25 лет назад в Кишинёве разворачивались события, которые закончились появлением Приднестровской Молдавской Республики. Сегодня это уже история. А раз история – значит, есть и летописцы.
Когда война входит в дом
В эти дни на прилавках снова появилась книга, написанная около двадцати лет назад и ещё тогда сразу ставшая редкостью: «Дикое поле» Ефима Бершина.
Почему издатели «Дикое поле» выпустили вновь – можно догадаться. Это документальная повесть о приднестровской войне. Естественно, масса ассоциаций с событиями на Украине. Нынешний вариант – расширенный и дополненный, с новыми главами (например, о генерале А. Лебеде).
Корреспондент «АН» с особым чувством сообщает читателю о данном событии. Я знаю, как «Дикое поле» писалось, – поскольку с автором давно знаком. Не сказать, что смотрим на вещи одинаково, но при всех спорах помню: свою приднестровскую войну Бершин прошёл от начала до конца, к своим оценкам пришёл под пулями и миномётными обстрелами. Его книга – честный рассказ о том, что в те дни было увидено, прочувствовано, продумано. Добавлю: когда-то выход «Дикого поля» приветствовали самые пламенные державники. При этом очень доброе послесловие написал кумир многих либералов – известный философ Г. Померанц. Такая вот книга – странным образом она ни с теми, ни с другими, и одновременно – и с теми и с другими.
А на самом деле – история из категории «как война входит в твой дом». Жил человек, работал в газетах, писал стихи. Перестройка, восторги, ожидания… Правда, странные новости стали приходить из его родной Молдавии. С командировкой от вполне либеральной тогда «Литературки» Бершин туда отправился. И увидел…
Приступ безумия
Хочется верить, что многим из тех, о ком пишется в первых главах книги, сегодня элементарно стыдно вспоминать себя тогдашних. Да и напомнить вроде неудобно: это как через много лет тыкать человеку, что он, например, однажды напился и вёл себя непотребно. Но Е. Бершин рассказывает, как возникала Приднестровская республика. А возникала она, потому что выхода другого не оставалось. Живёт семья в одной квартире, вдруг у одного из домашних начинает ехать крыша, он впадает в буйство – что делать остальным? Убегать в соседнюю комнату, хватать стул, чтобы отбиваться…
Если слова насчёт поехавшей крыши кому-то кажутся вызывающими, приведу эпизод из начала книги. Автор рассказывает, как оказался свидетелем торжественного действа. «Молдавская поэтесса Леонида Лари, заявив, что национальное возрождение дороже (…), развелась со своим русским мужем, с которым нажила двоих ребятишек, и решила выйти замуж за памятник Стефану Великому (великий деятель молдавской и румынской истории XIII–XIV веков. – Ред.)». Далее – описание как чего было: празднично одетые свидетели, священник, восторженная толпа… Правда, когда немолодая экзальтированная дама в белом подвенечном платье на полном серьёзе в окружении толпы единомышленников клянётся навеки соединить свою судьбу со статуей в центре Кишинёва, – это, хоть убейте, смотрится комично! Бершин и засмеялся невольно. «В ту же секунду ощутил страшный удар в лицо. В глазах потемнело». Всё было совсем не смешно.
Не смешно – потому что странная художественная акция символизировала более серьёзные процессы. Шла истеричная кампания: здесь Молдова, ясно?! И не Молдова даже, а Румыния! А кто этого не понимает – тот оккупант, пришелец, «манкурт» (так обозначали молдаван, которым происходившее вокруг не нравилось). Им не место в нашей стране, их надо вышвырнуть («Русских за Днестр, евреев – в Днестр!» – лозунг тех дней), а их дома и квартиры отдать истинным румынам (автор «Дикого поля» оказался свидетелем, как этот призыв претворялся в жизнь). Мы вас научим нашу родину любить! Всем говорить по-молдавски (пардон, по-румынски)! Писать цивилизованно, латиницей! Управление передать «национально мыслящим» и «национально ориентированным» политикам! Это не страшно, что они ничего не умеют (хотя нет, воровать научились быстро), а ещё вчера были верноподданными партчиновниками или получали советские премии за стихи о комсомоле. Зато – наши!
Ну и так далее. В те дни (в книге масса реальных историй) людей вышвыривали с работы, травили, выдавливали из страны. Куда им было деваться? Чем отвечать?
А за Днестром лежала другая земля. Молдавская? Можно сказать и так. А можно вспомнить, что это то самое историческое «Дикое поле». Некогда ничейное пространство, вошедшее в состав России ещё при Екатерине, Россией же заселённое и застроенное, при Сталине из политических соображений присоединённое к Молдавской ССР, а в 1960-е ставшее крупным промышленным регионом. И уже не скажешь, что в большей степени стало катализатором начавшихся процессов – политическая истерия или хозяйственный развал. Но только рабочий край ответил по-рабочему. Сначала забастовали два цеха Тираспольского завода «Точлитмаш». Забастовка тут же перекинулась на прочие предприятия. Всё происходило в августе-сентябре 1989 г. – как раз 25 лет назад. Так начиналось Приднестровье. Автор «Дикого поля» оказался свидетелем тех событий…
Здесь прервёмся. Не пересказывать же всю объёмистую книгу, с репортажными эпизодами, цепкими наблюдениями, сюжетами, выстроенными самой жизнью, с рассказом о том, как самопровозглашённая республика возникала, как, несмотря на «незаконнорождённость», доказала своё право на жизнь и уважение.
