80 лет назад из ворот варшавской тюрьмы Мокотов, отбыв полностью свой 12-летний срок, вышел на свободу некто Павел Латышенко. Сказать бы, что к 1935-му он был уже всеми забыт. Но Латышенко никто и не знал. 12 лет назад, когда случилось то, что случилось, этот человек был известен под другим именем – Смарагд.
Три выстрела
8 февраля 1923 года в Варшаве православный монах, архимандрит Смарагд застрелил патриаршего экзарха (представителя Московского патриархата) в Польше, митрополита Варшавского и Холмского Георгия (Ярошевского).
Смарагд ещё недавно возглавлял Холмскую духовную семинарию – на тот момент не действовавшую, но и не упразднённую. Жил в Гродно – тогда польском городе. Утром приехал в Варшаву, в резиденции Георгия записался на приём. Назначили на 17:00. Сначала беседовали в столовой, внешне – мирно, потом перешли в кабинет (всё это – третий этаж здания). Тем временем к владыке приехал архиепископ Дионисий, ближайший к нему человек. Келейник, заглянув в кабинет, доложил. Митрополит бросил: «Пусть подождёт!» Келейник вышел, через минуту в кабинете раздались три выстрела. Дверь распахнулась, на пороге стоял Смарагд с пистолетом: «Где Дионисий?» Ему испуганно ответили, что ещё внизу, не поднялся. Смарагд помолчал мгновение и очень спокойно произнёс: «Я убил митрополита. Вызовите полицию».
Иногда пишут: он стрелял со словами «Вот тебе, палач православия!». Что потерял голову, услышав от владыки какую-то циничную фразу вроде «Бросьте, нет никакого загробного мира!». Но, во-первых, – кто знает (говорили с глазу на глаз)? Во-вторых… Циником был убитый или нет – что это меняет? Смарагд не скрывал: шёл на разговор с пистолетом в кармане, морально готовый стрелять.
Но чтобы один священнослужитель задумал убийство другого (даже двоих других) – причины нужны особые.
Смарагд
Павлу Антоновичу Латышенко (иногда пишут Латышенков) было 38 лет. Предыдущая жизнь? Сегодня бы сказали, что человек посвятил себя продвижению «русского мира». Тут не просто слова. В 1911-м Павел, блестящий выпускник Санкт-Петербургской духовной академии, отказался от научно-богословской карьеры и поехал в Польшу на Холмщину «способствовать утверждению православия в крае». А край тогда кипел. Учитывая, что примерно наполовину его заселяли православные, накануне местная православная епархия инициировала административное выделение Холмщины из состава Царства Польского и превращение в российскую губернию. Польша негодовала, грянул скандал в Думе… Инициатором и душой «русификаторской акции» был глава Холмской епархии епископ Евлогий. Павел стал его любимцем. Евлогий постриг молодого священника в монахи под именем Смарагд и определил преподавать в местную семинарию. Там тот и остался.
Впрочем, когда-то, «в прежней жизни», все участники этой драмы на разных церковных постах работали на продвижение «русского мира» – и Смарагд, и убитый Георгий, и Дионисий (Велединский). Все были заодно, все служили матери-церкви. Только в 1914-м весь мир взорвался, а после 1917-го посыпался и «русский мир». И вместе с ним – его церковь.
«За неимением гербовой…»
К 1923-му картина выглядела так. Нет Российской империи, есть СССР. Польша – уже самостоятельное государство. Герои нашей истории с реальностью смирились: что белорус Латышенко, что Георгий с Дионисием (оба украинцы) подчёркивали – мы «лояльные польские граждане русского происхождения». Разделял их другой вопрос – с кем быть православным епархиям в Польше?
Дело в том, что Московский патриархат существовал – однако именно в Москве. А там царили большевики. Патриарх Тихон находится под арестом, при этом красная власть желала если не уничтожить церковь (пока), то, как минимум, перевести на «советские рельсы». Для чего поощрялись внутренний раскол и деятельность просоветских церковников-«обновленцев». Реальных рычагов влияния на окраинные епархии у патриархата не было. В этих условиях часть православного духовенства в Польше поставила вопрос сначала об автономии местной церкви от патриархата, а потом – и об автокефалии (независимости).
Истинная драма – это не когда кто-то хороший, а кто-то плохой. Драма – когда у каждого своя правда. Противники автокефалии (Смарагд в их числе) стояли на том, что уйти сейчас от Московского патриархата – все равно что бросить заболевшую мать. «Автокефалисты» отвечали: не надо! Там, в Москве, будущность – в тумане. Завтра запросто обновленцы власть захватят – получится, мы большевикам служим? А за нами паства, а это прежде всего простые западнобелорусские и западно-украинские крестьяне, которых поляки вообще не прочь окатоличить. Если окажемся «под Москвой» – будет мощнейший козырь против нас. Рискуем всё потерять! Надо отделяться как можно скорее.
Поляков же автокефалия весьма устраивала: чем меньше эти русские попы связаны с Москвой, тем нам спокойнее. И «автокефалисты» у официальной Варшавы получали «режим наибольшего благоприятствования». А вот на их противников всячески давили – их церкви закрывались, приходы разгонялись.
