Общественник и гуманитарщик Пётр Горбунов об упущенном шансе «мягкой силы»: «Мы победим – у нас нет другого выхода»

Россия расширяет границы за счёт возврата своих исторических территорий. Мы проводим СВО ради защиты русских и русскоязычных соотечественников на территории Донбасса и Украины. Но наш сегодняшний гость рассматривал вопросы подобной защиты, задолго до передвижения пограничных столбиков. Вопрос подобной поддержки стал для него призванием. Пётр Горбунов, общественник, гуманитарщик, ветеран Русской весны Донбасса, Крыма и Харькова, расскажет нам предысторию тех событий, которые мы продолжаем наблюдать в настоящий момент.

– Пётр, приветствуем тебя на страницах «Аргументов недели»! Ты давний сторонник объединения Донбасса и России, Русской весны. Как попал в это движение, как им заинтересовался?

- Добрый день! Попал я в него достаточно давно: фактически, как только начал интересоваться политикой. И мой фокус почти сразу переключился на Украину. Это был далёкий 2004 год, тогда я в основном присматривался к событиям, косвенным образом был задействован в работе с русскими движениями Крыма и получал информацию от них. Они, соответственно, были в 2004-ом за Януковича. Далее я вступил в Евразийский союз молодёжи и в Международное евразийское движение. Мы достаточно активно ездили на Украину – в Харьков, Донецк, Луганск, Киев. Были надежды, что Украина сможет быть дружественным и даже союзным государством.

На конференции в Донецке, конец января 2014 года.

– Да-да, в Донецке ты бывал задолго до 2014 года. Приезжал часто, был активным участником русского движения – бывал и в нашей ОПО «Донецкая Республика» у Андрея Пургина. И много чего ещё!

– Да, я приезжал к Пургину и Александру Матюшину, «Варягу» нашему, и к остальным ребятам из русского движения. Да, наши встречи в Донецке были с 2009 года.

– А скажи, в те годы вы проводили какие-то встречи? В чём ваша работа состояла?

– Деятельность носила характер, который сейчас называют «мягкой силой». Мы создавали и поддерживали сеть наших соратников. Сеть прорусских организаций Донбасса и не только, потому что Донецк и Луганск – это только одна из ветвей. Она может быть самой яркой в силу того, что было множество сильных организаций.

– Она стала в процессе яркой уже потом (улыбаюсь).

– Нет, и до этого Донецк, благодаря, как раз ОД «Донецкая республика», организации Андрея Пургина, был наиболее структурирован и постоянен, здесь было наиболее сильное движение, и с ними было проще работать: здесь на достаточно высоком уровне проходили конференции, уличные мероприятия. Всё это носило легальный, но системный характер.

– Я помню, тогда раздавали триколоры, Георгиевские ленточки жителям!

– Да, это было для русских в регионе. Основной задачей при этом было – не массовая пропаганда, на которую у нас просто не было сил, а создание сети соратников, с которыми в час «Х» планировалось сотрудничать. Что и случилось на практике по всем охваченным городам. У меня было особое внимание к Харькову. В 2007 году мы ездили сюда на русский марш, который устраивали местные русские организации: евразийцы, нацболы и многие другие. Были мероприятия социалистов, профсоюзов, направленные на дружбу с Россией. А потом так получилось, что наши эти, как бы помягче назвать, иностранные политические «оппоненты» начали работать с молодёжью и в целом с гражданским обществом гораздо активнее и агрессивнее. Многие активисты были перекуплены и часть организаций пошли в украинско-ориентированную сторону, антироссийскую.

На русском марше.

– Это было ещё до евромайдана?

– Да. Понятно, что они работали с самого развала Союза над обществом. Но в активную фазу это всё перешло в 2009 году. Тогда уже некоторые люди, организации начали давать сбой. Был у нас такой Олег Голтвянский, харьковский персонаж. Если сначала он участвовал в русских маршах, был таким активным пророссийским деятелем, то позже он уже начал водить «марш Бандеры» и иные такого рода мероприятия. И уже в личной беседе рассказал, что на них нашло прозрение: Бандера, Шухевич – оказывается и не плохие такие ребята, а плохая Россия с имперскими амбициями. Причем ненависть к России обозначалась и проявлялась не сразу, очень поступательно. Это не изначальные националисты типа УНА-УНСО (запрещённая в РФ экстремистская организация – прим. ред.). Не знаю, стоит ли рассказывать, как происходил процесс перекупки, как они всё это сделали…

– Если можно, то краткий курс и об этом.

