«Монархия не была обречена»: историк Фёдор Гайда о Февральской революции

105 лет назад Россию сотрясла Февральская революция, в результате которой прекратила существование русская монархия и установилось (вплоть до октябрьских событий того же года) двоевластие между либеральным Временным правительством и социалистическим Петроградским советом. Было ли крушение монархии закономерным? Кто сыграл здесь главную роль – либеральная оппозиция или же военное руководство Российской империи? Была ли эта революция исключительно внутренним российским событием или же подобно последующей, Октябрьской, поддерживалась извне? Гость «АН» – доктор исторических наук, доцент истфака МГУ Фёдор ГАЙДА.

– Февральская революция предстаёт внезапным, спонтанным явлением. Из-за трудностей военного времени в Петроград не довезли хлеб, вследствие чего в городе вспыхнули беспорядки. Когда всё это начиналось, никто и подумать не мог, что через несколько дней падёт тысячелетний русский престол.

– Решающую роль в этой стихийности сыграл петроградский гарнизон, перешедший на сторону революции. Огромный гарнизон – 150 тысяч человек в столице и ближайших пригородах. Основу его составляли призванные недавно солдаты, но были и прошедшие фронт, то есть люди с боевым опытом. В последние несколько месяцев гарнизон находился в малоуправляемом состоянии: распропагандированный антивоенными агитаторами (большевиками и прочими социалистами. – Прим. «АН»), он не желал отправляться на войну. Для того и принял участие в революционных событиях, чтобы вытребовать себе такую возможность.

– Заметим, что на фронт в отличие от тыла антивоенные агитаторы не допускались (вплоть до победы Февральской революции). Отсюда – внешний парадокс: те солдаты, кто в тот момент сражался, были настроены по отношению к войне лучше, чем те, кто сидел в тылу. Пьянство и общение с доступными женщинами не способствовали боевому духу столичного гарнизона.

– Действительно, фронтовые письма и дневники показывают: фронт того времени достаточно бодрый. К февралю 1917-го он был обеспечен всем необходимым, и если сравнить с ситуацией 1915 года, то это небо и земля. К тому же всё указывало на то, что 1917-й станет заключительным годом войны. Да, немцы сохраняли готовность воевать до последнего, но это «последнее» уже почти наступило. Именно выход России из Первой мировой (большевистский Брестский мир. – Прим. «АН») позволит Германии продолжить сопротивление.

Итак, петроградский гарнизон не хотел на фронт и занял сторону революции. Он, конечно, понимал, что это рискованный шаг: с фронта могли прийти войска и «разобраться» с ним. Однако ответственности можно было избежать, если, совершив восстание и перебив своих офицеров, подчиниться Государственной думе, ведь это законный орган власти. Так гарнизон и сделал. В Думе тогда задавал тон либеральный «прогрессивный блок», руководимый партией конституционных демократов – революционно настроенных либералов. Их лидер П. Милюков ещё в январе шепнул соратнику по партии: все слова уже сказаны и теперь остаётся ждать, что ответит улица, и если у либералов будет два полка солдат – можно брать власть. Впоследствии, в марте, когда революционеры в эйфории говорили что хотели и ничего не скрывали, Милюков подтвердил это своё высказывание. Таким образом, либералы не просто участвовали в революции, они, по сути, организовали её.

– В чём заключался секрет их успеха?

– В патриотических лозунгах. Они старались выглядеть патриотичнее, чем власть. Заявляли, что одержат победу в Первой мировой войне быстрее и проще, нежели царское правительство. В ходе предыдущей революции, в 1905 году, либеральная оппозиция занимала пораженческую позицию в войне с Японией, поэтому окончательного успеха та революция не достигла. А вот Февральская, вооружившаяся патриотической риторикой, – достигла. Пораженческой революции непросто сокрушить Российское государство (да, пораженческий Октябрь вскоре победил, но лишь потому, что государство уже разрушил Февраль).

Вы видите, какая хитрая конфигурация? Столичный гарнизон настроен пораженчески и при этом идёт на поклон к Государственной думе, которая вся из себя патриотическая. Мол, мы вверяем себя вам, депутатам, настоящим патриотам, которые доведут войну до победного конца, но – сами мы на эту войну ни за что не отправимся. И ведь добились своего, не отправились: в программе первого состава Временного правительства был прописан невывод петроградского гарнизона из столицы. Кстати, главное событие, которое затем обеспечило победу большевикам, – это переход всё того же гарнизона на сторону Петросовета накануне ареста министров Временного правительства (не хочу говорить «накануне штурма Зимнего», потому что штурма в действительности не было).

– Решающим доводом для Николая II, чтобы отречься от престола, стала позиция генералитета, так?

– Да, именно поэтому и я говорю, что без патриотической (или квазипатриотической) Думы революция бы не получилась. Смотрите. Представим ситуацию: устроив мятеж, петроградский гарнизон не вверяет себя Думе, а разгоняет её. В таком случае не было бы конфигурации из Думы и Петросовета, был бы один только Петросовет (орган власти, провозглашённый в Петрограде социалистами в ходе Февральской революции. – Прим. «АН»). Стали бы генералы о чём-нибудь договариваться с Петросоветом, призывающим прекратить войну? Нет, они бы никогда на это не пошли: разговаривать с пораженцами не о чем.

