Один из самых громких скандалов уходящего года – спор вокруг «коллекции Гурлитта». Корни этой запутанной истории уходят в 1930-е, и уроков у неё немало.
Странный старик
Про историю эту много сообщали СМИ, так что извинимся перед теми, кто в курсе. Прочим просто напомним суть – с некоторыми малоизвестными подробностями.
В сентябре 2010 г. внимание швейцарских таможенников чем-то привлёк пожилой немец Корнелиус Гурлитт, поездом возвращавшийся в Мюнхен. При досмотре у него обнаружили 9 тыс. евро. Такую сумму уже надлежало декларировать, а Гурлитт этого не сделал. Нарушение! Информацию передали немцам.
Считается, что так всё и закрутилось. Мол, европейская пристальность к деньгам неясного происхождения, вечная тамошняя обеспокоенность, что кто-то уходит от налогов... Может, и так – хотя не ясно, с чего такой человек, как Гурлитт (ниже о нём расскажем), в свои-то годы, с больной ногой и слабым сердцем, попёрся в Швейцарию? Есть упоминания, что накануне он там на одном из аукционов будто бы продал некую акварель. Аукцион слух опроверг, но, может, дыма без огня не бывает? И старик привлёк к себе внимание, однако швейцарцы своих информаторов светить не захотели, просто деда «из тени» вывели и предложили немцам дальше разбираться самим.
В Германии первым делом пробили Гурлитта по компьютерам. Но – странное дело! – он нигде не числился. Ни в налоговых учётах, ни в социальных, ни в медицинских (потому позже получил от газетчиков прозвище «человек-призрак»). Подозрительно…
Он жил один, в небольшой квартире. Туда отправилась полиция. И обалдела.
Типичная берлога пожилого холостяка была битком набита картинами. 121 – в рамах и 1258 – без рам. Дюрер, Пикассо, Матисс, Шагал, Кокошка… Корнелиус Гурлитт нехотя объяснил, что всё это досталось ему от отца – Хильдербранта Гурлитта. И стало ясно: дело уходит корнями в 1930-е, в пору печально знаменитых нацистских выставок «дегенеративного искусства».
Фюрер лучше знает
Елена Съянова, писатель, знаток гитлеровской Германии – для «АН»:
– Возможно, будь Гитлер несостоявшимся композитором или режиссёром, в 1930‑е в Германии на кострах горели бы партитуры и полыхали здания театров. Но он не состоялся как художник. При этом свои суждения о том, что в искусстве хорошо и что плохо, имел. В дневнике Бормана есть запись одного из высказываний Гитлера: «Прежде мы говорили «школа Рембрандта», «школа Рубенса». А нынешние? Взял в руки кисть, плюнул в охру, мазнул – самовыразился! Поковыряйся в себе, изобрази нечто левой ногой и назови это «творческими поисками», «самовыражением»?! Не-на-вижу это слово!»
Правда, именно поисками художник интересен, умение «рисовать похоже» – лишь первый этап. И как раз Германия всегда считалась «экспериментальной площадкой», где самые разные деятели искусства являли миру плоды своих исканий и открытий. Однако с приходом к власти фюрера его мнение для фюреров нижестоящих стало руководством к действию. И тут весьма кстати оказалось событие из совершенно другой сферы.
Геббельс и Гитлер на выставке «Дегенеративное искусство»
Как известно, для нацистской Германии душевнобольные были балластом – проще избавиться, чем кормить. Потом это вылилось в страшную программу «эвтаназии» – физического уничтожения инвалидов и умственно отсталых. Но начиналось исподволь, с сокращения финансирования и закрытия психлечебниц. И вот в 1936-м у кого-то из психиатров появилась мысль – повернуть общество лицом к проблемам своих пациентов. В Лейпциге была организована небольшая выставка – детские рисунки рядом с рисунками душевнобольных. Их роднили незащищённость, непосредственный взгляд на мир. Устроители словно говорили: те, кого мы лечим, – как дети. Нельзя обижать детей! Увы, выставку посетил Геббельс. Он помнил, как полгода назад Гитлер, увидев несколько акварелей Эмиля Нольде, вдруг пришёл в ярость, назвал «гадостью». В голове рейхсминистра созрела идея – совместить в одной экспозиции картины художников-экспериментаторов, этих «художественных дегенератов», с работами душевнобольных.
Собственно, отсюда, объясняла наша собеседница, истоки той самой скандальной выставки «Дегенеративное искусство» (Мюнхен, 1937). Художники-импрессионисты, кубисты, сюрреалисты, представители других подобных течений на ней были представлены как вырожденцы, оскорбители немецкого народа. В «дегенераты» попали Бекман, Шагал, Матисс, Кандинский, десятки других ярчайших имён. «Здоровым искусством» признавались фигуры атлетов с могучими торсами, портреты Гитлера на фоне гор…
Дальше встал вопрос – что с «чуждыми» картинами делать? Часть сожгли. А потом Геббельс решил «заработать на дерьме» (выражение из его дневника), продав «ненужные» произведения за рубежом. Первые аукционы, однако, особой прибыли не дали – слишком грязной ситуация выглядела. Геббельс решил, что продавать нужно, но постепенно, и не от лица государства, а через частных лиц – нескольких особо отобранных торговцев картинами с именем и связями за границей. Одним из них стал Хильдербрант Гурлитт.