– В двух словах: на определённом этапе вот этих молодых активных людей, с которыми по большому счёту системно Россия не работала, только на уровне контактов активистов заметили и провели интересную работу.

– Значит это всё было на уровне народной дипломатии? Государственного усилия никакого не было?

– Да-да, оно если и было, то об этом почему-то никто не знал: ни я, ни украинские эти активисты. Никто не был в курсе, как РФ с ними «работала». А вот кто-то с ними провел интересную работу. Их начали привлекать к интересным проектам. Потом у кого-то вдруг неожиданно появляется офис, появляется спортзал, какая-то регулярная зарплата, оборудование. Они находят спонсоров для формирования страйкбольных команды до нескольких штук. И одеваются эти страйкболисты не в российскую и не в какую-то ещё форму, а в строго натовскую современную, и так далее. Их начинают активно переформатировать, переформатировали-переформатировали, и в результате мы получили «Схiдний корпус», получили «Азов» и прочих других. Билецкий – тоже харьковчанин и был за единство славянских народов и так далее.

– Это у них же был «Белый молот», потом ещё как-то назывались группировки?

– Да, в том числе. Харьков, как это ни удивительно, – вроде бы такой русский город, южный. Но там к молодёжи украинский национализм достаточно быстро нашел подход и очень активно работал. Деньги туда вливались огромные. И, к сожалению, там, где мы могли бы потратить условный рубль, американцы и западники должны были потратить тысячу рублей. Но только мы этот рубль не тратили, а они вполне. И в результате мы получили то, что получили. Это недоработка наших спецслужб, в целом правительства, и она колоссальная.

– Это как потеря влияния на свою же территорию, потенциально русскую, да?

– Так и есть. Слов нет, это просто удивительное дело: почему так получилось. Хотя опять же о необходимости этого много кто писал, трезвонили во все ресурсы. Если бы нам, активистам, в своё время дали бы финансирование в размере, эквивалентом двум-трём вертолётов Ка-52, например, войны бы возможно и не было бы. А был бы прорусский Харьков. А если бы конфликт случился все бы пошло совсем по-другому. Работая преимущественно с элитами, наши власти хронически недооценили значение гражданского общества и главное сетей наших сторонников.

– Скажи, а где ты встретил события евромайдана, Крыма, Русской весны?

– Что касается 2014 года, к этому моменту я уже переехал в Белгород из Москвы. На месте мы учредили общественную организацию, которая сотрудничала с Евразийским союзом молодёжи и продолжили сотрудничество с Донбассом. А 2014 год мы встретили тревожно и деятельно.

– Уже было понятно, что всё это приведёт к чему-то серьёзному?

– Ну мы же ездили и в Харьков, и в Киев – я и мои соратники по борьбе. Общались, смотрели. На месте было очевидно, что добром такое напряжение общества и сил извне кончиться просто не может. В Донецке мы были в конце января - феврале, ждали так называемый «поезд дружбы» с «патриотами Украины», охраняли Донецкую ОГА. А вернувшись из Донецка, мы поехали в Харьков и участвовали в местных мартовских событиях. С 1 марта 2014 года мы были там. А ряд людей ещё раньше поехали, участвовали в защите памятника Ленину, в штурме ХГА и многих других мероприятиях. Потом был период, который особо и не осветишь, он связан с подпольем Харькова.

– Получается, людей просто оставили не как в Донецке и Луганске, а на волю судьбы? Ну или Киева…

– Не совсем так, с ними работали, но как-то криво-косо. Было достаточно мощное движение харьковских партизан, потом какая-то политическая попытка была повлиять на ситуацию несиловым решением. Сейчас уже всем понятно, что ни к чему это не привело, к сожалению, и привести не могло. Мы опять продолжили политику отстранённости: не строили сеть, не работали с людьми и так далее. Элиты хотели результаты, но не создавали для этого условий, инфраструктуру побед.

– Значит, опять народная дипломатия сработала, а МИД и остальные молчат, будто всё тихо-мирно?

– Они не то, чтобы молчат, здесь имеет место имитация бурной деятельности. Они постоянно проводили какие-то мероприятия, но это всё было настолько бестолково и бессмысленно, но на это тратились огромные деньги на то, что в конечном счёте не приводило ни к чему. Они не работали с людьми и не работали в долгую.

– А съезд «Восточного фронта», что о нём скажешь? Он же в Харькове проходил, кажется? Когда собрались там регионалы, российские политик и хотели на что-то влиять.

