«Наука — это тыл СВО»: политолог Павел Селезнев о важности технологического суверенитета

Политический и экономический суверенитет невозможен без суверенитета технологического. О проблемах и перспективах инновационного развития России по итогам завершившегося в Сочи II Конгресса молодых учёных рассказывает доктор политических наук, профессор Павел СЕЛЕЗНЁВ, декан факультета международных экономических отношений Финансового университета при Правительстве РФ.

– Когда слышишь об инновационном развитии, всплывают не самые приятные ассоциации. Что «Сколково», что «Роснано» не оправдали той помпы, с которой затевались. Более того, по долгам «Роснано» пришлось расплачиваться Минфину.

– Нельзя сказать, что в инновационном развитии мы не достигли никаких успехов. Например, в атомной энергетике мы впереди планеты всей, и причиной тому служит не только мощнейший задел советских времён, но и современные достижения. Это наша визитная карточка, то, чем мы можем и должны гордиться сегодня по праву. Доля РФ на глобальном рынке ядерных технологий – около 17%. Что касается квантовых технологий, то по патентной активности в этой области Россия входит топ-10 стран. Чтобы преодолеть отставание от основных конкурентов в данной сфере (США, Китая и Германии), нам требуется приблизительно семь лет, это не так уж долго. В то же время мы существенно уступаем в таких направлениях исследований, как искусственный интеллект, «Интернет вещей» (передача данных, исключающая необходимость участия человека в тех или иных процессах. – Прим. «АН») и технологии распределённых реестров (новый подход к созданию баз данных, ключевая особенность которого – отсутствие единого центра управления. – Прим. «АН»).

– Как вообще так вышло, что по целому ряду высокотехнологичных направлений мы оказались в зависимости от Запада?

– Россия располагает «научными мощностями» для реализации многих необходимых проектов, однако на протяжении длительного времени ставилась под сомнение сама их целесообразность. Ключевой проблемой была «презумпция бесперспективности» фундаментальных исследований в глазах отдельных чиновников. Образно выражаясь, определённая часть бюрократии свято верила, что российские учёные не способны создать что-то полезное и востребованное за пределами оборонной и космической сфер. Все наслышаны о хроническом недофинансировании гуманитарных наук, и гораздо реже говорится о той же самой проблеме в науках, связанных, например, с сельским хозяйством. Однако текущая внешнеполитическая ситуация способствует тому, чтобы государство наконец-то обрело интерес к развитию собственного «хай-тека».

– Опять вся ответственность возлагается на государство. А бизнес? Почему он не инвестирует? Неужто ему прибыль не нужна?

– Нужна, причём нужна сразу – в том-то и проблема. Государство может позволить себе планирование хоть на полвека вперёд, а бизнес не станет инвестировать в проекты, которые окупятся не сразу или в отношении которых ещё пока непонятен конечный результат. Кроме того, не забывайте про отраслевую структуру российского крупного бизнеса. Металлургической или нефтедобывающей компании неинтересно вкладываться в «Интернет вещей», или в космические технологии, или в мобильные сети пятого поколения (если только это напрямую не влияет на прибыльность их основного бизнеса). Также напомню, что в силу особенностей нашей страны локомотивом развития России, его главным драйвером всегда выступало государство.

– Зовёте в командную экономику?

– Нет, конечно. Мы её давно, как говорится, пережили. Знаем все её плюсы и все её минусы, которых больше, чем плюсов. Однако, перейдя к рыночной экономике, Россия совершенно напрасно отказалась от государственного планирования. Всем известен пример Китая, обеспечившего мудрый симбиоз планирования и рыночных принципов. Кстати говоря, конкуренция, считающаяся преимуществом рыночной экономики, прекрасно обеспечивалась в технологической сфере – например, в авиастроении – и советской экономикой. Существовало не одно конструкторское бюро, а несколько, и все они состязались друг с другом, что повышало характеристики конечной продукции. Этот опыт необходимо учесть, инновационная сфера требует конкуренции и внутри страны тоже – исполнитель того или иного заказа не должен быть в единственном числе.

Что же касается коррупционной составляющей при выделении бюджетных денег, то эта проблема может решаться с помощью экспертного сообщества, которое оценивало бы каждый проект и перспективность его финансирования. И конечно же, необходима исполнительская дисциплина. На место коллективной безответственности должна прийти персональная ответственность, которая в случае чего будет неотвратима. У нас ведь как до сих пор происходило: есть закон, а есть правоприменительная практика, которая находится в гибком и подвижном поле. Все равны, но кто-то ведь «равнее». Человек «наследил», а его, вместо того чтобы привлечь к ответственности, «убирают на повышение» – переводят в другую организацию, где он проявляет себя точно так же. Радует то, что теперь, в условиях беспрецедентного санкционного давления, государство относится к расходам и кадровой политике рачительнее.

– Звучат успокоительные речи: всё высокотехнологичное, что нам не продадут страны Запада, Япония, Южная Корея, – купим у Китая.

