Российско-украинский или, если смотреть шире, российско-западный конфликт стал крупнейшим противостоянием со времён Второй мировой. Крупнейшим не только в военном отношении, но и в ценностном, идеологическом. Философском. Гость «АН» – Александр СЕКАЦКИЙ, кандидат философских наук, доцент СПбГУ.
– Вы только что из командировки – из Ростова, где читали лекции для студентов Донбасса.
– Да, для студентов из Донецка, Луганска, Мариуполя, других мест Новороссии. Стойкие ребята, многие из них были в ополчении. Я привык к студентам нашего Петербургского университета, которые преимущественно обитают в электронных коридорах одиночества, а эти ребята поразили меня своей контактностью: пользуются любым поводом завязать разговор, готовы подставить друг другу плечо. Бросается в глаза глубина жизни.
– Текущий конфликт вы рассматриваете ни много ни мало как противостояние традиционного человека и, как вы её называете, «западной химерной цивилизации». Поясните?
– Отнюдь не я один так его рассматриваю. Это противостояние обозначилось раньше всего в США – по меньшей мере лет 10 или 15 назад. Противостояние усилившейся либеральной постмодернистской тусовки, с одной стороны, и человека, человеческого человека, – с другой. Важным этапом стала неожиданная победа Трампа на президентских выборах в 2017 году. Против него выступали практически все ведущие СМИ, все элиты, в том числе академические, – и всё же Трамп одержал победу, человеческие люди сумели сказать своё веское слово. Это стало невероятно тревожным звонком для либеральных сил, которые можно охарактеризовать как силы социальной инженерии. Надо отдать им должное: они извлекли для себя уроки, консолидировались, подготовились – и выиграли следующие выборы.
Мы можем наблюдать на Западе уникальное явление в мировой истории. Средний человек, средний класс наделяются маргинальным статусом. Средний класс, который во все времена считался солью земли! Всяческие авангарды, социальные и художественные, всегда были ad marginem («по краям» (лат.). – Прим. «АН»). А теперь все прежние маргиналы, все меньшинства овладели властью – и политической, и социальной. Они захватили власть над колыбелью, над ребёнком, и формируют упрощённое человечество.
– В чём упрощённое?
– В том, что оно «освобождается» от наследия истории. Типичный студент американского или европейского университета считает так: какое нам дело до мёртвых, до тех, кого уже нет? Но ведь мёртвые – это авторы почти всех книг, почти всех произведений человечества. Люди всегда поддерживали коммуникацию с мёртвыми, она очень поучительна. А сегодня на Западе происходит отмена истории, отмена выборочных слоёв культуры. Голоса из прошлого пресекаются либо корректируются. Вся эта удивительная цензура, вычёркивание неполиткорректных фраз, неполиткорректных соображений – всё это – попытка отклонить коммуникацию с мёртвыми, чтобы упростить «сборку» человека. Сделать его прозрачным, манипулируемым, пригодным для программирования. Внешнее кажущееся усложнение – появление множества гендеров – в действительности является именно упрощением: расщепляется полярность мужского и женского.
– Под «властью над ребёнком» вы понимаете ювенальную юстицию?
– Да, в том числе, но ювенальная юстиция – это уже следствие. Следствие победы психоаналитиков. Открылась возможность для глубочайших манипуляций: какие мультики смотреть детям, какие читать им книжки, в какие игрушки играть. В итоге дело дошло до манипуляций гормонально-хирургического характера, то есть до смены пола, которая стала на Западе обычным делом. Поневоле вспоминаешь строчку из «Тараканища»: «Принесите-ка мне, звери, ваших детушек, я сегодня их за ужином скушаю!» Многотысячелетнее право родителей – воспитывать собственных детей – фактически отвергнуто. Самоопределение ребёнка происходит под руководством «мудрых педагогов». Малейшая жалоба на психологический дискомфорт запросто может привести к тому, что ребёнку предложат решение в гендерной плоскости. Все проблемы разложены по полочкам, для каждой выбран ярлычок: это гендер №4, а это гендер №9 и т.д. В то же время блокируются такие навыки, как умение переносить страдания, преодолевать себя. На выходе получаются более простые, более предсказуемые субъекты, которых и субъектами-то уже сложно назвать. Никогда ещё мы не наблюдали столь решительной власти над колыбелью.
А ведь Запад – та самая цивилизация, которая так или иначе была хранительницей демократии на протяжении многих веков. Демократия всегда предполагала свободную волю каждого выбирать будущее, опираясь на самостоятельность. Теперь все важнейшие решения изъяты из сферы простых людей и переданы психоаналитикам, юристам, журналистам, академическим кругам. Средний рабочий, фермер, сельский учитель думают: «Что может значить моё некомпетентное мнение? Есть же эксперты, есть профессора!» Между тем профессора сами контролируются новыми хунвейбинами – студенческой молодёжью, которая диктует им, как нужно мыслить.