– Это который Добкин вёл? Да, это в Харькове было. Участники съезда тоже ожидали от России принятия каких-то серьёзных решений, но не дождавшись, самораспустились, а дальше пошла нескоординированная работа. В результате мы получили в Белгороде большое количество политических беженцев и политзэков, которых меняли уже когда началась война. По обмену они выходили и оказывались в Белгороде.

Тоже ситуация, люди выходят с недружественной Украины, потеряв жильё, автомобили, собственность, бизнес и так далее. А со стороны России они не находят такую необходимую поддержку. Хотя, казалось бы, человек пострадал за Россию, вышел с территории повышенного риска – так дайте ему гражданство сразу безо всяких этих проволочек, предоставьте ему жильё, хотя бы койко-место в общаге или ещё что-то такое. Вот не разорилось бы государство российское. Но нет, этого ничего подобного не было. Люди годами получали гражданство и выползали самостоятельно.

– Могу подтвердить (смеюсь). На своём опыте пришлось проверить!

– И это очень огорчает и дезориентирует. Работа, о которой я говорил, создание этой сети из разного уровня сочувствующих – самой важной вещи в работе «мягкой силы» – она не проводилась до самого последнего момента. А сейчас её, понятное дело, поздно проводить. Да и сейчас у меня такое ощущение, что до принимающих решение ребят не дошли эти азбучные истины: условия и люди для их реализации первичнее выполнения разовых задач. А у ребят, которые часто к нам обращались, был подход следующий – вы там решите задачу, какую-нибудь, проведите акцию, мероприятие, ещё что-то, скажите, где там находится некий объект, а мы вас профинансируем, но потом, если у вас получится. Люди не вкладываются в долгую, но хотят получить всё и сразу. У них дела идут вперёд людей – и при такой позиции они хотят 100% КПД, а оплачивать ничего не хотят. Итог известен.

– Когда в начале СВО думали, что нас встретят цветами после восьми лет яростной русофобской пропаганды, это наивность такая? Всё же цветами нас не встретили – а значит у прошлой политики и такого острого результата есть взаимосвязь, да?

– Да тут было всё очевидно. Я не очень представляю, как они могли подумать, что нашу армию на украинских землях встретят цветами. Настолько не владели ситуацией те, кто принимал решение. Мне было понятно, тебе понятно, всем кто из Украины и более-менее контакты поддерживал все эти годы с людьми там, было понятно: нет, легкой прогулки не получится. Молодёжь, которая по большому счёту там воюет, потому что война – это дело молодых, в большинстве уже перепрошита.

– Ну да, мобилизации эти все киевские…

– Харьков на момент захода российских войск на территорию области закрыл все русские школы. Собственно говоря, русский язык уже потерял такую ценность, которая была на момент 2014 года. И перспективу будущего люди перестали видеть в России, как это было прежде.

– Это какая-то упущенная возможность? Даже где-то года с 2004-ого, с первого майдана…

– Даже не упущенная возможность, а вопиющая некомпетентность людей, которые сидели на этих направлениях. Подробности не буду говорить: кто знает, имеют представление о ком и о чем речь.

-– Чем вы занимались дальше?

- Начиная с осени 2014 года мы организовали Харьковское Землячество в Белгородской области вместе с Алексеем Лукьяновым (политзеком, его как раз обменяли) и Александром Запрягайло (офицером в отставке).

– А чем оно занималось?

– Харьковское землячество занималось самое главное тем, что помогло сообществу харьковчан соорганизоваться. В первую очередь это были политически активные люди, политзеки, те, кто приехал в Белгород, опасаясь репрессий. И просто тех харьковчан, которые не хотели жить при самопровозглашённом русофобском режиме. Это сообщество просуществовало в активной фазе долго, оно и сейчас существует. Только тогда оно было зарегистрировано в Минюсте, но люди остались, связи остались, мы периодически встречаемся на праздники и не только, встречались и 14 января. Что касается деятельности, мы занимались организацией взаимопомощи, была юридическая консультация, помогали пройти все положенные процедуры с гражданством, например. Соответственно, и временную регистрацию делали, когда надо было кому-то, помогали с жильём, с трудоустройством. У меня на предприятии до сих пор больше 10 человек из этой среды работают. А раньше работали ещё больше харьковчан, как раз тех, кто пришел через Землячество. Все достаточно квалифицированные кадры, надо сказать! Потом у нас была работа по взаимодействию с властями области, мы даже выиграли какую-то награду федеральную. Сейчас всё дело в замороженном режиме.

– Как ты думаешь, почему возникли «Минские» и протянулись целых восемь лет?

