Экономист Андрей Паршев: «При такой высокой ставке Центробанка мы проиграем Западу»

Национальная безопасность неотделима от экономической. Второй год наша страна находится в состоянии войны – и наша экономика, соответственно, тоже. Гость «АН» – Андрей ПАРШЕВ, экономист, публицист, автор бестселлера «Почему Россия не Америка».

– Запад удивился тому, что санкции не обрушили российскую экономику. А вы удивились?

– Нет, не удивился. Санкционная политика или, лучше сказать, санкционная идеология Запада проистекает из его своеобразных представлений о себе и остальном мире, которые наблюдаются примерно с 1970-х годов. Как ни странно, на Западе считают, что всех содержат, финансируют весь мир, снабжают его деньгами. И думают, что от них, таких добрых, все зависят. Этот подход отражён в западной культуре – литературе, кинематографе. Взять, например, голливудскую франшизу «Звёздный путь» и серию романов, написанную по мотивам: там красной нитью проходит этот мотив – кого-то изолировать, блокировать, отсечь от каких-нибудь благ. Таково их мышление.

То, что в российском информационно-политическом пространстве столько значения придаётся санкциям, вызвано нашей излишней ориентированностью на западный образ мысли. В действительности же эта блокада не так уж важна для нас. Я даже не о том, что мы способны к продовольственному самообеспечению и не умрём с голоду (мы не умирали от голода и в годы дефицита, и в девяностые). Я о том, что высокотехнологичные товары народного потребления мы получаем в основном не с Запада, а с Востока. Даже фармацевтика всё больше становится индийской. Проблемы у нас, конечно, есть: например, мы недостаточно обеспечили себя качественным инсулином. Но зато с производством «Спутника» нам помогают китайцы. В общем, трудности, вызванные западной санкционной политикой, носят скорее частный характер.

В то же время эффект от санкций был бы весьма болезненным, если бы наше руководство не приняло своевременных решений. Его критикуют, да и само оно себя критикует (например, начальник Генштаба Герасимов сказал, что мобилизационная подготовка оказалась неадаптированной под современные экономические отношения, а главнокомандующий заявил о дефиците боеприпасов). Но с 2014 года власть проделала серьёзную работу. Если бы СВО началась тогда, то мы оказались бы в крайне незавидном положении: лишились бы возможности экспортировать нефть и газ. Наши трубопроводы были направлены исключительно в Европу, а танкеров своих у нас не имелось. А за прошедшие годы Россия ввела в эксплуатацию трубопроводы в восточном направлении, обзавелась танкерным флотом. Причём решения об этом были приняты не в 2014-м, а ещё в 2002 году, но всё делается небыстро.

– Что ж, в краткосрочной перспективе всё неплохо. А что насчёт долгосрочной? В своей знаменитой книге вы пишете, что величайшим экономистом всех времён является кот Матроскин, который сформулировал правило: «Чтобы купить что-нибудь нужное, нужно продать что-нибудь ненужное». Исходя из этого правила, трудно назвать разумной политику, когда холодная страна продаёт свои теплоносители. К тому же они не бесконечны.

– Совершенно верно. Ресурсный характер нашей экономики ставят в вину кто Ельцину, кто Брежневу – в зависимости от идеологических предпочтений. В действительности же корни ещё глубже – во временах Хрущёва. Понятно, что торговля невозобновляемыми ресурсами – тупиковый путь. Также понятно, что наибольшую прибыль приносит торговля продукцией с высокой добавленной стоимостью, поскольку именно она, добавленная стоимость, то есть овеществлённый человеческий труд, – это самый доходный товар. Испокон веков шли споры между странами: поставщик всегда хотел поставлять не сырьё, а обработанную продукцию (например, муку, а не зерно), тогда как покупатель всегда хотел приобретать само сырьё. В этой связи анекдотичен недавний случай, связанный с амурским газовым производством: китайцам пришлось уговаривать наших, чтобы они гнали в Китай не просто газ, а первично обработанный газ. Предпринимательской активности нам явно недостаёт.

Дмитрий Менделеев, известный прежде всего как химик, считал себя в первую очередь экономистом. Он писал – если на Западе достаточно не мешать предпринимателю, то в России предпринимателей нужно премировать из госбюджета, чтобы они были наиболее полезны для страны. Схожие мысли высказал академик Л.В. Милов (1929–2007) в своём фундаментальном труде «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса». Он показал: из-за низкого прибавочного продукта, обусловленного природно-климатическими издержками на протяжении русской истории, частный капитал не мог выступать основным инвестором и двигателем экономического развития. А потому неудивительно, что эту роль в России играло государство.

