Сербия 25 лет спустя: война не проиграна

Четверть века назад, 10 июня 1999 года, завершились натовские бомбардировки Югославии, длившиеся два с половиной месяца и унёсшие тысячи жизней (точные цифры по сей день неизвестны). Гость «АН» – Стеван ГАЙИЧ, доктор политических наук, научный сотрудник Института европейских исследований (Белград), приглашённый профессор МГИМО.

– СТЕВАН, тебе тогда было 15. Какими помнишь те дни в Белграде?

– Главные натовские удары пришлись не на Белград. Здесь натовцы тоже совершали военные преступления, но в основном бомбили юг Сербии, Косово, Метохию, где располагалась основная часть нашей армии. А Белград… Помню разное. Со временем привыкаешь к сиренам, к бомбам. Занятия в школах на время бомбардировок отменили – в результате каникулы продлились не три месяца, а почти шесть. Мы постоянно пропадали на улице, играли в футбол. В этом смысле прекрасное было время для подростков (невесело улыбается). Разумеется, для тех подростков, кто не попал под бомбы.

Хочу подчеркнуть вот что. В России привыкли рассматривать эти события как нечто отдельное, внезапное, чему ничто не предшествовало. А для нас это была одна из многих войн того времени, одна из войн за югославское наследие. Всю свою сознательную жизнь – то есть гораздо дольше, чем с 1999 года, – я живу в ощущении, что идёт война. И сейчас мы тоже пребываем в этом ощущении, потому что ваша война – это и наша война тоже. Судьба сербов напрямую зависит от того, чем закончится российская СВО. Если Россия не одержит победу, это будет означать крах Республики Сербской (этнотерриториальное образование в составе Боснии и Герцеговины. – Прим. «АН»), а также изгнание сербов из Косово и Метохии. Точно так же как конец двухполярной мировой системы означал для сербов всяческие беды. Геополитическая закономерность.

– Давай напомним нашим читателям югославский контекст того времени.

– Всё началось в 1991-м в Словении и Хорватии, где возникло вооружённое движение за независимость от Югославии. Свою недавнюю книгу я назвал так – «Мы из будущего», имея в виду, что на Донбассе повторились события, ранее произошедшие на югославской территории. Хорватские сепаратисты использовали символику усташей, то есть нацистскую символику времён Второй мировой, – и бандеровцы сейчас делают то же самое. А сербы, в свою очередь, организовали в Хорватии Республику Сербскую Краину (не путать с Республикой Сербской в составе Боснии и Герцеговины. – Прим. «АН»), – и точно так же русские Донбасса в 2014-м организовали свои народные республики.

В результате договорняка югославская армия не стала давать отпор словенским боевикам и покинула территорию Словении. А Сербскую Краину, имевшую собственную армию, Милошевич впоследствии слил (Республика Сербская Краина в Хорватии потеряла основную часть территории в 1995-м и полностью прекратила существование в 1998-м. – Прим. «АН»). Надо сказать, отношение к Милошевичу в Сербии совсем не такое, какое можно наблюдать в России и вообще в мире. У нас его считают предателем. В 1995-м хорватских сербов стали массово изгонять из Хорватии, и многие из них осели в Боснии и Герцеговине, а точнее, в Республике Сербской, которую – сейчас всех удивлю – дипломатически спасли американцы. В Штатах опасались, что за эту республику Милошевич всё же заступится, и сберегли её.

Сложилась патовая ситуация, и в 1995-м было подписано Дейтонское соглашение о прекращении огня в Боснии и Герцеговине. Милошевич, которого на Западе только что называли мясником, теперь превратился для них в «фактор стабильности». Но, как известно, пробыл он в этом статусе недолго. На Западе раскусили психологию Милошевича: он нажимает, а затем отступает.

– Подходим к началу косовского кризиса.

