В день начала СВО, 24 февраля, на Первом канале состоялась премьера «Красного призрака» – художественного фильма Андрея БОГАТЫРЁВА о Великой Отечественной войне. Судьба этой картины, увидевшей свет в 2021 г., складывалась непросто. Получив финансирование от Минкульта и завершив съёмки, режиссёр в течение двух лет пытался донести фильм до зрителя, убеждая всевозможных продюсеров. В кинопрокате удалось организовать лишь незначительное количество показов. Но когда дело дошло до онлайн-кинотеатров, «Красный призрак» закономерно «выстрелил», получив завидные показатели просмотров и высокие зрительские оценки. Успех картины стал вопиющим укором российскому кинопродюсерскому цеху: почему продвигаются провальные фильмы, а достойные вынуждены пробиваться с боем? Об искреннем патриотическом кино, конкуренции с Голливудом, творческой дерзости и своей поездке на Донбасс 37-летний режиссёр рассказал в интервью «АН».

Заимствовать умеючи

– С началом СВО заговорили об избавлении российской культуры от доминирования либералов, которые, мол, не пущают патриотически настроенных творцов на вершины успеха.

– Главная проблема не в либералах. Она в том, что люди, вроде бы патриотически настроенные, не оказывают поддержки патриотическим начинаниям. Либералы держатся особняком и стоят друг за друга. А если ты не либерал – куда податься?

– Надеюсь, ты не хочешь сказать, что любой проект с претензией на патриотизм должен поддерживаться.

– Нет, напротив. В том-то и дело, что большинство современных фильмов о Великой Отечественной войне, получивших серьёзную продюсерскую поддержку, – мертворождённые. Ярчайший пример – картина «Зоя» 2020 года о подвиге Зои Космодемьянской (бюджет – 95 млн рублей, зрительский рейтинг на крупнейшем российском кинопортале – 4 из 10; для сравнения: бюджет «Красного призрака» – 50 млн рублей, рейтинг – 7 из 10. – Прим. «АН»).

– Посмотрев твой фильм, я понял, почему продюсеры от него отмахивались. Выбранная тобой стилистика абсолютно несвойственна для раскрытия темы Великой Отечественной. Чувствуется подражание американскому режиссёру Квентину Тарантино с его «Криминальным чтивом» и «Бесславными ублюдками».

– Наше поколение кинематографистов, безусловно, попало под обаяние Тарантино. На сегодняшний день это последний большой режиссёр мирового масштаба. Он воплотил эпоху постмодернизма: стал использовать приёмы всех режиссёров, которые ему нравятся, складывая из них уникальные формы. Тарантино доказал, что заимствовать умеючи – это круто. Вот и я позаимствовал. Позаимствовал ироничный тарантиновский подход. Однако источником иронии для меня стал вовсе не Тарантино, а тот материал, с которым мы работали.

Дерзость

– Материал?

– Рассказы ветеранов. Помню, приходим мы к одному из них. Он сажает нас за стол, как школьников за парту, и начинает: «На нас шли полчища тьмы…» Нет, говорим мы, всё это и так понятно. Лучше расскажите нам про жизнь на войне. Как вы ели, как вы спали. «Ах вот как, – говорит ветеран. – Ну тогда бегите за бутылкой, чтобы разговор по душам получился».

Абсолютно все ветераны заверили нас: без юмора на войне не выжить. Ты вот говоришь, что я подражаю Тарантино, – да, не без этого. Но и в советском кино о войне немало комедийных сцен. Вспомни, например, эпизод в фильме «Они сражались за Родину», когда герой Бондарчука откровенничает с героем Тихонова о женщинах, а потом оборачивается и видит, что тот уснул. Вполне себе тарантиновская сцена задолго до Тарантино (смеётся).

– Я говорю о другом. Ты используешь не только ситуативный юмор, но и сугубо визуальный, притом чёрный. Например, немец выбивает герою челюсть прикладом – и тот удивлённо косится на неё. А потом товарищ возвращает ему челюсть на место, ударив по ней в обратном направлении. Зачем тебе для разговора о Великой Отечественной эти американские хаханьки?

– Ты правда думаешь, что мы взяли это из американского кино? Вбей в интернет-поисковик два слова – «ветеран» и «челюсть» – и найдёшь воспоминания советского ветерана про его первый рукопашный бой на войне. Именно так он это и описывает – его челюсть вывихнулась настолько, что он увидел её собственными глазами. А потом подбежал сослуживец и, недолго думая, двинул ему, чтобы её вправить. Тот подход, который ты сейчас озвучиваешь, убивает кино, потому что убивает в нём жизнь.

Один ветеран, которого я достал вопросами, что бывает на войне и чего не бывает, – в итоге ответил мне так: «Пойми ты, на войне бывает вообще всё!» Жизнь гораздо интереснее и парадоксальнее даже самых смелых выдумок. Не нужно бояться делать дерзкое кино. Нельзя снимать фильмы о войне со страхом нарушить формализм – мол, всё должно быть серьёзно и пафосно. Некоторые высказывают мне: «Почему в твоём фильме один из бойцов постоянно думает и говорит о самогонке?!» Герой, дескать, должен быть идеальным, он же герой! Нет, герой прежде всего должен быть живым человеком, чтобы зритель сопереживал ему.

