4 февраля 1905 г. эсер Иван Каляев убил дядю Николая II, недавнего московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Был схвачен. В тюрьме его навестила вдова убитого – великая княгиня Елизавета Фёдоровна.
Объект покушения
К моменту покушения Сергей Александрович был командующим Московским военным округом. Но до того 14 лет – московским генерал-губернатором.
Тогдашние эсеры (говорим сейчас именно о них) не приговаривали к смерти кого ни попадя. Карались наиболее одиозные, особенно непопулярные в обществе «столпы режима». Только про таких публика усмехнётся: туда и дорога! А симпатии людей будут на стороне покушавшегося.
Вот и Сергей Александрович… Мало что считался «крайним реакционером», для которого любая уступка либералам – «шаг к краю». Он и как администратор прославился скандально. Начал с изгнания из Москвы евреев (и, например, русские друзья Левитана лишь взятками да унизительными ходатайствами защитили великого художника от высылки в «черту оседлости»). Потом Ходынка – давка на торжествах в честь коронации Николая II, две с лишним тысячи жертв. 9 января 1905-го находился в Петербурге и был одним из тех, кто рекомендовал стрелять по шедшим к Зимнему рабочим (Кровавое воскресенье). На волне возмущения пришлось прежний пост оставить – однако фактическим хозяином Москвы оставался всё равно. Так что, когда брошенная в окно его кареты каляевская бомба разорвала Сергея Александровича в куски, – не было к убитому особого сочувствия. Наоборот, поползла злая шуточка: «Наконец-то великий князь пораскинул мозгами».
И именно у этого человека (ко всему – ещё и просто по-человечески неприятного, надменного, жёсткого) женой была добрая и светлая Елизавета Фёдоровна.
Действующие лица
Иван Платонович Каляев (6.07.1877 – 10.05.1905, клички Янек и Поэт) – член Боевой организации (БО) партии эсеров. Родился в Варшаве. Отец – русский, служил в полиции. Мать – полька. Учился в Московском, потом Петербургском университетах.
Романтичный, слегка «не от мира сего», Каляев в политике руководствовался скорее сердцем: невозможно терпеть несправедливость жизни! Подчёркивал, что хочет не разрушения России, а обновления её, но режим, увы, к преобразованиям можно только принудить. И здесь один из путей – устранение наиболее одиозных представителей властной элиты.
Великая княгиня Елизавета Фёдоровна – сестра императрицы Александры Фёдоровны, вдова убитого Каляевым Сергея Александровича. После смерти мужа основала в Москве знаменитую Марфо-Мариинскую обитель – женский монастырь, занимавшийся также благотворительностью и оказанием медицинской помощи. Зверски убита в Алапаевске местными большевиками 5 июля 1918 года.
Убить и умереть
Иван Каляев был абсолютно убеждён, что тоже погибнет при взрыве. Но его лишь отбросило и исцарапало. Теракт произошёл 4 февраля. А должен был – 2 февраля. Но тогда Каляев увидел, что в карете, кроме князя – Елизавета Фёдоровна и двое малышей, их племянники. И опустил руку с бомбой.
А 7 февраля вдова убитого пришла к Каляеву в тюрьму. Зачем? Владимир Джунковский – тогда адъютант убитого, молодой офицер, романтически влюблённый в жену шефа, – объяснял: «Она, по своему характеру всепрощающая, чувствовала потребность сказать слово утешения и Каляеву, бесчеловечно отнявшему у неё мужа и друга».
Одно и то же событие каждый из его участников видит и воспринимает по-своему. Увы, не осталось воспоминаний об этой встрече Елизаветы Фёдоровны. Но свои заметки успел передать на волю Иван Каляев. Ему важно было предстать перед товарищами гордым, несгибаемым революционером (собственно таким и был), но суть разговора, видимо, передана точно. Кроме того, ряд деталей есть в мемуарах одного из адвокатов Каляева – Владимира Беренштама.
Чёрные кольца
Иван Каляев: «Свидание с великой княгиней произошло в канцелярии арестного дома. Когда она вошла медленной походкой разбитого горем человека, я не узнал её». Беренштам добавляет: «Каляев решил, что привели кого-то для опознания (его личность ещё не была установлена). Но кого? Неужели среди девушек из их Боевой организации – агент полиции? Вошедшая между тем подошла к Каляеву и...
«Жена я его», – прошептала она. Я не встал перед ней, и она беспомощно опустилась на соседний стул и продолжала плакать, опустив голову на мои руки».
Воспроизведение дальнейшего диалога займёт слишком много места, перескажем суть. Реплики Елизаветы Фёдоровны – растерянные, сугубо женские. «Вы, должно быть, много страдали, если решились…», «Очень жалко, что вы к нам не пришли и что мы не знали вас раньше…», «Думаете, мы не хотим добра народу?» Каляев, поначалу сдержанный, постепенно заводится. «Почему со мной говорят только после того, как я совершил убийство?», «Да, я страдал, но мои страдания слились со страданиями миллионов людей». «У нас нет другого средства протестовать против жестокостей правительства. Ведь если б я пришёл к великому князю и указал на его действия, вредные народу, меня бы посадили в сумасшедший дом, в тюрьму! Почему народу не дают говорить? Вы ведь знаете, что сделали с рабочими 9 января, когда они шли к царю!»
