН» директор музея «Уголок дедушки Дурова» Ю. Кукес, после Харьковского суда было еще несколько процессов по искам Владимира Леонидовича Дурова к Владимиру Григорьевичу Дурову (Шевченко). Решения принимались половинчатые, «дедушка Дуров» обижался, писал Калинину, Сталину. В 1934 г. умер. Его потомки спор не возобновляли. Владимир Дуров (Шевченко) продолжил выступать как «Владимир Дуров», позже это стало и официальным именем. Под ним Владимир Григорьевич – действительно яркий мастер, народный артист СССР – также вошел в историю цирка. Со временем представители обеих ветвей династии нашли общий язык, подружились, и дело стихло само собой.

Нервный срыв

И еще одна история – смахивающая на классическую советскую байку о «затаившемся враге». С другой стороны, известны место и время событий, в газетах цитировалась исповедь подсудимого. Может, и впрямь жизнь закрутила вполне литературный сюжет?

В 1931 г. в деревне Большое Червино (нынешняя Ленинградская область) был убит работник Тосненского райисполкома Мошарский, командированный на хлебозаготовки. Вечером он шел из сельсовета к дому, где ночевал. Из темноты ударили ножом. Закричал. На крик выскочили люди, кинулись во тьме за кем-то убегавшим, догнали, скрутили. Это оказался пастух Савельев – человек, хоть и нездешний, но живший в Червино уже года два, тихий, непьющий. На допросах он твердил, что вышла ошибка, погоня не за тем побежала. В протоколах ставил крестики: неграмотный.

Но через пару недель в домзаке неграмотный вдруг попросил у надзирателя бумагу и карандаш. И начал исписывать лист за листом.

Это было его «Заявление следователю»: «один из самых выпуклых документов, с которыми приходилось сталкиваться советскому суду».

Савельев писал, что он с Украины, сын помещика. По образованию – филолог, с юности боготворил науку. В Гражданскую воевал с красными, потом прибился к какой-то украинской «шайке». Увы, и нагрешил много – впрочем, не в том суть.

А суть в том, что однажды он решил: «произошел перелом». Скрыв прошлое, устроился на советскую службу. Работал старательно. Правда, время от времени казалось: кто-то опознал его на улице, начальство излишне расспрашивает о прошлом. Тогда увольнялся, уезжал подальше. Так постепенно и оказался в Червино. Глухие места, он пасет коров – кто заинтересуется? Но появился этот чертов командированный. И накануне рассказывал в сельсовете, что послан на заготовки. Значит, и сюда понаедут всякие уполномоченные, милиционеры, пойдут расспросы. Снова бежать? При этом Савельев уже понял: даже если опять повезет уйти – до конца дней, ему, ученому, суждено таиться, устраиваться пастухом, ассенизатором…

Невмоготу стало. Вышел из избы подышать – глядь, приезжий идет. А нож всегда за голенищем.

«Нет филолога Савельева, нет бандита Савельева. Есть Савельев – измотанная душа, стремящаяся к покою», – писал он.

Расстрелян.