Заслуженный артист России Иван Васильев не зря носит прославленную балетную фамилию. Желанный гость на лучших балетных сценах мира, он обладает виртуозной техникой, блестящими актерскими данными и неповторимой сценической харизмой. В рамках нового проекта «Апрельский сезон. Золотая коллекция Театра Якобсона» в качестве приглашенной звезды он исполнит 9 апреля на императорской сцене Александринского театра партию Базиля в балете Йохана Кобборга «Дон Кихот».
- Иван, сейчас вы по большей мере существуете в профессии как свободный художник. Это ваш осознанный выбор или стечение обстоятельств?
- Конечно, это был осознанный выбор. Я много танцевал и в Большом, и в Американском театре балета, и в Ла Скала, и в Английском национальном театре, а на данном этапе мой творческий путь таков, что я могу по желанию проводить время с семьей в Москве и параллельно заниматься разными проектами. Я руководствуюсь правилом: когда тебе становится слишком удобно на одном месте, надо изменить курс. Ты начинаешь сверх меры «заземляться», а чтобы двигаться дальше и развиваться, порой надо менять и пейзаж за окном, и что-то менять внутри себя.
- Вы долго думали над предложением художественного руководителя Театра имени Якобсона Андриана Фадеева станцевать Базиля в «Дон Кихоте»?
- Мы с Андрианом знакомы уже лет пятнадцать, поэтому я всегда рад с ним сотрудничать, его приглашение принял сразу и с удовольствием. Кроме того мне кажется интересной новая версия «Дон Кихота» в постановке еще одного моего старого друга и товарища Йохана Кобборга. Это глубокий творческий человек, его одержимость балетом, главным образом его драматической стороной, мне очень близка. Прежде мы не раз делили сцену в одних спектаклях, да и просто весело проводили время. К тому же я танцевал в его постановке «Сильфиды» в Большом театре. Так что упускать возможность поработать с таким блестящим тандемом высокопрофессиональных коллег было бы непростительной ошибкой.
- А что именно вас привлекло в новой трактовке «Дон Кихота»?
- Мне нравится, что несмотря на новизну подхода в ней сохранено много классического балета. Я не люблю, когда ради внешнего эффекта ломают через колено классику.
- Как известно, у вас богатый опыт исполнения партии Базиля в разных балетных компаниях.
- Я впервые станцевал партию Базиля в пятнадцать лет, и могу смело заявить, что перетанцевал практически все ее редакции, а порой и редакции одного автора, в разных местах поставленные по-разному.
- Сколько всего было в вашей жизни Базилей и какой вам ближе?
- Боюсь, это не поддается счету. Но самой яркой для меня версией остается редакция Большого театра. Потому что все-таки это московский балет, и по динамике и темпераменту этот Базиль мне ближе всего. А самым своеобразным опытом была хореография Рудольфа Хаметовича Нуриева, поскольку его «Дон Кихот», который я танцевал в Ла Скала и в Австралии, был очень специфический…
- В чем же эта специфика?
- Очень много мелкой техники, дополнительных вариаций, совершенно другая музыкальная аранжировка, которая теряет огонь, присутствующий в классической версии… Такой, скажем, припудренный «Дон Кихот». А в целом во всех западных версиях ощущается либо влияние Нуриева, который ставил в Австралии и в Европе, либо влияние Барышникова, как в Америке. При этом оба они выпускники ленинградской балетной школы, а как известно, отличие между московским и ленинградским «Дон Кихотом» тоже существует.
- Помимо исполнительской карьеры вы как хореограф уже поставили четырнадцать балетов. Когда вы ощутили в себе зов новой профессии?
- Я с самого детства, еще когда занимался народным танцем, всегда хотел ставить что-то свое. Ни опыта, ни знаний тогда не было. Но эта мысль меня не покидала, и в какой-то момент с подачи моей жены, которая посоветовала от пустых мечтаний перейти к делу, я пошел и поставил балетную программу под названием «Балет №1». И у меня получилось. А потом было еще тринадцать постановок, - и одноактные, и четыре двухактных. В их числе балет «Дракула» режиссера Алексея Голубева, показ которого скоро возобновится на больших площадках.
- Кто из хореографов-постановщиков вам ближе по творческим задачам, по способу художественного видения?
- В первую очередь это, безусловно, Юрий Григорович, который реально делает балетные блокбастеры, настоящие хореографические полотна. И что самое главное, у него никогда не было узкой зацикленности на собственной хореографии. Если посмотреть записи выступлений артистов времен «золотого века» Большого театра, то мы увидим разные редакции вариаций, монологов. Потому что Григорович всегда хотел вытащить из актера лучшее, и это очень важно, на мой взгляд. Ведь излишняя зацикленность хореографа на точном исполнении рисунка роли, который он придумал – это эгоцентризм. Задача хореографа – раскрыть образ, а сделать это можно только в тандеме с актером, из которого нужно вытащить максимум его возможностей. И Юрий Николаевич умел это делать. Еще назвал бы Ролана Пети, с которым мне посчастливилось работать. Он тоже легко менял свою хореографию под разную индивидуальность. Этими мэтрами я восхищаюсь и продолжаю у них учиться.
- А чем вам интересен Театр Якобсона? И существуют ли у вас какие-то внутренние отношения с Якобсоном как с легендарным балетмейстером?
- Безусловно, Якобсон новатор своего времени, которым нельзя не восторгаться. Ведь жить в искусстве, болеть своим делом - не то же самое, что относиться к этому просто как к ремеслу, которое приносит тебе деньги. Якобсон – подвижник в профессии, положивший жизнь на алтарь искусства. Это не всем дано. И я не сторонник громких слов о том, что балет – это моя жизнь. Потому что у меня есть жизнь, есть семья, для которой я и живу. Но балет, как и искусство в целом, стали неотъемлемой частью моей души. Ты ими буквально пронизан. И когда чувствуешь в себе эту творческую энергию, она всегда найдет свой выход. Когда я четыре месяца сидел на больничном, я стал рисовать. Пишу маслом, акрилом, гуашью.
- Когда и где будет выставка?
- Скоро. И в Москве, и в Петербурге. Потому что за десять лет сотрудничества с Михайловским театром я творчески прикипел душой к этому городу.