На сегодняшний день
23 ноября с.г. прошла пресс-конференция, на которой швейцарская и германская стороны рассказали, как думают быть с «коллекцией Гурлитта». Бернский музей готов принять картины, но физически они пока останутся в Германии. Договорено, это не единая коллекция, а более 1300 работ разных художников – с каждой по отдельности и надо разбираться. У кого данное произведение было изъято нацистами? Есть ли наследники? Как быть с картинами, принадлежавшими жертвам холокоста (на них претендуют соответствующие благотворительные организации)? С неожиданно объявившейся и уже заявившей о своих правах 86-летней кузиной Гурлитта? Как увязать спорные моменты швейцарского, германского и австрийского законодательств?
То есть предстоит многолетняя юридическая работа. Германия заранее заявила о готовности оплачивать возможные судебные иски. Ну а когда споры разрешатся, оставшиеся картины, по логике, отойдут Швейцарии.
Гурлитт-старший
Он сидел «на крючке». Потомок известных композиторов и живописцев, Гурлитт в те годы из-за бабушки-еврейки оказался отовсюду изгнан. Но за границу его выпускать можно было – семья-то в Германии в заложниках. Всегда занимался именно авангардным искусством.
Что ж – задача проста: Гурлитту как частному лицу разрешат по грошовой цене выкупить энное количество «дерьма», он его перепродаёт за границей, прибыль – в казну.
Не учли одного. Гурлитт картины выкупил, а продавать не стал (или, может, продавал, но по чуть-чуть, «для отмазки»). Дальше – война. Стало не до того. И как-то всё забылось. Американцам в 1945-м Гурлитт сказал, что, поскольку картины выкупил, это сейчас его собственность – а вообще большинство работ погибло во время бомбардировки Дрездена. От нацистов же сам натерпелся (что правда) – какие вопросы?
И Хильдербранта оставили в покое. В 1956-м он погиб в автоаварии. В 1967-м умерла его жена. Картины, тихо хранившиеся в семье, отошли сыну Корнелиусу. К тому времени давно было ясно – именно то, что нацисты объявляли «дерьмом», составляет главную художественную ценность ХХ века. Эти произведения, а не «фюреры на фоне гор» стоят нынче безумных денег.
И здесь от дел давних перейдём к современным. Как оказалось, совокупная стоимость обнаруженного в квартире уже весьма пожилого Гурлитта-младшего (и того, что позже нашлось в двух его домах в Австрии) составляет – внимание! – более миллиарда евро.
Когда это выяснилось, полиция картины изъяла. Можно понять: держать такие ценности в обычной частной квартире элементарно опасно – вдруг пожар, вдруг кто-то узнает про картины, тюкнет одинокого деда по голове, всё вынесет…
Но германское государство само не понимало, как оно прокололось.
Гурлитт-младший
Корнелиус Гурлитт, похоже, был не очень счастлив в жизни. Заложник доставшегося ему сокровища, он дожил до 80 лет, боясь, что о коллекции узнают, – один, тихо, замкнуто. Семью, детей, друзей ему заменяли картины – среди них ходил, с ними разговаривал. Никогда не работал, никто из родни ни разу не переступил порог его квартиры (считался «с приветом»). Не смотрел телевизор, обходился без компьютера, мобильника. Явно иногда втихую какие-то работы продавал – с чего-то ведь жил? Однако эти факты не зафиксированы, не доказаны (и не получилось обвинить в неуплате налогов).
То есть – человек со странностями. Но странности – не преступление!
А что преступление? Да в общем – ничего. Про налоговые дела мы сказали. Сказать, что незаконно владел чужой собственностью, нельзя, срок претензий по немецким законам давно истёк (а вообще Гурлитт настаивал: мой отец – герой, он спас эти картины!). В любом случае ему не смогли вменить ни одного правонарушения.
А ещё старик подал в суд – на прокуратуру и таможенные службы, по решению которых производилось изъятие.
Вот его логика (судим по единственному интервью Гурлитта и заявлениям его адвокатов). Господа немецкие чиновники, я вам ничего не должен! Я в жизни не взял у государства ни пфеннига. Не получаю пенсии, даже лечился всегда за свои у частных врачей. Но вы прознали, что у меня есть картины на миллиард евро, – и забрали их. Мне 80 лет, и никто из официальных лиц даже не подумал поговорить со мной по-человечески, хотя бы просто дождаться моей смерти. Между тем эти картины – суть моей жизни. Так вот – извольте всё вернуть на место!
Вернуть? Миллиард евро?!
Его уламывали добровольно отдать картины. Фигушки! Сказали, что надо выяснить, не принадлежало ли что-то, скажем, жертвам холокоста (тут в Германии свои правила). Не вопрос, отвечал Гурлитт, выясните, что именно, – верну кому скажете. Начали спешно переписывать закон о сроке права на собственность. А в общем-то, конечно, ждали смерти старика.
И он умер. В мае этого года. Накануне завещав коллекцию музею. Но не германскому. А швейцарскому – Бернскому художественному.
Оставив (см. справку) немецких чиновников с носом, зато надолго обеспечив головной болью.