Представьте себе положение простого американца, итальянца, испанца, швейцарца: «Куда мне тягаться с учёными людьми? Им же виднее!» В Европе в каждом дворе по восемь ящиков разного цвета, и ты как морально ответственный гражданин должен разложить свой мусор по этим ящикам – вот предел твоей компетенции, твоего выбора. Демократия сведена к электоральным играм. Элиты выстраивают свой мир и совершенно не отвечают перед избирателями, отвечают только друг перед другом – такая вот транснациональная взаиморукопожатная тусовка. И всё это произошло почти незаметно, человеческие люди на Западе сдали позиции почти без боя. Их растерянность поразительна.
– Недавно вы заметили, что идеологизация американской массовой культуры, в частности Голливуда, в последнее время превзошла аналогичное явление в СССР.
– Да, не перестаю этому удивляться. Сколько усилий было потрачено агитаторами КПСС, чтобы хоть как-то внедрить установки соцреализма, политики партии – и всё тщетно, получилось лишь общество двоемыслия. Ранее ничего не вышло у нигилистов, первых представителей этой силы, потом не вышло у комиссаров, а теперь – как-то вдруг, неожиданно, получилось у активистов. Победившие меньшинства смогли удивительным образом внедрить свою идеологию всюду – в кино, в журналистику, в школы, в университеты. Покорность Голливуда этим новым захватчикам несравненно превосходит тот «контроль», которым обладала КПСС над советскими творцами.
– Кто же является конечным выгодополучателем всего этого упрощения, этого манипулирования? Кажется, здесь не избежать всяких конспирологических терминов – «масонство», «мировая закулиса», «глобальная элита»?
– Список конспирологических терминов можно продолжить: «глубинное американское правительство», «трансатлантисты»… Я теряюсь, куда направить этот указательный жест. Помните гоголевского Вия? Чтобы он мог указать куда надо, сперва нужно было поднять ему веки. Есть странное ощущение, что наши веки до конца не подняты. Если в качестве выгодополучателя мы назовём какую-нибудь конкретную социальную группу, это в любом случае прозвучит с немалой долей абсурда. Возможно, они уверены, что приносят в жертву лишь посторонних, лишь чужих потомков, а не своих. Но вряд ли они окажутся правы: изменения настолько глубинны, что затронут всех без исключения.
Может быть, эти силы действуют бессознательно. Или, может быть, действуют на уровне коллективного бессознательного. В самом общем виде мы можем описать их как силы тепловой смерти (имеется в виду Большое замерзание – гипотеза Р. Клаузиса о неизбежной гибели физической Вселенной. – Прим. «АН»). Если физическая Вселенная упрощается, стремится к термодинамическому равновесию, то можно предположить, что социальную вселенную ждёт аналогичный сценарий.
– А если предположить, что нет, не ждёт?
– В любом случае финальное сражение неминуемо. Невозможно, чтобы эти элиты так легко, играючи, подчинили себе мир. И Америке, пока ещё самой могущественной державе, где раскол наиболее очевиден, финального сражения не избежать. Достигнет ли оно в США масштабов новой гражданской войны – сейчас сказать нельзя, но я полагаю, всё же появится американский Савонарола, обличитель греха (Дж. Савонарола – консервативный религиозный и политический деятель Италии XV века. – Прим. «АН»). Впрочем, у России свой фронт в этом противостоянии – фронт в буквальном смысле. Наше сражение идёт прямо сейчас. Россия представляет интересы людей, укоренённых в истории, в человеческой природе. Держит оборону от западного мира – с трудом, но держит. Ведёт борьбу за право на существование, за свой проект мироустройства.
Признаться, я был удивлён, что нашей стране пришлось вновь воевать по-старому – так же, как воевали в прошлом веке: артиллерия, окопы. На протяжении последних десятилетий возможная война представлялась войной пультов, кнопок. В числе обрушившихся иллюзий была и та, что при необходимости достаточно будет нажатием кнопки направить ракеты в нужную цель. Но лучше жить без иллюзий. Рано или поздно это случилось бы. Посреди рассыпавшихся миражей мы оказались в той точке, где всегда побеждала сила духа. И в этой войне снова победят стойкость, упорство, терпение, выдержка. Судьба мира решится на поле боя, в наших новых регионах. Если мы одержим победу на фронте, тогда сыграют свою роль и дипломатия, и философия, если угодно. Но на первом месте в этой иерархии – поле боя. Всё решится там.