Баллада о серьезных братьях
В детстве Уилбур Райт играл в хоккей, ему саданули клюшкой по зубам. Долго лечился. Последствием травмы стало некоторое нарушение дикции. В школе дразнили, он ее бросил. Три года сидел дома, читал книги. Про него вспоминают - угрюмый, необщительный интеллектуал. В колледж поступать не захотел - замкнутость стала чертой характера.
А Орвилл Райт, наоборот, - энергичный живчик. Этот в колледж не пошел, ибо еще старшеклассником придумал классный бизнес: издавать в их маленьком провинциальном Дейтоне рекламную газету.
Газету надо было на чем-то печатать. Из непонятно чего собрали подобие печатного станка. Очевидец потом вспоминал: «Как эта штука работала -
понять невозможно, но работала же!» Дальше требовалось ездить за объявлениями, развозить тираж. Братья решили сделать себе велосипеды. В процессе делания пришли к мысли, что велосипеды выгоднее газеты. Закрыли типографию - открыли веломастерскую.
Почему Райтов привлекло небо? Они вспоминали подаренную отцом в детстве игрушку - что-то вроде вертолетика с резиновым моторчиком. И книгу знаменитого воздухоплавателя Отто Лилиенталя. И знакомство с профессором Шанютом, тоже озабоченным воздухоплавательными поисками.
Дальше - гимн серьезности, с которой братья подошли к делу. Лилиенталь планировал по ветру. В метеослужбе Райты запросили самые ветреные места на территории США (выбрали рыбацкий поселок Китти Хок на побережье Северной Каролины). Поселились в местной хижине. Сами, углубившись в расчеты, подобрали оптимальную модель аппарата - биплан. Сами пришли к простой, как все гениальное, идее совмещения планера и бензинового мотора. Вычертили схему такого мотора -
но никто не брался его делать. Сделали сами. Сами построили ангар. Сами смонтировали что-то вроде аэродинамической трубы. Сами облетывали первые модели -
и регулярно на них бились. Разгоняться аппарату предстояло по прибрежному песку, колеса в нем вязли - и вместо шасси братья придумали тележку, которая мчала по дощатому монорельсу, ее тянул падающий груз, ранее поднимаемый лебедкой. Пилот лежал в особой люльке на нижнем крыле перед двумя толкающими винтами и самолетом управлял с помощью веревок, закрепленных на крыльях.
Именно так выглядел «Флайер», оторвавшийся от земли 17 декабря 1903 г.
59 секунд в воздухе. 260 метров полета.
Что дальше? Братья совершенствовали свои модели, выступали с полетами перед публикой в США и Европе. Открыли фабрику по производству самолетов, давали уроки пилотирования. Втайне гордо считали (все-таки дети священника!), что их изобретение положит конец всем войнам: зачем воевать, если сверху видно передвижение любых войск? Но одновременно (все-таки американцы!) заключили контракт с армией.
А еще без конца судились. Дело в том, что авиация развивалась стремительно, технические новинки или изобретались одновременно разными людьми, или моментально перенимались. А братья к своим идеям относились серьезно, тут же патентовали. Потом в судах доказывали приоритет. Увы, чаще - неудачно.
С Райтами произошла обидная (для них) вещь: открыв гонку, они и с дистанции сошли раньше других. Авиация оказалась слишком перспективным делом, не получалось сидеть монополистом.
С каждым годом самолеты конкурентов становились все лучше. В 1912-м Уилбур умер от внезапного тифа (впрочем, здоровье было подорвано травмами и судебными тяжбами). Орвилла его смерть потрясла. Он ушел из авиационного бизнеса и дальше занимался более спокойными делами - например, изобретал новые детские игрушки. Умер в 1948 году, меняя замок в двери.
Все сам - даже этого не мог доверить слесарю.
Баллада о гордом аптекаре
-Если такую машину не изобрели ни в Америке, ни в Европе, то почему ее можно изобрести у нас? - командир вернул рядовому Ниномия чертежи.
Дело было в 1894 году во время Японо-китайской войны. Тюхати Ниномия просил у армейского начальства помощи в доработке своего изобретения - летающей машины.
Если Райты были веломеханиками, то Ниномия - аптекарем, фармацевтом. Сегодня историки техники считают, что его аппарат был даже совершеннее райтовского. Но мысль шла, в общем, в том же направлении: тоже биплан, тоже бензиновый мотор с пропеллером.
Поняв, что помощи ждать неоткуда, Ниномия задался гордой целью - сделать машину в одиночку. Снял под ангар цех на старой фабрике. Лекарства делал уже почти в промышленных масштабах, но все деньги уходили на самолет. И вот уже готов фюзеляж. Нужен мотор. Если подкопить еще чуть-чуть...
И тут пришла весть о полете братьев Райт. Ниномия не зря происходил из самурайской семьи. Ему надо быть первым - или никем. Он забросил свою мечту. Кстати, немедленно разбогател - не на что тратиться. Вскоре Тюхати-сан был уже преуспевающим владельцем фабрики по производству слабительного.