– Он начался в 1997-м с протестов албанских шахтёров Косова и Метохии. Затем последовали атаки на сербских полицейских, похищения, изнасилования, убийства мирных жителей, изъятие у людей органов для торговли. Наша полиция отвечала на всё это силовыми действиями, и на Западе началась кампания – мол, на мирных албанцев нападает злое государство Милошевича. Мы пустили в зону конфликта миссию ОБСЕ, и она стала действовать в интересах террористов. Наших просят отойти, они отходят, а территорию занимают террористы – и продолжают атаки на наших силовиков. Они отвечают огнём на огонь, а ОБСЕ говорит: вы трогаете мирных жителей! Так продолжалось из раза в раз, циклически.

– В марте 1999-го во французском городе Рамбуйе состоялась конференция, где натовцы предложили югославской и косоварской делегациям так называемый план урегулирования конфликта. Югославия отказалась принять его, что и стало поводом для натовских бомбардировок. Как утверждают ваши недоброжелатели, сербы не захотели предоставить косоварам автономию.

– Нас не устроило в первую очередь другое. В рамках предложенных соглашений нам пытались навязать присутствие НАТО – и не только на территории Косово, но и вообще на всей территории Югославии. Фактически речь шла об оккупации, ни одно государство не согласилось бы на такие условия. А тем временем, пока продолжалась эта конференция, из Средиземного моря в Адриатику уже шли натовские авианосцы.

В документальном фильме ВВС «Смерть Югославии» рассказывается, в частности, о разговоре, который состоялся в ходе той конференции между тогдашним президентом Сербии Миланом Милутиновичем и американцем Крисом Хиллом (в фильме содержатся свидетельства и Хилла, и Милутиновича). «Крис, а что если мы войдём в НАТО?» – спросил Милутинович, на что Хилл ответил: «Милан, ты не понимаешь, это так не работает. Мы уже решили вас бомбить». Кстати, сейчас этот Хилл является – представьте себе – послом США в Белграде.

Таким образом, натовские бомбардировки стали для нас не началом войны, а её кульминацией. Мы как общество уже изрядно устали к тому времени.

– 9 июня 1999 года югославская армия и НАТО подписали Кумановское соглашение, после чего натовцы прекратили бомбардировки, а Югославия вывела своих силовиков из Косова. Будет ли верным сказать, что сербы проиграли войну?

– Мы не потерпели военного поражения. В бою наши противники не смогли ничего захватить. Военные успехи НАТО были ничтожны, позорны: за три месяца бомбардировок они смогли уничтожить лишь 14 бронетранспортёров и танков – примерно столько сейчас уничтожается на Украине за день!

Главная битва, о которой сербское общество узнало годами позже, произошла около караула Кошары между Косово и Албанией. Наши бойцы, в основном призывники, долгое время стояли там без подкрепления и сдерживали натиск натовских самолётов, регулярной армии Албании (которая официально не участвовала в конфликте) и Атлантской бригады (это несколько тысяч албанцев из зарубежной диаспоры), которыми командовали западные инструкторы. Вы сейчас видите таких инструкторов на Украине, а мы их увидели уже тогда. Нашим ребятам, конечно, помогла местность (горы, лес), и всё же итоги битвы впечатляют: противник потерял убитыми тысячи человек, а наши – чуть больше сотни. Невероятное соотношение! И только после подписания Кумановского договора югославская армия покинула эту позицию.

Милошевич согласился на Кумановский договор во многом из-за давления Черномырдина, который, напомню, был тогда шефом «Газпрома». Он рассчитывал стать президентом после Ельцина и хотел заручиться поддержкой Запада. Подписание соглашения стало для многих огромной горечью – прежде всего для военных, ведь они ждали наземной операции НАТО, которая точно обернулась бы для натовцев колоссальными жертвами. С другой стороны, это означало бы ещё больше крови для мирного населения, потому что из-за нехватки военного успеха натовцы бомбили мирных жителей. Белград был бы полностью уничтожен, как и другие города. Милошевич это понимал.

