Вспомнят ли сегодня в Германии про 220-летие со дня рождения Карла Занда (05.10.1795)? А вот «АН» решили вспомнить. Хотя бы потому, что Зандом восторгался Пушкин, и немецкий студент с кинжалом вошёл в русскую поэзию. Правда, не чересчур ли увлёкся им Александр Сергеевич?
Смерть предателю!
23 мая 1819 года немецкий студент Карл Занд в немецком городе Мангейме убил немецкого писателя Августа фон Коцебу. Раз всё немецкое – то и само событие тоже? Как сказать. Вообще-то Коцебу ответил за симпатии к России.
Занд учился в Иене, а в Мангейм специально приехал для этого убийства. Явился к Коцебу на дом, сказал, что привёз хозяину письмо от матери. С криком «Ты – предатель отечества!» нанёс ему три удара кинжалом в грудь. Хотел выскочить – тут в дверях показался маленький сын убитого. Минутное замешательство – и Занд вторым кинжалом ударил в грудь себя (жест, который тоже явно предполагал), но в сердце не попал. Дальше всё же сумел выбежать, однако рана была серьёзной, и на улице Занд осел на колени. Что-то выкрикивая (то ли «Прими, Господи, мою душу!», то ли «Благодарю, Господи, за эту победу!») продолжал бить себя клинком – пока не потерял сознание. Его отвезли в госпиталь, назавтра он уже давал показания.
Занд и его единомышленники считали Коцебу предателем немецких интересов. С тех пор убийцу принято считать эдаким благородным мстителем. Но романтическую гармонию литературных фантазий полезно поверять алгеброй документов и фактов. Потому у историков (например, О. Заиченко, автора строго научной статьи в «Новой и новейшей истории» №2-2013) более взвешенный подход.
Агент России
Коцебу действительно мог считаться «агентом влияния» Петербурга. Даже «платным агентом»: он занимал должность «литературного корреспондента» российского Министерства по делам культуры и религии. С задачей, например, составлять обзоры для царя – политические, культурные, статистические… Только в шпионстве его обвинять не стоит (хотя сторонники Занда пытались). Во-первых, обзоры были скорее формальностью, во-вторых…
В советские годы немало западных интеллектуалов искренне симпатизировало СССР. Но при этом Бернард Шоу или Ромен Роллан ведь не состояли на службе в НКВД? С Коцебу – случай похожий.
Это был один из самых популярных писателей того времени. 211 пьес (!), 10 романов, 5 исторических трудов – в общей сложности 40 томов собрания сочинений. Да, не первого класса литература (её ехидно звали «коцебятиной»). Однако книги тем не менее выходили безумными тиражами и расхватывались в момент, пьесы не сходили с подмостков всей Европы. Обожала публика Коцебу, что поделаешь.
При этом его жизнь была плотно связана с нашей страной. Когда-то во времена Екатерины юный Август, как многие немцы, подался сюда в поисках удачи. Много чего повидал и пережил (включая ссылку). Но в итоге при Павле оказался, по сути, неофициальным личным переводчиком царя с немецкого и, так сказать, излагателем императорских мыслей в литературной форме для немецкоговорящей аудитории. При Александре I подал в отставку, уехал домой – но дальше на Германию обрушился Наполеон. Коцебу бежал – снова в Россию. Домой вернулся уже после 1812 года в статусе чиновника русского МИДа, «командированного в Германию». Служил в консульстве в Кёнигсберге, потом стал этим самым «литературным корреспондентом».
В юности вольнолюбец, он с годами превратился в убеждённого консерватора, монархиста, противника любых революций. А это время «Священного союза» – посленаполеоновского соглашения европейских монархов, заключённого по инициативе русского царя Александра I именно для подавления всех смут на корню, где бы они ни начинались. Потому Коцебу Россия виделась гарантом европейского спокойствия. Он выпускал пророссийские журналы, полемизировал в прессе – словом, служил Петербургу пером, как шпагой, благо публицистом был ярким и хлёстким. Работал бы и «за идею», но раз предложили ещё и должность… Чего ж отказываться – у человека от трёх жён (дважды вдовел) было 17 (!) детей. Кормить надо. Кстати, две последние жены Коцебу – сёстры великого мореплавателя И. Крузенштерна. Тоже громкое русско-немецкое имя.
Кругом враги
Убийцу Коцебу Пушкин (см. справку) назвал «юным праведником». Явно симпатизировал. Но это по принципу «Враг моего врага – мой друг»: оба не любили Александра I. Боюсь, узнай Пушкин Занда лично – поумерил бы восторги. Поэт не любил именно царя, а пылкий немецкий кинжальщик – Россию вообще.
В тогдашней Германии он был такой не один. Тут так: немцы после изгнания Наполеона не зажили лучше. Наоборот! Обнищание, голод, тирания местных князьков… Но неинтересно же искать причины своих бед в том, что, скажем, в 1816–1817 годы страна пережила два неурожая подряд. Что при новых геополитических раскладах немецкие товары не выдерживали конкуренции, например, с английскими. Что тогдашняя Германия – это «Германский союз» из 38 государств, то есть 38 полиций, таможен, цензур… Проще говорить о национальном унижении, о том, что во всём виноваты враги – евреи (в те годы поднялась волна бешеного антисемитизма) и Россия. Почему она?
