В этом году сошлись два юбилея: 60-летие появления в русском языке слова «бомж» и 110-летие со дня смерти американского репортёра Джозайи Флинта. Обе даты особым образом связаны.
Муза Флинта
Сегодня наверняка нашлись бы охотники обвинить Джозайю Флинта в русофобии и прочих коварствах. Но к России этот американец был расположен, прибыл сюда в 1896-м с нормальной целью – посмотреть страну, встретиться с Львом Толстым, потом изложить впечатления в книге (что и сделал). Толстой Флинта, кстати, и благословил на дальнейший «социологический эксперимент с погружением в изучаемую среду». И было всё законно: уходя в своё необычное странствие по Руси, Флинт заручился письмом за подписью питерского градоначальника (шефа полиции) Клейгельса – мол, податель сего проводит дозволенное властью исследование, аресту «ни при каких обстоятельствах не подлежит» (правда, помогало не всегда). А сама идея…
Муза Джозайи Флинта постоянно манила его к «недостижимой и вечно исчезающей дали». И обязательно в отрепье бродяги. Он был знаменит как исследователь «социального дна» – американского, европейского и вот нашего...
Wanderlust
Джозайя Флинт Уиллард (полное имя) ещё подростком потерял отца. Бросил школу, попал в исправительную колонию, бежал оттуда, бродяжил. Другой бы впал в отчаяние, а этот, наоборот, ощутил в себе чувство, которое обозначал немецким словом Wanderlust – жажда странствий.
Позже, перебравшись в Германию (для чего нанялся кочегаром на пароход), он поступил там в университет. Правда, учёбу не раз прерывал, уходя шататься по Европе – в том числе в компании бродяг. В Норвегии познакомился с Г. Ибсеном, в Англии – с известным поэтом А. Саймонсом, заносило его и в Россию. Вернувшись в США, работал репортёром, полицейским, был детективом в сыскном агентстве, охранником вагонов. Очерки Флинта о «хобо» – американских бродягах – охотно печатали ведущие журналы.
Современники вспоминали: «маленький и тщедушный по прозвищу «чикагская сигарета» (много пил и курил), Флинт в совершенстве знал жаргон подполья» и на глазах преображался, попадая в эту среду: становился «своим среди своих».
Со временем он уже был готов остепениться, построить дом. Но сорвался в очередное странствие – и 20 января 1907 г. умер в Чикаго от воспаления лёгких в возрасте 38 лет.
Его рассказы о «хобо» составляют шесть сборников. Флинт дружил с Д. Лондоном (в бурной биографии которого тоже был период бродяжничества), считается предшественником таких писателей, как Д. Керуак, Ч. Буковски… Вообще его произведения были, так сказать, «в тренде». Это время, когда у нас, например, появились «Трущобные люди» В. Гиляровского, первые «босяцкие» рассказы М. Горького…
В США книга Флинта о России вышла в 1897 году. У нас о ней долго не знали. Самые интересные фрагменты были изданы три года назад под названием «Хобо в России» (в переводе С. Шаргородского).
Бродяги Российской империи
В течение нескольких месяцев 1896 г. американский репортёр в обличье бродяги, путешествовал по Российской империи в компании так называемых горюнов. С ними Флинт, несмотря на языковой барьер (к нам он прибыл, имея в запасе 250 русских слов), легко находил общий язык. Узнав откуда «братец» (так горюны назвали его), они спрашивали: «Америка – это в какой губернии будет?» и предлагали разделить незатейливую трапезу.
«Горюны» – одна из разновидностей русских нищих: те, кто просил подаяния «radi Krista», рассказывая про постигшие их горести: голод, неурожай, пожар. Были ещё «гуслицкие» старообрядцы, южные (чаще цыганские) «раклы», уральские «косульники», нахальные «сироты казанские», которые, заметив жертву, шли следом, громко вопия и буквально вымогая «копеечку»; «шувалики», работающие под монахов, собирающих деньги на ремонт храмов… Флинт подробно описал этот мир профессиональных нищих, отметив их кастовую сплочённость, изощрённость в «промысле». По его словам, он здесь лично пообщался более чем с 200 бродягами. Вполне возможно – только в европейской России их численность тогда составляла около миллиона человек. По переписи 1897 г. в империи (включая Финляндию) проживало порядка 150 млн населения – то есть один бродяга приходился на 150 «оседлых» жителей. А в Сибири, считалось, их даже больше, чем «оседлых».
В России конца XIX века существовало два рода бродяг – законные и незаконные. Первые – так называемые религиозные нищие, они были под защитой церкви, благодаря чему их терпела полиция. Вторые же – обычные опустившиеся «перекати-поле», ненужная обуза обществу.
«На многих паспортах бродяг я видел различные пометки «погорел», «лишился всех родных», «дома не имеет», «скоро умрёт», «жалостен духом» и так далее. Они дают чиновникам взятки, чтобы те нечто подобное написали, либо сами подделывают такие записи. Я без труда мог бы украсить и свой паспорт подобными пометками. (…) Преобладают мужчины, но ни в какой другой стране мне не приходилось видеть столько женщин и детей «на дороге».