– Я совершенно согласен с Меркель, с Олландом, кто там ещё делал заявления по этому поводу, в том, что им нужно было время для того, чтобы прокачать Украину, вооружить, обучить, переформатировать молодёжь. Считай, Запад со своей задачей справился.

– А как они смогли убедить Москву? Ведь здесь понимали, к чему это приведёт, но всё-таки согласились… Почему?

– А здесь и всплывает та некомпетентность, о которой я говорил ранее. Ну или предательство.

– А как воспринял СВО, референдумы и расширение границ в прошлом году? Столько событий свершились в 2022 году!

– Конечно, положительно всё это оценил! Поучаствовал в этих событиях, у меня была определённая работа с военно-гражданской администрацией, мы оказывали гуманитарную поддержку, я внештатно работал в ВГА Казачьей Лопани и немножко – Изюма. Организовывали адресную доставку посылок – «Полевая почта», со всей России присылали.

– Ну, вот трудности заставили нас оттуда отступить, верим, что временно. Как ты думаешь, мы сможем вернуться туда, откуда ушли?

– Обязательно! У нас нет другого выхода. Если мы не победим в этой войне, всё закончится очень плачевно.

– Значит Харьков будет наш? Харьков – это русский город, его нельзя оставлять, в любом случае.

– Безусловно.

– Я думаю, населению там, если ему прочистить мозги от русофобной пропаганды, то всё будет нормально.

– На самом деле, все вещи, которые негативные – разочарование, работа излучателей – все они нивелируются в случае военного успеха. Когда мы зайдём туда, всё это уже будет не настолько важно.

– Знаю, что ты занимаешься гуманитарными миссиями. Возглавляешь фонд «Русский порядок». Расскажи, пожалуйста, о его деятельности. Как он создавался?

– Ну нет! Я не возглавляю фонд «Русский порядок», его возглавляет София Недашковская, очень деятельная женщина, а мы с ними активно сотрудничаем. Если в двух словах, то это помощь подразделениям, находящимся на фронте. И у нас идёт работа между тремя организациями – «Союз ветеранов Белогорья», фонд «Русский порядок» и Броо содействия развитию патриотизма «Патриа» –мы даже подписали декларацию о сотрудничестве, совместной работе. Наши старые связи по подразделениям и людям позволяют успешно помогать.

– А можешь коротко рассказать о всех трёх организацией?

– Хорошо! «Союз ветеранов Белогорья» возглавляет Алексей Каргапольцев – солдат с большим стажем. У него за спиной Чечня и Донбасс с 2014 года. Он входил в легендарную группу «Искра», которая проводила первый штурм аэропорта. Если помнишь, на обратном пути они попали под дружественный огонь, когда КАМАЗ погиб…

– Да-да, было такое…

– Так вот, он входил в эту группу. Потом в Горловке воевал. В феврале прошлого года он тоже заходил на территории, воевал. И поэтому есть у него широкие связи по подразделениям на низовом и среднем уровне. И мы оказываем помощь адресно, договариваемся с руководителями подразделений. Мы не наобум везём грузы. Знаем многих лично: обговариваем все и везём.

– А остальные?

– Фонд «Русский порядок» существует фактически с самого начала СВО. Алексей – один из учредителей. Возглавляет София Недашковская, человек огромной энергии, умеющий ее применять в нужном русле. Человек с очень активной гражданской позицией.

– Всех их я могу упоминать открыто?

– Да-да, обязательно!

– Как находите помощников в гуманитарном деле? Быстро находятся люди?

– Безусловно, в Белгородской области найти единомышленников проще. У нас большая сеть единомышленников, с которой мы и работаем. Плюс качество нашего гражданского общества постоянно растёт.

– Становятся более мотивированными?

– Да, проблем с этим нет. Финансирование оказывается тоже: открыт счёт под добровольные пожертвования. Зачастую они идут не только от частных лиц, но и от организаций, идут целевые сборы.

А с ноября месяца мы организовали в Белгороде курсы военной подготовки. У нас идёт формирование ополчения в области, и параллельно мы ведем курсы для широких масс населения без ограничений фактически. Пять групп уже выпустили, уже больше ста человек. У нас три направления: общевойсковая подготовка, тактическая медицина и основы пилотирования БПЛА.

– Это вы прям готовите по всем навыкам?

– Ну это базовые навыки, сколько можно за две недели, за шесть занятий дать, столько мы и даем. Показываем направление.

– Удачи в хорошем деле!

– Спасибо!