Но требовать автокефалии мало. Тут ведь Московский патриархат должен был заявить: ладно, мы не против, уходите. А он, похоже, то колебался, то просто физически не мог высказаться (ведь в чекистских тисках!), да и вопрос явно не был для него главным – самим бы выжить!
И тогда автокефалию (так сказать, «идя навстречу пожеланиям и ввиду отсутствия хозяина») согласился предоставить Константинопольский патриархат. Причём здесь он? Да в общем ни при чём. Но, чтобы не углубляться в тонкости, скажем так: Константинопольский патриархат считал себя наследником ещё той, древней византийской церкви – колыбели православия. И полагал, что в силу этого имеет всякие особые права. «Автокефалистов» вариант устраивал: «за отсутствием гербовой напишем на простой». Хотя все понимали, что сделка сомнительная.
Наверное, будь уже в то время Русская православная церковь за рубежом (РПЦЗ) – поле для маневра оказалось бы шире. Но РПЦЗ оформилась лишь в 1927-м.
«Ряса и кровь»
Сразу по окончании процесса популярный в России до революции и в эмиграции беллетрист Н. Брешко-Брешковский (так сказать, «Дарья Донцова» тех лет) выпустил роман «Ряса и кровь». Сюжет – монах-честолюбец убивает владыку по заданию ЧК. Но следствие отработало все версии – и «красную», и «умопомешательство», и возможные связи с украинскими или белорусскими националистами. Ничего не подтвердилось. Заметим, застреленный считался крупным польским чиновником – потому сначала убийство сочли терактом, расследовали очень тщательно. Да и Смарагд не запирался. Ему как раз было важно объяснить: тут не детектив, не «теория заговора». Причина преступления – в другом!
Георгий и Дионисий
Одним из главных идеологов автокефалии был Дионисий. Когда-то (после Евлогия) он возглавлял Холмскую епархию, со Смарагдом почти дружили. Более того – Смарагд раз спас ему жизнь! Вышло так, что оказались на территории, занятой красными. Чекисты пришли Дионисия арестовывать, тот лежал больной. Смарагд архиепископа спрятал, сам назвался его именем – и сел в тюрьму. Повезло – не расстреляли. Но теперь лютая вражда разделяла обоих.
Москва прислать экзарха не могла (как-то попробовала, но большевики не выпускали), и возглавить свои (свои?) православные епархии Варшава сама в 1921-м пригласила архиепископа Георгия – он, уйдя с белыми, жил в Италии. Вроде бы для общего блага, но особо не скрывалось: ждём, что вы оторвёте наших православных от Москвы. Тихон был вынужден смириться с фактом, назначил Георгия экзархом, возвёл в митрополиты. Видимо, расчёт был на то (по крайней мере, так поначалу полагал Смарагд), что новый владыка славен умом и как-то проведёт корабль между Сциллой и Харибдой. Но тот жёстко поставил на автокефалию, а Дионисий стал его правой рукой. При этом Георгий оказался человеком резким и непреклонным.
Вскоре возник внешне сугубо административный конфликт. Не будем лезть в подробности – какое распоряжение Смарагд то ли не выполнил, то ли выполнил не так и почему. Факт, что митрополит его вообще «воспретил в священнослужении». То есть монахом остаёшься, а службы вершить нельзя. Внешне это был гнев на нарушителя дисциплины, хотя все понимали: владыка идёт навстречу полякам, которых Смарагд давно раздражал «русофильством». Между тем Москва (знала ли она о конфликте?), явно в противовес «автокефальщикам», возвела Смарагда в сан епископа Слуцкого и благословила других епископов совершить хиротонию (посвящение). Те, в свою очередь, поставили перед митрополитом вопрос о снятии со Смарагда кары – как же его хиротонировать? Запахло «бунтом на корабле».
Но эта ситуация окончательно загоняла Смарагда в угол. «Запрет в служении» и так оставил его без куска хлеба, лишил смысла жизни. Теперь шансов не оставалось вообще – понятно, что владыка не уступит, ныне просто обязан на подходящем примере проучить всех противников своей линии.
И недобрая мысль засела в мозгу...
Добыть пистолет в Гродно после недавней советско-польской войны проблемой не было. Известно: несколько раз Смарагд уходил в лес стрелять. Вряд ли оттачивал меткость, скорее просто привыкал к оружию.
После события
Ему дали 12 лет. Отбывал в одиночке в Мокотове. От досрочного освобождения (поляки же видели, что не бандит) отказывался: я грешен, убил человека, должен отвечать до конца. Счастлив, что Господь не дал убить ещё и Дионисия!
После выхода из тюрьмы следы теряются. Где-то пишут – уехал в Чехословакию и сгинул во время немецкой оккупации. Другая версия – вернулся в Гродно, а в 1939-м Западная Белоруссия стала советской. НКВД начал «чистить территорию», хватали всех «сомнительных» – арестовали и этого «бывшего попа».
Место Георгия занял Дионисий. При нём в 1924-м Польская православная церковь из рук Константинополя получила автокефалию. Московский патриархат признал её уже после Второй мировой в совершенно других исторических условиях.