– Есть ли у сербов обида на Россию?

– Нет, и никогда не было. Дело даже не в том, что Примаков спас достоинство России, развернув самолёт над Атлантикой. И не только в том, что за сербов воевали сотни русских добровольцев, как теперь сотни сербов воюют за русских. Всё лежит ещё глубже: Россия для сербов имеет мифологическое значение. Она для нас – святая, и если в какой-то момент ваши власти вели себя неподобающе, то для нас они были ненастоящей Россией. Мы всегда понимали, что русский народ – главная жертва ельцинского режима и что, если Клинтон поддерживает Ельцина, который стреляет из танков по Москве, – значит, Россия захвачена. А взять тогдашнего ельцинского министра иностранных дел Козырева! Он известен фразой, что общие интересы важнее интересов России (ещё одна известная его фраза: «Когда я был министром иностранных дел России, Америка была маяком нравственной истины». – Прим. «АН»). Сейчас живёт в Штатах, кстати.

Когда вы начали СВО, сербское общественное мнение восприняло это с восторгом. Пока некоторая часть россиян пребывала в растерянности, мы здесь ликовали. Потому что – наконец-то! Мы ждали этого тридцать лет. Ждали, что Россия вновь начнёт вести себя как независимое государство, как сила.

– Когда говорят, что натовцы пролили в Югославии кровь во избежание большей крови, то…

– То я отвечаю: это абсолютный бред. Политическое – то есть невоенное – разрешение косовского кризиса было возможно в 1998 году. Югославия выражала готовность пойти на гораздо большие уступки, чем те, на которые может пойти достойное государство, – но и этого американцам оказалось мало.

– Есть ли чёткая позиция у Сербии насчёт численности жертв натовских бомбардировок?

– К сожалению, нет. Сильный разброс в цифрах. Погибло около 1, 5 тысячи силовиков, а численность гражданских жертв – от 2, 5 до 4 тысяч человек. Гибло, кстати, и албанское мирное население, о чём их власти никогда не говорят. Плюс десятки тысяч албанцев впоследствии умерли от рака – из-за использования натовцами урана в Косово. По тысяче косовских албанцев каждый год лечатся в Белграде, причём зачастую в военно-медицинской академии, и я считаю это правильной политикой государства, ведь они наши граждане. Так называемые союзники ввергли их в болезнь, а так называемые палачи их лечат.

– Сербия по-прежнему не признаёт независимость Косова. Вы рассчитываете вернуть его?

– Долгое время я думал, что вернуть его невозможно. Думал, что сербам, проживающим в Косово и Метохии, не так уж и нужно теперь воссоединение с Сербией. Но, посетив этот край, я понял, что ошибался. Понял: мы вернём его. Косово, напомню, – колыбель нашей государственности, здесь множество наших древних святынь, в том числе престол патриарха. Наверное, Господь забрал у нас Косово из-за того, что мы были тогда недостойны его.

За последние 20 лет в сербском обществе произошла тихая культурная революция: люди массово ходят в церковь по воскресеньям и праздникам. Храмы полные, многие люди постятся. Влияние Сербской православной церкви сильно возросло, это стало политическим фактором, который, хочешь не хочешь, властям приходится учитывать, пусть пока ещё мы государство-вассал. Наш президент Вучич, ранее сдавший Приштине сербские государственные институты в Косове (полицию, судебную систему, телекоммуникацию, систему образования), сейчас всё же вынужден считаться с патриотическим общественным мнением.

Сторонников Запада у нас чаще можно встретить среди старшего поколения, нежели среди молодёжи, – она настроена национально. Страшно сказать, но в некотором смысле я даже рад, что нас постигли натовские бомбардировки: мы, во-первых, увидели врага в лицо, а во-вторых, вспомнили, кто мы такие. Забыли при социализме, кто мы, а теперь – вспомнили. Как и вы.