Эти люди вроде и пытались понять друг друга – и каждый говорил о своём. Разговор заходил в тупик. «Прошу вас, возьмите от меня иконку, – сказала великая княгиня. – Я буду молиться за вас». Каляев взял.
Беренштам потом спросил. «Разве вы верующий?» Каляев: «Я моё дело сделал, как мог, но я был виновником величайшего человеческого горя неповинной женщины и чувствовал себя нравственно обязанным облегчить её страдание». Адвокат поинтересовался: была ли, по мнению Каляева, Елизавета Фёдоровна искренней? «Да неужели вы думаете, что я стал бы с ней разговаривать, если бы она хоть сколько-нибудь была неискренней?»
Ещё Каляев написал об этой встрече стихи (был ведь поэт, хоть и несильный). «Вдруг женщина в чёрном, как призрак, вошла./ «Жена я его» – мне сказала…»
Ему очень хотелось чувствовать себя моральным победителем. Правда… Беренштам вспоминает тёмные пятна на каляевских руках (он пишет «чёрные кольца»): упав при взрыве, тот ободрал о мостовую кожу, сейчас верх ладоней покрывали кровяные корки. Рассказывая о встрече с великой княгиней, Каляев машинально сдирал эти струпья – словно хотел «физической болью заглушить душевную».
Полицейские игры
Парадокс, однако, в том, что в другой ситуации эти люди вполне могли понять друг друга. Обоих отличала простая человеческая доброта, неприятие цинизма жизни. И она, и он считали нравственным долгом помощь людям. Княгиня была религиозна – но и Каляев явно не просто так писал стихи о Христе. Повернись жизнь чуть иначе – и запросто представляешь не Каляева-террориста, а Ивана Каляева – помощника Елизаветы Фёдоровны при создании какого-нибудь детского приюта! Только вышло – как вышло.
Вскоре подробный рассказ об этой встрече появился в газетах. Добавлялось: вдова убитого заявила, что террорист раскаялся. Это верующий человек, она его простила, будет просить царя о помиловании. Правда, уточнялось, убийца должен подать соответствующее прошение.
Каляев взорвался. Речь шла о чести революционера! «Он написал княгине страшно резкое письмо (…): «не могу поверить, что сообщение появилось без вашего согласия». Официально заявил, «что не примет помилования от Николая, которого презирает». Религией своей называл «социализм и свободу».
Хотя Беренштам считает: Елизавета тут была ни при чём. Это охранка подслушала разговор и в «нужном освещении» слила в прессу. Надо было выбить у эсеров моральные козыри.
На суде Каляев обличал власть. Смертный приговор принял спокойно. Адвоката перед казнью попросил о двух вещах. Первое – всюду рассказывать правду о его отце (уже покойном): да – тот служил в полиции, а Иван отцом гордится, он был добр к людям, справедлив, не брал взяток… Второе – отыскать женщину, которую когда-то любил. Так вышло, что нелепо разругались, в итоге вышла за другого, но чего уж сейчас… Просто скажите ей: только ты всегда была в моём сердце.
Их смерть
Про страшную смерть Елизаветы Фёдоровны написано много. Есть расхожее предание: мол, её и казнённых вместе с ней великих князей бросили в шахту живыми. В ледяном мраке она пела псалмы, перевязывала искалеченных. Хотя юристы, занимавшиеся делом о цареубийстве, мне сказали: миф. Сохранились акты экспертизы извлечённых тел (проводили колчаковские военврачи). Было проще и страшнее: великую княгиню, как и прочих «алапаевских мучеников», элементарно забили дубиной. Но характерно, что такие легенды возникают.
В муках умер и Каляев. Пьяный палач неточно накинул петлю, и тело с мешком на голове долго дёргалось на виселице.
Елизавета Фёдоровна Русской православной церковью причислена к лику святых. Ивана Каляева революционеры (а им, напомним, было время, тоже симпатизировали многие) также почитали за святого. Даже большевики. Хотя ещё вопрос, с кем бы он пошёл, доживи до Октября. Его лучший друг Борис Савинков вон насмерть с красными боролся!
Так или иначе, улицы Каляева при советской власти появились повсеместно. Потом начали переименовывать: террорист, мол. Недавно с подачи министра культуры В. Мединского снова пошла волна: почему, мол, в Москве есть улицы, названные в честь всяких бомбистов, а улиц Елизаветы Фёдоровны и Сергея Александровича нет?
Елизавета Фёдоровна, слов нет, заслужила. А Сергей Александрович… Что ж, кому охота – пусть называет. Князь-жертва и всё такое…
Он, кстати, ещё и гомосексуалистом был. Пусть попробуют возразить «голубым», если те на улице его имени захотят гей-парад провести.