– Сейчас в мире идёт научно-технологическая война. Это война и за новое знание, и за влияние. Кто первый «добежит» и кто первый получит новую технологию, тот и обеспечит себе конкурентное преимущество, опередив других игроков лет на 10–15–20. Нельзя всецело полагаться на дружественные страны, потому что экспорт высоких технологий из этих стран в Россию напрямую зависит от конъюнктуры отношений с США и ЕС. К тому же в политике нет и не может быть никаких «друзей», есть только ситуативные альянсы. Все руководствуются исключительно своей собственной выгодой в каждый конкретный момент. Да и взгляните на это с другой стороны: наши партнёры не могут слишком уж «подставляться», потому как тоже рискуют попасть под санкции. Тогда уж они точно нам ничем помочь не смогут.

– Значит, мы должны сами производить телевизоры, смартфоны, ноутбуки?

– В идеале – да, конечно. Проблема в том, что стартовый рынок для такой продукции предполагает минимум пятьсот миллионов потребителей, а население России, напомню, гораздо меньше (около 150 млн человек с учётом присоединённых территорий. – Прим. «АН»). Значит, мы не можем ограничиваться собственным национальным рынком и должны быть способны выходить на пространство Большой Евразии, чтобы успешно конкурировать с иностранной продукцией. Соответственно, нужно трезво оценивать свои возможности: если мы в состоянии создать продукцию, которая по техническим и дизайнерским характеристикам превзойдёт зарубежный аналог, то стоит браться за это, а если нет, то нет. И не будем забывать, что русскому Левше или Кулибину нужна задача планетарного масштаба. Построить самую мощную атомную подводную лодку или самый большой космический корабль – можем, а заниматься рутинным конвейерным производством часов, смартфонов, автомобилей – нет уж, увольте, нам это неинтересно!

Но даже в том случае, когда наш конечный продукт пока ещё неконкурентоспособен, нельзя отказываться от амбиций производителя. Не можем сделать конкурентоспособный смартфон – давайте производить микросхемы для него. Давайте производить, пора уже уйти от мышления «Куплю!», которое господствует у нас со времён Егора Гайдара. Тогда решили: всё, что нам нужно, купим, щедро расплачиваясь за это нашей минерально-сырьевой базой. Кто-то называет богатую минерально-сырьевую базу проклятием нашей экономики, но в действительности это никакое не проклятие, а великое благо – в том числе и для наукоёмкого производства. Весь вопрос в том, как мы этим пользуемся: гоним за рубеж непереработанное сырьё и транжирим заработанные деньги – или же создаём высокотехнологичную продукцию и завоёвываем рынки.

Продолжая тему состязания технологий, следует сказать, что в мире уже чётко обозначились две технико-экономические системы. Одна – англосаксонская, с Cisco и Facebook* в качестве ядра, другая – китайская, c Huawei и WeChat. Между ними развернулась нешуточная борьба. Будут появляться, вероятно, и новые системы. Нам необходимо найти свою технологическую нишу, понять, в какой сфере мы можем и должны обеспечить себе конкурентное преимущество. Скажем, в микроэлектронике нам придётся догонять другие страны, а вот в фотонике или в тех же квантовых вычислениях у нас есть абсолютно передовые решения и безоговорочные преимущества.

– Если начать движение к технологическому суверенитету прямо сейчас, сколько лет на это уйдёт?

– Построение основ технологического суверенитета может занять от 7 до 10 лет, а реальное его обретение – 15–20 лет. И ещё раз подчеркну: рассчитывать приходится исключительно на собственные силы. Если взглянуть на историю прорывных научно-технологических решений, то увидим: за очень многими из них стоят наши с вами соотечественники – выходцы из СССР и России, которые по целому ряду причин уехали за рубеж и реализовали свой научный потенциал там, а не здесь (Игорь Сикорский, Сергей Брин и многие другие). Не секрет, что наряду с индийцами самые сильные программисты в сфере ИТ – русские. Остаётся создавать социально-экономические условия для наших ребят, чтобы они не тянулись в Израиль, Китай или США.

– Вы видите волю государства к тем мерам, о которых мы с вами размечтались?

– Да, однозначно вижу. Движение к технологическому суверенитету начато. Вспомнить хотя бы, что решением президента 2022–2031 годы объявлены Десятилетием науки и технологий. Наука – это тыл СВО. Вышеупомянутая атомная отрасль создавалась в условиях военного времени и внешних экзистенциальных угроз, когда на кон было поставлено само существование нашей страны, нашего народа. Ядерный «зонтик», которым мы, слава богу, обладаем благодаря труду предшествующих поколений, обеспечивает паритет и хоть как-то сдерживает наших противников.

СВО чрезвычайно обнажила противостояние между группами влияния. Интересы наших элит – разнонаправленные. Кто-то продолжает жить в режиме внутренней эмиграции и не ассоциирует свою жизнь со страной: у него за рубежом счета, активы, семья, любовницы. Другие же, действуя по принципу «не благодаря, а вопреки», созидают здесь и сейчас, работая на процветание России. Кто из них победит? Тот, кого мы поддержим. Вспоминается притча про индейца, в душе которого живут два волка – добрый и злой. «Кто из них сильнее? – Тот, которого кормишь».

* Соцсеть, заблокированная в РФ.