Поэтому, чтобы всё сработало, гарнизон вверяет себя Думе, она создаёт свой Временный комитет и начинает переговоры с генералитетом: мы, настоящие патриоты, контролируем ситуацию в столице – давайте поменяем царя, благодаря чему страна выиграет войну проще и быстрее. И генералы, думая, что суть игры именно в этом, втягиваются в неё. Они не собираются ликвидировать монархию, хотят лишь сменить одного монарха на другого (на цесаревича Алексея или на великого князя Михаила). Но, после того как генералы обратятся к Николаю II и поспособствуют его отречению, вдруг выяснится, что их использовали, что Алексей царём не будет и Михаил не желает. Всё, монархии в России нет. Зато есть Петросовет с его растиражированным Приказом №1, который очень скоро разложит армию (приказ провозгласил создание выборных комитетов из нижних воинских чинов, передачу оружия под их контроль и вывод солдат из подчинения офицерам в вопросах политических выступлений. – Прим. «АН»).

Генералы, напомню, давали персональную присягу Николаю II. Сила персональной присяги в том, что она не предполагает различных толкований в отличие от абстрактной присяги, например «трудовому народу». Однако генералы решили, что присягу можно «немножко» нарушить. И, нарушив её, вдруг поняли, что теперь абсолютно бессильны. Всё то, во избежание чего высшее военное командование настояло на отречении Николая II, – Гражданская война и проигрыш в Первой мировой – всё это в итоге произошло, и произошло как раз таки вследствие отречения. Кстати, большой вопрос, насколько отражало командование позицию генералитета в целом. Заметим: после Февраля до половины высшего состава Временное правительство вычистило по подозрению в симпатиях к монархии.

– Британский посол в России и британский премьер горячо приветствовали крах русской монархии. Это обстоятельство часто трактуется как указание на то, что Великобритания была причастна к Февральской революции.

– Важная задача британской разведки на протяжении нескольких веков – рассказывать всем, какая она всемогущая. Якобы вся она – коллективный Джеймс Бонд. Пуп Земли. Планета вертится лишь потому, что МИ-6 заставляет её вертеться. Всё происходит по мановению её волшебной палочки… Нет, ничто не указывает на причастность Великобритании к революции. А утверждать, мол, мы, британцы, жаждали её и готовили, так что пускай Временное правительство охотнее с нами сотрудничает, – это было с их стороны логичным политическим жестом.

– Учредительное собрание, всенародно избранное в ноябре 1917-го и созванное в январе 1918-го, заседало лишь один день и было разогнано большевиками. Однако успело провозгласить Россию республикой. Значит ли это, что русская монархия прервалась легитимно?

– Судите сами. Вопрос о государственном строе – монархия или республика? – был главным вопросом, который должно было решить Учредительное собрание, и в то же время монархическая пропаганда находилась под запретом. Временное правительство и Петросовет арестовывали и сажали тех, кто вёл её. Представители династии были лишены права избираться. В первые же дни Временного правительства, то есть задолго до выборов Учредительного собрания, министры принесли присягу – не допустить восстановления предыдущего строя.

– Насколько закономерен крах монархии? Была ли она обречена?

– Если вы спрашиваете о Николае II, о династии Романовых, то оказались правы славянофилы: русская монархия не может существовать без народного доверия. Если по каким-то причинам возникает политическая изоляция монарха (естественно или же по чьей-то злой воле), если политически активный класс отказывает ему в доверии – тогда монархия существовать не может. Это и произошло. Отказали царю в доверии, решили, мол, он глупый, а мы умные – и где оказались к концу 1917 года? Как выяснилось, эти «умные» без «глупого» ничего не могут.

Если же вы спрашиваете о монархии в более широком смысле… Напомню: это понятие ввёл Аристотель, в переводе с древнегреческого оно означает «власть одного». Аристотель делил диктаторов на два типа: на тиранов, т.е. тех, кто узурпировал власть, и на монархов, т.е. тех, кто пользуется народной поддержкой. Престолонаследие с этой точки зрения не является обязательным условием монархии (например, в Речи Посполитой должность монарха была выборной). Однако, когда речь идёт о русской монархии, обычно имеют в виду престолонаследие и, что ещё важнее, её законность. Скажем, сталинскую монархию законной не назовёшь: в советской Конституции нигде не говорилось, что главой государства является генсек, – законным главой государства был М. Калинин (сперва председатель ЦИК, затем председатель Президиума Верховного Совета. – Прим. «АН»).

Но важнее другое. В том или ином виде монархия в России упорно возрождается. При разных обстоятельствах. Екатерина Великая повторяла за Монтескьё: для большой страны это наиболее адекватная система власти. Необходимо принимать решения быстро, а в условиях парламентской республики сложно согласовать множество интересов. Демократия работает в швейцарском кантоне, да и то потому, что это горы – враги не придут. А в стране, имеющей самую большую сухопутную границу в мире, неизбежно будет создаваться в той или иной степени авторитарный механизм, в противном случае она бы постоянно терпела поражения. Поэтому – нет, монархия не была обречена. Более того, только она и имела шанс, как показали все последующие события.