Денис Драгунский: «Не приемлю приспособленчества!»

Известный писатель рассуждает о событиях наших дней.

- Как пережили самоизоляцию?

- У меня вся жизнь – самоизоляция. Утром встал, зарядка-душ-овсянка – и за стол. Разве что вместо встреч с читателями теперь «зум» и «скайп».

- Весной вышел ваш новый роман. Как шла работа? Довольны продажами?

- Работа шла прекрасно. Набросок к роману «Богач и его актер» написал 8 лет назад, тогда же опубликовал в виде рассказа. Начал писать роман в прошлом марте, написал залпом, работал почти безотрывно; в августе поставил последнюю точку. Продажи очень хорошие. По рейтингу магазина «Москва», уже пару недель шестое место на полке российской прозы. Для такого весьма сложного и порой даже запутанного романа – даже удивительно.

- Как мне кажется, писатель всегда перфекционист. Это изнуряет?

- Откуда вы взяли, что всегда? Иногда такое читаешь, что усомнишься в перфекционизме не только писателя, но и редактора с корректором. Что касается меня, то мне нравится все время чуточку подправлять свои вещи.

- На театре говорят: на актера нельзя научить – можно научиться! А на писателя научить можно? Мастер-классов и семинаров для этого достаточно?

- Научить можно. Если хороший мастер. И если ученик не корчит из себя гения с первого занятия, а терпеливо выполняет задания. То есть придется именно учиться, учить себя. Как актеру, художнику, музыканту.

- Прогресс в спорте – это переход количества в качество. А в литературе тот же принцип?

- До известного предела – да. «Талант не в том, чтобы написать одну страницу, а в том, чтобы написать их триста» – банальный афоризм Жюля Ромэна. Начинающий писатель должен показать в редакции или старшему коллеге не два-три рассказа – а двадцать-тридцать. Но когда написано слишком много – лайнер таланта может пойти на снижение, простите за такую "красивость". Третий роман обычно бывает лучше второго, а тридцать третий – как правило, хуже тридцать второго.

- Как складываются ваши отношения с критиками?

- Прекрасно. Писатель пописывает, критик покритиковывает. Серьезные рецензии на мои книги писали талантливые и умные критики: Ася Аксенова, Ольга Бугославская, Марианна Власова, Анна Грувер, Лидия Маслова, Наталья Рубанова, Диляра Тасбулатова. Получал очень лестную критику в Фейсбуке от писательницы Анастасии Мироновой и переводчицы Татьяны Набатниковой. Все – женщины, обратите внимание! Не зря я говорю, что моя аудитория – женщины 30+ с высшим образованием. А из мужчин обо мне писали Дмитрий Быков и Александр Мелихов.

- Что относите к системе табу в литературе – и искусстве в целом?

- Система табу очень разветвленная и сложная, в каждой культуре и субкультуре. Для одних табу является секс, для других – какие-то исторические темы. Для меня лично табу – это душевная ложь, это приспособленчество. В частности, попытки приспособиться к чужой системе табу.

- Лучший способ монетизации литспособностей?

- Написать роман-бестселлер – в остальных случаях звона монет как-то не слышно. Некоторые еще пытаются писать сценарии сериалов. Идти в копирайтеры или журналисты не советую: там особый мир, и нужны особые таланты, менее всего связанные с писательскими.

- Тексты песен Стаса Михайлова трудно назвать поэзией. Однако на его концертах неизменные аншлаги. Почему?

- Потому что 80% или даже 90% потребителей культуры – люди, мягко говоря, невзыскательные.

- Приведите пример удачной экранизации. Я бы прежде всего назвал военные истории – «Звезда», «В августе 44-го». А вы?

- «Неоконченная пьеса…» и «Обломов» Никиты Михалкова.

- Кому из режиссеров доверили бы экранизировать вашу прозу?

- Прежде всего – Тофику Шахвердиеву. Потому что я его люблю, хоть он и документалист. Он однажды мне предложил написать для него сценарий по серии моих рассказов, но потом я заленился, до сих пор жалко.

- Писателей крайне мало в телевизоре. Если бы вы могли выбирать, кому дали бы интервью из этой троицы – Дудь, Собчак, Познер?

- Познеру. Потому что я с ним знаком, страшное дело, с 1965 года. Мне было бы особенно приятно с ним поговорить. Но против остальных у меня тоже нет никаких предубеждений.

- Совсем недавно Госпремия вручена литератору Курбатову. Как думаете, всколыхнет ли эта награда интерес к его творчеству?

- А как вы думаете, вручение Госпремии этнографу Головнёву всколыхнет интерес к культуре народов Арктики? Если да, то я буду рад – и за Курбатова, и за Головнёва.

- Помечтаем. Приглашает вас президент и спрашивает, чем помочь. Что ответите?

- Если помочь мне лично – пододвинуть вазочку с печеньем (надеюсь, мы будем пить чай). Если помочь литературе – заставить олигархов спонсировать еженедельный тонкий литературно-критический журнал тиражом в 1.000.000 (да, да, миллион) экземпляров, как в США, и чтоб он лежал во всех киосках. Если помочь России – назначить свободные выборы для начала в Думу, без партийных барьеров, без административного ресурса в избирательной кампании.

- Ваш взгляд на ситуацию в Белоруссии?

- Для меня лично нет никакого сомнения, что Лукашенко должен уйти – этого требует народ, этого требует рабочий класс страны. Если он не уйдет подобру-поздорову, он будет единственным виновником гражданской войны. Да, я знаю, что ему уходить очень неприятно – сидел в президентском кресле 26 лет. Привык! Но, как сказано в Евангелии от Иоанна, «один человек может пострадать ради всего народа; но не может весь народ страдать ради одного человека».

- Как относитесь к появлению медийных лиц в криминальной хронике? Сейчас повсюду обсуждают ДТП с участием артиста Ефремова…

- Если медийное лицо совершило преступление, оно, разумеется, может появиться в криминальной хронике. Но, на мой взгляд, ужасно пошло и даже подло, когда «медийность» лица привлекает к нему главное внимание криминальных хроникеров. В день, когда Ефремов совершил то, в чем его обвиняют – в России случилось 38 ДТП со смертельным исходом, из них не менее половины – «пьяных». Среднее число смертельных ДТП в России – 43 в день. Из них, повторяю, половина «под градусом». Среди них есть и чиновники, и артисты, и менеджеры, и рабочие с крестьянами. Кто только хотите. Поэтому столь пристальное внимание к Ефремову – типичный пример вырождения журналистики. Кликбейт так называемый (чтобы на новость «кликнули», и под это дело читатель получил бы дозу рекламы). Стыдно.

- В людях поселился страх заболеть коронавирусом. А какая зараза страшнее – вирусы наживы, равнодушия, бездарности?

- Равнодушие страшнее всего.

- Как живется, когда не пишется?

- Я начал писать рассказы поздно, мне было без одной недели 57 лет. Я еще не написал всего, что задумал. Так что мне пока еще пишется всегда.