А теперь – сегодняшний взгляд автора «Дикого поля» на тогдашние события.
Об авторе книги
Ефим Бершин родился в 1951 г. в Тирасполе. Поэт, журналист. Его проза, публицистика, сборники стихов выходили не только в России, но и (в переводах) в США, Германии, Швейцарии, Израиле, Аргентине, Румынии. Руководством ПМР награждён медалью «За оборону Приднестровья», европейской Академией общественных наук – медалью Фридриха Шиллера.
Язык мой – враг их
– Ефим, приднестровский конфликт возник из противостояния местных русских и… кого?
– Неверная постановка вопроса. Русские? Да, можно сказать и так – хотя что под этим подразумевать? Я вспоминаю своих одноклассников. «Юрка, у тебя мать кто?» – «Полумолдаванка-полуукраинка» – «А отец?» – «Полуполяк-полулитовец» – «А сам ты кто?» – «Русский!» У нас же все перемешаны. Радио Тирасполя в дни войны начинало передачи с приветствия на четырёх языках: русском, молдавском, украинском и еврейском (идиш). А ещё здесь живут гагаузы, татары, немцы, поляки, армяне – заметь, я говорю про коренное население! Плюс масса всякого народа приехала в советские годы. И никто никогда никого по крови не делил, свидетельствую как человек, который там вырос. Треть приднестровских гвардейцев была молдаванами, они мне говорили: «Нас хотят убедить, что мы внуки Антонеску, а мы – внуки Котовского и Лазо». Антонеску – потому что тогдашние кишинёвские политики вовсю играли на этническом родстве молдаван и румын: мы, дескать, одна великая Румыния. Но у нас не хотели быть частью Румынии – в Бессарабии о временах румынского господства до войны, о поведении румын в войну очень недобрая память! Так что разлом шёл по другим линиям. Не неприятие «свободолюбивого» порыва «новой Молдовы», не какие-то ужасные сталинистско-антидемократическо-имперские убеждения двигали приднестровцами, а естественный ход событий. Национализму был противопоставлен интернационализм, попыткам сломать и подчинить – защита собственного достоинства. «Я не люблю коммунистов, но националистов не люблю ещё больше» – это подлинные слова одного из героев книги, реального человека.
– Но ты же российский фактор отрицать не будешь! Приднестровцы про себя говорили и говорят: мы – форпост России.
– Опять-таки – некоторые уточнения. Что подразумевать под российским фактором в те годы? Поначалу по отношению к Тирасполю ельцинская Москва вела себя просто предательски – это потом отношение стало меняться. Говорить про убеждения российских добровольцев, которые туда ехали? Но ехали многие – и каждый за своим. Я Игоря Гиркина-Стрелкова помню по тем временам, он командовал одним из подразделений. А по соседству были позиции украинского отряда УНА-УНСО – эти воевали, считая Приднестровье своим. Тирасполь был рад всем, кто готов помочь. Ты пойми: сил не хватало! Приднестровье ведь – узенькая полоска земли между Молдавией и Украиной. Не раз вылетавшие бомбить ПМР самолёты, заходя на цель, промахивались мимо страны и сбрасывали бомбы на украинскую территорию – такое Приднестровье маленькое.
Всё сложнее с этим российским фактором. Приднестровье, Одесса, Николаев, Херсон – часть Новороссии, некогда Новороссийского края. И «Новороссия» для меня не модное слово, а конкретное понятие – историческое, духовное, культурное. Здесь живут люди самых разных национальностей, со своим особым мироощущением – но, естественно, что они изначально ориентированы на Россию! Тирасполь заложили суворовские солдаты… Как ты одесских писателей Бабеля, Катаева, Ильфа и Петрова приткнёшь к молдавской или украинской культуре? И конфликты начинаются, когда кто-то, вместо того чтобы принять данный факт и наладить диалог с Новороссией, пытается тупо переделать её под себя.
Миром кончаются войны
– С описанных тобой событий прошло уже более 20 лет. Какой для тебя главный урок Приднестровья?
– То, что оно живёт. Соседи на Луну не улетят, всё равно они рядом, и надо искать решение проблем. Вот и Приднестровье… По-прежнему ощущая себя российским форпостом, живёт, договаривается и с Москвой, и с Кишинёвом. Даже на западные рынки выходит! Ну да – там небогато, трудно, масса народа кормится с того, что ездит на заработки в Россию. Ну а в Молдавии – иначе? Сильно она в итоге расцвела? Чуть ли не самая нищая страна Европы! Те, кто когда-то провоцировал тот конфликт – всякие Снегуры, Косташи, Лари, Илашку, – уже или умерли незаметно, или в Румынию съехали. И вопрос – стоило всё это человеческой крови?