Историк Константин Могилевский о преобразованиях Столыпина: Реформа умерла раньше реформатора

110 лет назад, 18 сентября 1911 года, в результате смертельного ранения оборвалась жизнь одного из величайших реформаторов в нашей истории – Петра Столыпина. О войне (в прямом смысле слова) между председателем правительства и левыми, которая и привела к его смерти, знают все. Гораздо меньше известно другое его противостояние – с правыми. «Если бы Столыпина не убили – Россия избежала бы революции» – таков один из самых расхожих исторических штампов. Но правомерен ли он, если накануне покушения реформатор был на грани отставки? Гость «АН» – Константин МОГИЛЕВСКИЙ, кандидат исторических наук, профессор РГГУ.

– Противостояние Столыпина с правыми – консервативными дворянами-помещиками – было не столь жёстким, как с левыми, но…

– Сразу возражу: противостояние с правыми, конечно, не было кровавым, но я бы не сказал, что оно было менее жёстким. В чём-то оно было даже жёстче, поскольку дворяне обладали гораздо большими возможностями для препятствования тем преобразованиям, которые наметили Столыпин вместе с царём. Говоря об отношениях Столыпина с помещиками, важно помнить, в каких условиях царь призвал его в правительство (сначала на пост министра внутренних дел, а через пару месяцев – на пост председателя Совета министров). Был самый разгар Первой русской революции 1905–1907 годов, и задача Столыпина состояла в том, чтобы потушить пожар – не только в переносном смысле, но и в прямом: крестьяне жгли помещичьи усадьбы.

– Столыпин отменил выкупные, которые крестьяне должны были выплачивать помещику за свою землю?

– Нет, это было сделано в ходе революции, но раньше, до Столыпина, другим председателем правительства – Сергеем Витте. Столыпин же, во-первых, разрешил крестьянам выход из общины (вместе с землёй). Обычно эту реформу связывают только с хозяйственным аспектом, но дело не только в нём: без согласия общины крестьянин не мог получить документы и уехать – например, на учёбу в город. Столыпин положил этому конец. Во-вторых, он расширил возможности для получения крестьянами кредита. В результате крестьянское недовольство значительно сгладилось – пожар революции удалось потушить. Пока этот пожар бушевал, возникло явление, получившее название «испуганный помещик»: сословие растерялось и было готово на уступки, лишь бы вернуться к спокойной жизни. Однако, вскоре после того как всё успокоилось, помещики отошли от шока и решили, что можно возвратить себе утраченное. В 1907–1908 годах начинает формироваться помещичья оппозиция Столыпину и постепенно крепнет. Речь идёт о тысячах землевладельцев – богатых, влиятельных людей, считавших своё сословие опорой государства со старых времён.

– Они были недовольны тем, что крестьяне выходят из общины и переселяются за Урал?

– Аграрная реформа как раз не вызвала сильного недовольства помещиков, чего, увы, нельзя сказать о реформе местного управления и самоуправления. Административно Россия была устроена так: губернией руководил губернатор, являвшийся частью государственного аппарата, а «ниже» его власть уже не распространялась – уездом руководил предводитель дворянства, избираемый местными дворянами. Дороги, землеустройство, образование, медицина – всей местной жизнью управлял он. Как известно, в ходе реформ Александра II, деда Николая II, были созданы земства, и часть полномочий отошла им, но реальная власть в деревне принадлежала предводителю, а ещё «ниже» – на уровне волости – вообще никакого самоуправления не было.

Главная проблема заключалась в том, что многие предводители относились к этой должности крайне формально, то есть попросту не исполняли своих обязанностей. Дворянин мог числиться предводителем – и при этом жить и служить в Петербурге или ещё в каком-нибудь губернском городе. Соответственно, во многих уездах многих губерний управление отсутствовало как таковое, и спросить не с кого – ищи этого предводителя по всей стране.

– И что предложил Столыпин?

– Ввести двустороннюю систему. Пусть, с одной стороны, до самого «низа» продлится государственный аппарат в лице назначаемых «сверху» местных начальников, участковых комиссаров. А с другой – пусть будет реальное самоуправление: сословная дворянская власть должна быть заменена представительной, которая бы избиралась не одними только дворянами, а всеми собственниками земли в уезде. Уточню: говоря о том, что Столыпин хотел ликвидировать сословную власть, неправильно утверждать, будто он хотел перекрыть дворянам доступ к местному управлению и самоуправлению. Наоборот, он разъяснял дворянам: прежде всего именно их и видит государство в роли местных назначенцев. А также, обращал внимание Столыпин, нынешние предводители запросто победят на местных выборах, если ответственно работают на своей должности и заботятся о своих уездах.

Но, увы, помещики в массе восприняли проект реформы в штыки. Очень уж им хотелось сохранить свою сословную власть на местах – и прежде всего даже не ради самой власти, а ради статуса, пусть даже формального, символического. Особенно важно это было для тех помещиков, кто разорился в результате отмены крепостного права и, не вписавшись в новую экономическую реальность, лишился имущественного статуса. Потерять теперь ещё и сословный статус они не желали. Представители Совета объединённого дворянства были легко вхожи к царю – и стали регулярно жаловаться ему на Столыпина. Мол, государь, мы хотим, чтобы вы правили так же, как ваш незабвенный родитель, мы стоим на страже многовековых ценностей России, мы ваша опора, государь, – а Столыпин пытается выбить из-под вас эту опору.