Бродяги Российской империи жили христорадничеством, мелким воровством, небольшими сезонными работами в тёплое время года. Тут они мало отличались от «хобо» или от европейских «коллег». Разве что наш климат... «Горюны», как правило, были крестьянами, для которых нищенство являлось формой отхожего промысла. На зиму возвращались в свои деревни. Но в деревнях нередко оседали зимой и другие разновидности бродяг – Флинта удивляло, насколько спокойно крестьяне дают им кров. В городах бродяги проживали в домах для бедных и в ночлежках. В Петербурге (столице империи!) им были отданы целые проулки и дворы на «Сенной» – квартале за Казанским собором.
По словам Флинта, американские бродяги приняли бы российских за «деревенщин», но те «по-своему не менее умны и проницательны, чем «хобо».
Бомжи Советского Союза
По окончании Гражданской войны количество бездомных в стране зашкаливало. Было бы их и больше – да эпидемии (тиф, испанка, холера) таких людей косили первыми. Потом «решать вопрос» со всей суровостью взялась советская власть. Полностью бродяжничество не искоренили, но уже в 1930-е, скажем так, держали ситуацию под контролем.
После 1945-го очередная волна попрошаек накрыла СССР. Но тогда бездомными в Союзе фактически не занимались – в разрушенной стране обитание даже нормальных людей в подвалах, землянках, сараях не воспринималось как что-то необычное, поди бродяг выдели! Ими занялись позже – и опять-таки репрессивно.
В 1957-м в Москве, в линейном отделении милиции Казанского вокзала, некий сержант (его имя в истории не сохранилось), заполняя очередной протокол на задержанного «безпашпортного», чтобы не писать лишнего, сократил фразу «без определённого места жительства» на Б.О.М.Ж. Аббревиатура тут же прижилась. Одновременно в СССР в ходу было слово «бич» (насмешливо расшифровывалось как «бывший интеллигентный человек»), ведущее происхождение от морского английского сленга (beach – «пляж, берег, отмель»; так там называли матросов, оставшихся без работы, «на мели»). У нас слово прилипло к опустившемуся человеку, сезоннику, работающему только в тёплое время года.
В 1961 г. власть начала «борьбу с тунеядством» и ввела уголовную ответственность за отсутствие постоянного места работы. Был издан приказ МВД СССР №140 от 1970 г. во исполнение постановления ЦК КПСС и СМ СССР от 23 февраля 1970 г. «О мерах по усилению борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни». Согласно ему, бездомные помещались в приёмники-распределители органов внутренних дел.
В конце 1980-х годов официальная статистика насчитывала в стране более 142 тыс. человек без определённого места жительства, хотя реально их было гораздо больше.
С 1991 г. бездомность перестала считаться преступлением, статьи за систематическое бродяжничество, попрошайничество и нарушение правил прописки отменили, и карательные меры сменились полным безразличием государственных структур. А бесплатная приватизации жилья, связанное с ней мошенничество, лишавшее квартир социально неблагополучных лиц, привели к беспрецедентному росту численности бездомных.
2 ноября 1993 г. вышел Указ Президента РФ №1815 «О мерах по предупреждению бродяжничества и попрошайничества», но на практике всё осталось без изменений. Сейчас бомжами в основном занимаются волонтёрские организации и РПЦ.
Все мы что-то у кого-то просим
В России Д. Флинт как-то задал вопрос о бродягах одному крупному чиновнику. Ответ был философский: что их особо осуждать! Все мы всю жизнь что-то у кого-то просим. Больших денег, наград, помощи в решении своих проблем… У начальства, у царя, у Бога... Эти попрошайки, по сути, заняты тем же – только просят у нас и открыто.
Любители «воли»
Автору данного текста немало приходилось сталкиваться с бомжами – и в молодости, когда работал на Севере, и позже, когда стал журналистом и делал материалы по этой теме. Потому замечу – есть в ней ещё один аспект.
Жизнь бомжа страшна и мучительна, особенно с точки зрения обычного человека: голод, холод, неизбежный букет болезней, пьянство, всеобщее презрение, брезгливость, а то и агрессивная ненависть окружающих. Но полная свобода от любых обязательств – личных, общественных – ощущение, из-за которого часть этих людей предпочитает существование «за гранью».
– Таких в нашу обывательскую веру не вернёшь, – говорил, помню, знакомый офицер полиции. – Это образ жизни, который засасывает. Для нас норма: дом, семья, дети. Для них – свобода, как они её понимают. Они нам не нужны, мы им нужны только для того, чтобы получить от нас то, что им необходимо. А нет – сами возьмут, без спроса. Правда, нужна им самая необходимая малость: еда, одежда, место для ночёвки. Тут ничего не поделаешь – подобные асоциальные люди были, есть и будут в любой стране, при любом строе и любой власти.
Возможно, Джозайя Флинт это понял раньше других.