27 августа – День российского кино. «АН» решили вспомнить три очень известных советских фильма, где герои должны были погибнуть, но остались в живых. И каждый раз – ввиду обстоятельств своей эпохи.
Благоверный князь
Сняв «Александра Невского», Сергей Михайлович Эйзенштейн создал изумительный народный миф.
Есть воспоминания режиссёра М. Ромма: в 1930-е на «Мосфильме» запускались две в чём-то схожие картины, «Невский» и «Минин и Пожарский», и Эйзенштейна спросили, почему он выбрал «Невского». Ведь про эпоху Минина и Пожарского мы знаем гораздо больше, хотя бы представляем, как люди были одеты. А от времён Невского – какие материальные свидетельства? Пара черепков от кувшинов в музеях?
– Это мне и интересно, – засмеялся Эйзенштейн. – Как сниму, так и будет считаться.
И оказался прав. Нет прижизненных изображений князя. Может, был корявый и кривоносый – это же не помеха в битвах с врагом? Но произнесёшь «Александр Невский» – и вспоминаешь Николая Черкасова в придуманном для фильма гриме. Этот облик украшал в войну боевой орден Александра Невского, стал в наши дни «Лицом России».
Как очень точно заметил известный киновед Н. Клейман, Эйзенштейн снимал не биографию князя, а житие святого. Картина насыщена библейскими мотивами. От первой сцены (Александр с мужиками ловит рыбу; рыба – один их христианских символов) до последней, где Невский чуть перефразирует евангельские слова о поднявших меч. Этих намёков, возможно, не замечали зрители, выросшие в атеистической стране, но сам подход явно устраивал того, кто держал работу режиссёра под неусыпным контролем – бывшего семинариста Джугашвили.
Однако «житие» не должно было противоречить историческим фактам. Реальный Александр много с кем воевал – однако с монголами вполне ладил. Он и умер-то, возвращаясь из Орды, в 1263-м. По мысли Эйзенштейна, немцы для князя – враг №1, ордынцы – №2. И финал картины задумывался такой: побив немцев, Невский едет в Орду. Держится там, не роняя себя. При этом наблюдает и узников-земляков в колодках, и тех русских князей, что пошли к татарам в услужение. Последних пугают и князь-воин, и уважение, которое испытывает к нему хан. Невский дипломатично отказывается от предложений служить хану мечом, уезжает домой. Но предатели тайно втёрли яд в его шлем. Александр им зачерпывает воду, пьёт. Отравление. Смерть застаёт князя на не знаменитом ещё Куликовом поле. Наплывом – кадры предсмертных видений Невского: именно здесь его потомки разгромят татар. Скорбный провоз тела Александра по родной земле. Заключительный титр: «Закатилось солнце земли Русской!»
Сталин, однако, этот финал в сценарии обрубил: такой хороший герой не должен умирать. Фильм заканчивается величественным «Кто к нам с мечом войдёт, от меча и погибнет. На том стоит и стоять будет Русская земля». Возможно, своя логика – даже художественная – в державной редактуре была: точка поставлена на эмоциональном пике.
Но интересно и другое. Съёмки провели в предельно сжатые сроки. К ноябрю 1938-го Эйзенштейн смонтрировал черновой вариант фильма, начал его доводку – сокращал (считал, например, сцену битвы затянутой), заменял одни дубли другими. И тут как-то вечером в монтажной появились люди из Кинокомитета: быстро давайте что сделано, в Кремле хотят посмотреть. «Что сделано» Сталин и посмотрел. После чего сказал: кино хорошее, можно показывать народу. А раз так – Эйзенштейну ничего больше трогать не позволили. Какой Сталин картину утвердил – такой она и вышла на массовый экран 1 декабря 1938 года. Даже звук очень долго был тот самый – черновой.
Зенитчица Варя
«В шесть часов вечера после войны» Ивана Александровича Пырьева –один из самых популярных фильмов времён Великой Отечественной. Сегодня эта «романтическо-поэтическо-музыкальная» лента выглядит наивной, но тогда… В 1941-м лейтенант Вася Кудряшов (Е. Самойлов) и детсадовская воспитательница Варя Панкова (М. Ладынина) договорились встретиться «в шесть часов вечера после войны». Их ждёт много испытаний, Вася потеряет ногу, Варя уйдёт зенитчицей на фронт... Но вот он – победный день! Мост через Москву-реку, салют – под его сполохи герои кидаются друг к другу.
Только ведь фильм вышел в 1944-м. До Победы ещё надо было дожить…
Сценаристом Виктором Гусевым картина была задумана чуть другой. Или не «чуть»? Да – герои встретились, влюбились, ушли на фронт, поклялись увидеться «в шесть часов вечера». Но перед сценой встречи, если помните, в фильме идёт другая – атаки немецких самолётов. Варя бьёт по ним из пулемёта – и падает. Дальше – всё, как в фильме: ликующая Москва, радостные объятия… А потом мы видим – Варя-то погибла. Не увиделись они с Васей – лишь привиделось ей, умирающей, как бы это могло быть. Но война ещё не закончена…
Киноведы сегодня говорят: если бы фильм вышел именно таким – стал бы художественным открытием. Однако Гусев и Пырьев оказались перед выбором: что сейчас важнее? Художественные открытия – и просто картина, которая дарила бы зрителю минуты радости и надежды? И смерть Вари отменили. А что Победа «авансом»… Ну так она же всё равно – вот-вот!