Обрати внимание: фильмы, которые слишком уж впрямую агитируют зрителя, никогда не становятся классикой. И наоборот. У картины «Баллада о солдате» в своё время были проблемы с выходом на экраны. И у картины «20 дней без войны» тоже были проблемы. Или взять, к примеру, фильм «Летят журавли» – он тоже совсем не агитационный. И все эти фильмы для нас сегодня – главные. А те фильмы, что чрезмерно агитационны, давно забыты.

Зритель не удался?

– Поговорим о господдержке российского кино. С одной стороны, почему бы государству не поддерживать хорошие дела, с другой – а почему наше кино не справляется своими силами? Я понимаю, например, зачем дотировать фермера, – затем, что он не выдерживает конкуренции с крупным производителем. А ты, стало быть, не выдерживаешь конкуренции с Голливудом?

– Скажем так, я не выдерживаю конкуренции с Голливудом за российского зрителя. К голливудскому кино наш зритель подходит доброжелательно, расслабленно, настраивается на то, чтобы получить удовольствие, а когда смотрит новый отечественный фильм, то ищет, за что бы его покритиковать. Это в лучшем случае. В худшем – вообще отказывается смотреть фильм, потому что «зачем смотреть, всё равно наши только г…о снимают». Соответственно, и кинотеатры мало крутят российское кино.

– То есть не ты как режиссёр в этом виноват, а виноват зритель.

– Я прекрасно понимаю, что такие мои призывы к зрителю бесполезны и что единственный путь к его сердцу – снимать хорошие фильмы. Этим я, хочется думать, и занимаюсь. Отвечая на твой вопрос о господдержке: на сегодняшний день она точно нужна. Нужна ещё и потому, что в частном кинопродюсерском секторе решения принимают непрофессионалы. Я сейчас говорю даже не про свои двухлетние скитания по продюсерским компаниям с готовым «Красным призраком» на руках – нашему фильму в конце концов повезло дойти до зрителя. Я говорю о целом ряде талантливых кинематографистов моего поколения, которым есть что сказать зрителю, но у которых нет возможности пробиться к нему.

– Когда во главе госкомпании оказывается непрофессионал, мне понятно, в результате чего это происходит. Но почему непрофессионалы оказываются, как ты говоришь, во главе частных компаний? Вроде бы их задача – прибыль приносить.

– Мне тоже это совершенно непонятно. Механизмы рыночной саморегуляции в данной сфере у нас не работают. Видимо, не сложилась та капиталистическая культура, которая есть в Америке и в Европе. Там, впрочем, тоже хватает кумовства, а теперь ещё добавился идеологический фактор: компанию возглавит тот, кто громче всех кричит о правах геев.

Там – Сверхроссия

– Расскажи о своей июньской поездке на Донбасс.

– Поездку нам помог организовать Александр Скляр из группы «Ва-Банкъ», который ездил туда неоднократно. В День России мы устроили показ «Красного призрака» в Донецке, а затем поехали с показом в Луганск. Эти показы стали самыми особенными в моей жизни. Многие зрители плакали. Когда звучал гимн России, весь зал исполнял его – и так искренне, так естественно! А через неделю этот донецкий кинотеатр «Звёздочка» разбомбили…

Один мужчина в Донецке сказал мне: «Если что-то не получится с присоединением к России, то мы просто назовёмся Россия-2». А по-моему, они скорее Россия-1. Они Сверхроссия. Там – истинный патриотизм. В Москве или в Питере такого в массовом порядке не увидишь.

– Художественных фильмов про СВО пока нет: слишком мало времени прошло. Но есть два художественных фильма про войну в Донбассе. Это «Донбасс. Окраина» Рената Давлетьярова и «Солнцепёк» Максима Бриуса и Михаила Вассербаума. Как тебе эти картины?

– «Донбасс. Окраина» я не досмотрел, а «Солнцепёк» и не начинал.

– Ну вот, а зрителя ругаешь.

– Ты прав – конечно, нужно посмотреть. Моё предубеждение связано с тем, что, на мой взгляд, снимать художественные фильмы на эту тему преждевременно. Должно прийти осознание. Мы находимся внутри ситуации, а нужно взглянуть на неё со стороны. Поэтому лучшие фильмы об этом появятся через несколько лет после того, как всё закончится. Тот же «Летят журавли» был снят лишь через 15 лет после войны.

– Значит, художественного фильма про Донбасс от тебя пока не ждать?

– В ближайшее время нет. Однако скоро опубликую в Интернете свой видеодневник о той поездке. И вообще планов громадьё: ужастик с нашим национальным колоритом, фантастический фильм с национальным колоритом, «Красный призрак – 2», где действие будет разворачиваться в 1812 году… А пока главная моя задача – донести до зрителя снятый уже художественный фильм «Легенда о самбо» про возникновение советского единоборства. С этим фильмом мы снова получили поддержку в Минкульте – и снова не находим понимания у продюсеров. История повторяется (смеётся).

Мы хотим делать русское жанровое патриотическое кино – и будем его делать. Иногда опускаются руки, но мы гоним прочь такие настроения. Нужно работать – и всё получится.