– И сегодня это задача государства?

– Вне всякого сомнения. Однако, увы, наша финансовая система оторвана от экономики. Российский ЦБ, согласно уставу, не несёт ответственности за экономическое развитие страны в отличие от центробанков остальных 19 стран «Большой двадцатки». Наши финансисты видят своей задачей обеспечение стабильности, а не роста. Мол, состояние же стабильное – чего ещё вы от нас хотите?

Для экономического роста наша финансовая система совершенно непригодна – даже по канонам либеральной экономики. Процентная ставка Центробанка неадекватна: ни одно производство у нас не даёт той прибыли, которая позволила бы расплатиться за кредит по такой ставке. ЦБ оправдывает такую высокую ставку следующим образом: поскольку курс рубля рыночный, плавающий, то при низкой процентной ставке спекулянт, набравший кредитов, может уронить его, чтобы расплатиться за кредиты по этому новому курсу и таким путём получить прибыль. Логика ЦБ понятна, но с тем же успехом можно сказать: «Если вы катапультировались из самолёта, не открывайте парашют, потому что в закрытом виде он лучше сохранится». Что ж, давайте все вместе думать, как решить дилемму. Может быть, нужно расстреливать спекулянтов на стадионах. Может быть, нужно пересмотреть наши валютные правила (до 2014 года курс рубля был не рыночный, а фиксированный. – Прим. «АН»). Может быть, нужно пригласить «варягов» из Китая или Ирана, чтобы организовали нам нормальный ЦБ.

Одно я знаю наверняка: ситуацию, когда промышленность лишена доступа к кредитам, надо ломать всеми силами. Через колено. Или ещё через что-нибудь. Если мы этого не сделаем, то проиграем экономическое соревнование с Западом. Сто процентов.

– С девяностых годов вы говорите, что наше государство должно ограничить вывод капиталов за рубеж. Согласно данным ЦБ, отток капитала из России в 2022 году вырос втрое – до 217 миллиардов долларов.

– Эта сумма приходится большей частью не на западные компании, а на отечественные. Эту трагедию мы наблюдаем на протяжении последних десятилетий – с девяностых, как вы правильно сказали. Объяснить бегство капиталов одними только пространственно-климатическими российскими издержками нельзя, проблема ещё и в психологических особенностях: у нас очень распространена безответственность в отношении собственной страны, собственного народа. Кто-то выискивает в наших элитах какие-нибудь «не те» этнические корни, но корреляции нет. Обычное дело, когда человек абсолютно русского происхождения плевать хотел на «всю эту родину».

Отток капиталов из экономики равнозначен откачке крови из организма. Если кому-то придёт в голову рассматривать это как донорство, то замечу, что за донорство принято чем-то поощрять – деньгами или освобождением от экзаменов, а нашу экономику никто не поощряет. К тому же донорство ограничивается строгими рамками, иначе оно нанесёт вред здоровью самого донора.

– Однако даже теперь, когда против нас открыто ведётся война, государство не ограничивает отток денег.

– Наше государство не любит совершать резких движений. Я не сказал бы, что это плохо. Последствия в подобных случаях непредсказуемы, и благими намерениями, как известно, выстлана дорога в ад. Мы по-прежнему связаны множеством нитей с западными структурами и не торопимся оборвать их: остаются надежды на то, что обострившееся российско-западное противостояние носит временный характер. В патриотической публицистике масса радикальных предложений вплоть до перехода к социально-экономической модели сталинского образца, однако надо понимать: сталинскую экономику породили условия надвигавшейся небывалой войны, а в иных условиях модель была бы другой, с элементами НЭПа. Не думаю, что современному Западу хватит сил и решимости на что-то сопоставимое с гитлеровским нашествием. А главное, одними только запретами ничего не добьёшься: если капиталы будут оставаться в стране, но им по-прежнему не будет предложено ничего интересного, то экономика не преобразится.

– Свою знаменитую книгу, изданную в 1999 году, вы закончили лирическим отступлением о Жареном Петухе: «Спросим его: «Что ж ты вьёшься, Жареный Петух, и почему к тому же с восточной стороны?» А потому с восточной, с клёкотом отвечает он, что повёрнута Русь лицом на Запад. Так откуда мне заход делать? Знаете же, каков мой обычай?.. Увы, знаем. Хорошо клюнет!»

– Год назад мне казалось, что вот-вот клюнет, однако до сих пор этого не произошло. Петух всё ещё жарится. Не подумайте, будто мне хочется, чтобы клюнул. Наоборот, хотелось бы избежать этого. Когда говоришь кому-нибудь, что с дерева можно упасть, то хочешь предупредить, а не «накаркать».