Улетевший лётчик
Много хороших картин снял Александр Наумович Митта, но «Экипаж» (1979), по-моему, – его вершина. Три лётчика, три подчёркнуто обыкновенных мужика со своими обыкновенными проблемами. А потом герои оказываются в далёкой экзотической стране, где беда и надо спасать людей… Впрочем, чего рассказывать, вы же всё помните!
И я помню – как обалдевшим вышел из кинозала, посмотрев «Экипаж» впервые. От кого-то узнал, что двумя годами ранее в альманахе «Киносценарии» был опубликован сценарий картины. И задался целью тот альманах отыскать.
Сценарий назывался ещё не «Экипаж», а как-то иначе – кажется, «Запас прочности». Были там эпизоды, в картину не вошедшие. Например, история с молодым министром авиации из некоей африканской страны – герои с ним подружились, а потом видят, как он гибнет во время военного путча (вместо этого в картине появился эпизод с японкой, возвращающейся в захваченный террористами самолёт). А ещё поразительная сцена смерти командира корабля Андрея Тимченко – того, что играл Георгий Жжёнов.
…После всего пережитого у Тимченко инфаркт. Снят с полётов, лежит в больнице. Ночью звонит телефон. Какой-то Дерябин просит выручить. Куда-то надо перегнать шесть «Яков», а людей не хватает. Разрешение есть. Согласен?
Ну конечно, он согласен! Дерябин оказывается молодым парнем, Тимченко усмехается – а ты с войны совсем не изменился! Появляются другие члены экипажа – мы ещё поймём, что это фронтовые друзья Тимченко. Он садится за штурвал, взлетает и летит, летит… Следующий эпизод: дочь Тимченко сообщает героям фильма, что папа ночью умер во сне.
Историю «усекновения» этой сцены я нашёл в одном из нынешних интервью Александра Митты: «Когда смонтировал – у самого мурашки по коже побежали. Но в Госкино показалось, что финал депрессивный, вырезайте! Не буду, говорю! «Они не примут, – говорит директор Сизов, показывая пальцем в небо. – Потому что, между нами, Андрей Смирнов снял фильм «Градостроители», где герой умирает, Брежнев разорался: что вы мне показываете, как старики умирают, на что намекаете?» И пошло: ты губишь свою картину, лишаешь рабочий класс премий! Пришлось вырезать. И все получили премии. Теперь жалко: картина пролежала бы полгода и вышла бы на экран. И когда мне говорили, что картина идёт с успехом, меня это уже не радовало».
Невидимые миру слёзы
Что ж, для художника любое его произведение – как дитя. Больно, когда кто-то режет, корёжит. Хотя сегодня – другие вздохи: раньше был идеологический диктат, теперь диктат продюсеров. А продюсер, в свою очередь, вам скажет: художникам хорошо творческими проблемами маяться, а мне надо вложенные деньги отбить! Зритель ведь не любит печальных концов, надо считаться. Проблема, на самом деле, не имеет решения. Или имеет – просто в каждом конкретном случае своё.
Но мы-то с вами – люди посторонние, и вправе судить со своей точки зрения. Вот три конкретных, всем известных фильма. Какими мы их знаем – такими и любим. Тут даже не скажешь, что кто-то хотел как лучше, а вышло…
Как вышло – так вышло. Тоже совсем неплохо получилось.
Бритая грудь Тарзана
Историй с цензурными, редакторскими, идеологическими вмешательствами в советские фильмы – не счесть. Но интересно сравнить нашу ситуацию с зарубежной.
С 1934 г. в США действовал «кодекс Хейса» – добровольное (добровольно-принудительное) соглашение пяти ведущих голливудских кинокомпаний о том, что именно не будет показываться на экране. Вводился «кодекс», понятно, по требованию «рядовых зрителей» (кто б сомневался). Но договориться о правилах игры с «представителями общественности» (религиозных и других подобных организаций) продюсеры решили ещё и из-за цензуры, которую многие штаты и так вводили у себя. Руководствовались там собственными представлениями о приличиях – и представления эти бывали странными. Где-то, например, запрещали «Тарзана» – там же герой голый и грудь у него какая-то волосатая (в новых сериях заставили побрить). «Кодекс Хейса» как бы регламентировал – что можно, что нельзя. Запрещались, скажем, пропаганда наркотиков, расизма, издёвки над религией (любой), показ методов совершения преступлений, всё, что может считаться нарушением нравственности и т.д.
Увы, благими намерениями... Реально кучка святош и ханжей решала: не слишком ли пышен бюст у актрисы? сколько секунд длится поцелуй на экране? такое-то слово прилично или не очень? Лезли и в политику (у нас того же «Невского» запретили в период пакта Молотова – Риббентропа, в США в пору их предвоенной дружбы с гитлеровской Германией блокировали антинацистские фильмы), в личную жизнь актёров (чему может научить зрителя бросившая мужа Ингрид Бергман?). Кодекс действовал до 1968 г., потом был отменён и осмеян. Но, похоже, какие-то его отголоски в Голливуде в силе и ныне.