Потому что эта дикая страна много о себе возомнила после поражения Наполеона. Лезет в европейские дела. Хочет дух своей тирании навязать нам, свободолюбивым и цивилизованным. А наглец Коцебу ещё и обвиняет истинных немецких патриотов в неблагодарности, говорит, что, если б русские не разгромили Бонапарта, то Германия до сих пор была бы порабощена (хотя ясно, что это мы – главные сокрушители злодея). О, ехидная гадюка! О, словесная машина, изливающая омерзительные речи! И этот предатель остаётся идолом для половины Германии, которая, ослеплённая, пьёт его яд, поскольку Коцебу укрыт обольстительным плащом поэтической славы!
Пылкий юноша
Насчёт «гадюки», «машины», «идола» и «обольстительного плаща» – цитирую письма Занда, в том числе последнее, написанное перед убийством, с объяснением мотивов. Красиво в те годы выражались.
Занд идейно – это сгусток тогдашних немецких мифов и подозрений. А лично… Конечно, вспомним уважительно, что в 1815-м он записался в армию и дрался при Ватерлоо. Хотя странно, что в дневниках и письмах 24-летнего парня полно романтически-выспренных рассуждений – однако не ясно, была ли у него, скажем, девушка? Есть такие экзальтированные профессиональные патриоты, глушащие высокими думами и словами свои потаённые подростковые комплексы. Занд учился на теолога, но явно не добра искал в Библии. Был небогат, подчёркнуто ходил в национальном костюме… К тому же у него утонул единственный друг. На похоронах Занду показалось, что парень из другого студенческого союза не сильно скорбит. Вызвал на дуэль. А тот взял и не пришёл. Ах, меня ещё и не уважают?
Ах, юный мститель!
Образ романтического мстителя, во имя свободы разящего клинком тирана (или просто кого-то плохого «во власти»), волновал юного Пушкина. «Кинжалом Зандовым» он грозил, например, Аракчееву. В стихотворении «Кинжал» вспоминает Брута, Шарлотту Корде и того же Занда…
С годами поэт стал на многое смотреть трезвее. Грозного кинжальщика уже не поминал. А тот у себя в Германии мало-помалу становился фигурой культовой. Легенды о Занде вдохновили другого мирового классика, Александра Дюма-отца, на трогательный очерк. Хотя как раз Дюма, сыну наполеоновского генерала, чего им восторгаться? Бонапарта Занд тоже ненавидел, и на Александра папу рука бы не дрогнула.
Дело чести
Эти союзы студентов (буршей) для многих тогда были головной болью. По большому счёту – что-то вроде нынешних фанатских тусовок: буйные ребята без конца выясняли отношения, дрались на дуэлях, но трудно сказать, чем зандовский «Буршеншафт» принципиально отличался от враждебного «Ландсманшафта». Хотя иногда они объединялись – например, для сожжения книг «реакционных авторов», все ведь были националистическо-политизированы. При этом в легальных союзах возникали ещё и тайные общества – с грозными планами «действовать», «мстить». Коцебу союзы тоже едко высмеивал.
В 1818 году проходил Аахенский конгресс – один из тех, на которых международная дипломатия решала судьбы посленаполеоновской Европы. В недрах российской делегации появилась анонимная «Записка о современном положении в Германии». Документ сугубо теоретический, внутренний, секретный (и, кстати, ни на что не повлиявший) – но с предложениями ограничить роль Германии в новом мире. Кто-то (похоже, англичане) слил его в прессу. Грянул скандал, Германия негодовала, бурши клялись найти автора и отомстить. Занд решил, что это Коцебу, кто ж ещё? Всё, негодяй, ты заслужил смерть! Между тем написал «Записку» дипломат Н. Стурдза. То есть бедолагу Августа ещё и за чужой грех зарезали.
Свет в окошке
20 мая 1820 года студенту-убийце отрубили голову. Тут-то он и стал почти святым: например, место его казни именовали «местом вознесения». Забавно читать очерк о Занде Дюма-отца: все рассказывают, как сочувствовали герою. Даже палач – он велел сколотить для этой казни одноразовый эшафот, чтобы кровь мученика не смешалась с кровью всяких ранее казнённых злодеев. А из досок этого эшафота в доме палача сделаны ныне оконные рамы – и свет в окошке напоминает ему о Занде. Романтик, однако…
Занд у немцев доныне занимает почётное место в пантеоне национальных героев. Но он герой, так сказать, «своего времени». Убивать писателя – как-то это не по меркам XXI века. Даже если пишет что-то очень-очень тебе не нравящееся. А то ведь «современными Зандами» объявят себя убийцы, скажем, Олеся Бузины в Киеве. Или (беря другой вид творчества) те, кто пострелял карикатуристов из «Шарли Эбдо». И ещё, надо полагать, нынешние немцы помнят: потом в их истории тоже был момент, когда все кричали об униженном отечестве, сжигали книги, одобряли убийства «предателей» – и как-то, увлёкшись, дошли до Освенцима.