– Но позвольте, разве Николай II не был приверженцем славянофильской идеологии? Разве не считал он, что простой народ любит царя, служит ему напрямую и что эта связь между царём и народом не нуждается ни в каких посредниках?

– Вроде бы он так считал, да. Но в то же время едва ли можно говорить о наличии у Николая II стройной системы убеждений. Он имел особенность: принимает у себя человека – и соглашается с его аргументами, на следующий день принимает другого – и соглашается теперь уже с другими аргументами, противоположными. Нетрудно представить, как тяжело работалось Столыпину в таких условиях. Охота на него со стороны революционеров, с одной стороны, и, с другой стороны, противостояние с консерваторами измотали председателя правительства. Организм был изношен, сердце отказывало, случались обмороки. Отправляясь в свою последнюю поездку (в Киев), Столыпин сомневался в том, что здоровье позволит ему вернуться обратно. Врачи прогнозировали скорую смерть: до неё оставалось несколько месяцев. Даже если бы не случилось то роковое покушение в Киеве, в исторической перспективе это ничего бы не изменило.

– Что стало высшей точкой противостояния с помещиками?

– 1911 год, последний год жизни Столыпина. А если точнее – законопроект о земстве в западных губерниях. У Столыпина не получилось провести его через Госдуму – и он потребовал от царя разогнать её.

– Столыпин опирался в Думе на партию русских националистов – Всероссийский национальный союз, так?

– Да, но не только, ещё на октябристов (умеренно правая партия «Союз 17 октября», названная в честь царского манифеста об учреждении Госдумы в 1905 году. – Прим. «АН»). Появилось даже такое выражение – «октябристский маятник»: для принятия того или иного столыпинского законопроекта октябристы блокировались то с черносотенцами, то с кадетами (КД – конституционные демократы, либерально-оппозиционная партия. – Прим. «АН»). Вообще надо сказать, что Столыпин был настроен на сотрудничество со всеми политическими силами (разумеется, кроме революционеров). Когда он только возглавил Совет министров, то вёл переговоры с кадетами об их вхождении в правительство, однако те отказались, не захотев навсегда потерять свой оппозиционный авторитет.

В данном случае Столыпин тоже был настроен конструктивно, но ничего не получалось: представители помещиков в Госдуме – черносотенцы и правые октябристы – наотрез отказались поддержать законопроект о земстве в западных губерниях. Заполучить депутатское большинство Столыпину не удалось. Вдумаемся: черносотенцы, говорившие от имени русских, именовавшие себя Союзом русского народа и так далее, – они выступили против усиления прав русских крестьян и уменьшения привилегий польских помещиков. В них говорила не национальная солидарность, которую они декларировали на словах, а сословно-корпоративная. Сегодня он взялся за польских помещиков, а завтра возьмётся за нас – так они мыслили.

Для Столыпина этот вопрос был принципиальным. Он выдвинул царю ультиматум: либо, государь, вы разгоняете Думу и принимаете закон в особом порядке (законодательством России это дозволялось), либо я ухожу в отставку. Царь согласился – разогнал Думу и принял закон. Но долгосрочных последствий это не имело: реформа не была проведена.

– Часто говорят, что, не умри Столыпин так рано, страна избежала бы потрясений 1917 года. Звучит это наивно, ведь ничто не мешало России продолжить столыпинские преобразования после его смерти. Значит, было принято решение – не продолжать их. Утверждают даже, что царь хотел отправить Столыпина в отставку и попросту не успел это озвучить.

– Да, страна отказалась от намеченной столыпинской реформы местного управления и самоуправления, чем добавила причин для революции. Что касается самого Столыпина: хоть Николай II и пошёл по его требованию на разгон Думы, нужно понимать, что ультиматумов начальство не прощает. Документами, которые бы подтверждали намерение царя уволить его, мы не располагаем. Но говорить, что он находился на грани отставки, – можем вполне уверенно. Анализ протокольных журналов, где фиксировались все рабочие встречи царя, показывает: интенсивность его встреч со Столыпиным сильно сократилась. А если взглянуть на то, как Столыпина встречали, точнее, не встречали в его последней поездке… Представьте: в Киев приезжает председатель правительства на всенародные торжества с участием царя (открытие памятника Александру II в честь юбилея земских учреждений. – Прим. «АН»), – а председателя правительства никто не встречает! Это не укладывается в голове.

– Вы сказали, что, отказавшись от проведения реформы местного управления и самоуправления, власть в перспективе поспособствовала потрясениям 1917 года. Позвольте усомниться. Если движущей силой и социальной базой Первой русской революции было крестьянство, то про Февральскую революцию и Октябрьскую этого не скажешь.

– Согласен, но я говорю не о крестьянском недовольстве, а об управляемости. Страна, повторю, не имела управления на местах. Когда всё стабильно, отсутствие твёрдой государственной руки не очень чувствуется, а в условиях драматических событий оно фатально. С этим-то и столкнулась Россия в Февральскую революцию (и после неё). Если власть представлена одними только жандармами, она ничего не может. И помещики ей никак не помогли.

«…Изучил революцию и знаю, что она теперь разбита и моим жиром можно будет ещё лет пять продержаться», – написал Столыпин. Ошибся он лишь на один год: Российская империя продержалась без него шесть лет.