Впрочем, это не конец истории. Авиация оказалась рискованным занятием, пилоты постоянно бились, гибли - и Ниномия на свои деньги открыл синтоисткий храм, где лично вел службы в память жертв воздухоплавания. Может, он благодарил Бога за то, что Высшим Промыслом он, честолюбец Тюхати, непричастен к этим смертям?
В 1921 году Ниномия получил письмо от бывшего командира. Тот извинялся за свое надменное неверие, лишившее Ниномия возможности стать «отцом японской авиации». Но получателя послание не взволновало. Он был уже профессиональным священником и презирал мирскую суету. Умер в 1936 году.
Баллада о бывшем скандалисте
Вообще это все условно - кого считать первым, кого вторым. Кого, например, числить первым русским летчиком - того, кто первым поднялся в небо, или того, кто первым получил летное удостоверение? Если того, кто первым поднялся, - это Николай Евграфович Попов.
В нем словно дрожжи бродили - не мог жить спокойно. Сын богатого купца стал репортером. Окопы Русско-японской военный корреспондент Попов облазил вдоль и поперек, даже пулю там схлопотал. А через три года вообще прогремел на всю Россию. Правда, слава получилась... м-м-м...
Попов работал у Суворина-младшего в газете «Русь». В конкурирующем издании - «Речи» - появилась статья, обвинявшая «Русь» в информационном рэкете. Когда-то, начинаясь, «Русь» «для раскрута» набрала в банках кредитов. Действительно стала популярной, но денег отдать не могла - и начала шантажировать кредиторов: у нас на ваши банки - компромат. Не желаете разгромной публикации - снимайте требование возврата денег и, пожалуйста, новый кредитик. Приводились факты.
Редактором «Речи» был лидер партии кадетов профессор Павел Милюков. Попов с приятелем явились к Милюкову на квартиру - якобы объясниться. Куда их послал Милюков - угадайте сами. Итог: Попов, как писали тогдашние газеты, «учинил гнусную расправу» - выбил Милюкову зуб, разбил очки.
Скандал вышел грандиозный. Милюков был не только видным политиком, но и человеком безупречной репутации. Получалось, что к пожилому ученому завалился молодой качок с пудовыми кулаками и... Возмущались даже политические противники Милюкова. Половина сотрудников «Руси» в знак протеста ушла из газеты. Был суд. Суворин объяснял, что Попов «сорвался», Попов - что хотел вызвать Милюкова на дуэль, да тот отказался, Милюков - что прощает Попова, Попов - что прощения от Милюкова не желает... В общем - месяц тюрьмы. Попов его не отбыл - уехал за границу.
Но натура не давала покоя. Например, прослышав, что американцы Уэлман и Уонимен готовят полет на дирижабле к Северному полюсу, Попов ринулся к ним. Полетели. Разбились. Попов вернулся в Париж, а там в разгаре была «авиационная лихорадка». Учился у Райта. Выступил на нескольких соревнованиях, хотя официального удостоверения еще не имел (получил позже).
Вернулся в Россию. Его первый полет дома шел под звуки «Боже, царя храни».
Выступал с демонстрационными полетами, учил первых военных летчиков, а 21 мая 1910 г.
во время пробного полета - авария. Покалечился, уехал лечиться во Францию. И все его тут же забыли - как вчерашний бокал шампанского.
А Попов жил еще долго, мучаясь от болей, от тоски. В 1930-м, где-то под Ниццей, покончил с собой.
Что еще авиация дала миру
Наручные часы - до этого часы были карманные, но в полете лазать за такими неудобно; бразильский пилот Сантос придумал ремешком привязывать их к запястью.
Юбки покроя «баллон» - братья Райты решили на одном из выступлений покатать на самолете сестру Клер, но та боялась, что ее кринолин задерет ветром, и веревочкой связала его в коленях.
Слово «митинг» - поначалу так назывались не политические собрания, а собиравшие массу народу выступления авиаторов.
Баллада о разбогатевшем бедняке
«Ефимов: Все великие люди носили соответственные фамилии: Аристотель, Эмиль Золя, Степан Разин. А сказать: великий человек - Ефимов - никто этому не поверит... Можете представить монумент Ефимову?»
Это Горький, «Фальшивая монета», пьеса 1913 г. Похоже, реплика должна была вызывать в зале гомерический хохот. Герой комплексует из-за того, что у него такая неброская фамилия? Да фамилию Ефимов в то время знала вся Россия!
Михаил Никифорович Ефимов, железнодорожный телеграфист, крестьян-
ский сын. Одесский банкир барон Ксидиас дал ему денег на поездку во Францию, обучение в школе Фармана и позднее - на покупку самолета. Это было не спонсорством, а вкладыванием денег в перспективный проект: авиация становилась делом прибыльным, Ефимову надлежало все отработать с лихвой, при этом рисковал он (жизнью, здоровьем), а Ксидиас экономил на чем можно. «Мне было тяжело и больно: у меня не было ни единого франка», - вспоминал Ефимов первые месяцы во Франции.
Рабочая косточка, он путь в авиацию начал так: нанялся рабочим на завод «Гном», где производили авиамоторы. И в авиашколе Анри Фармана пошел сначала слесарить в мастерские. «Бреве», удостоверение пилота, получил первым из русских.
Его отличала не просто отвага (в этом братстве все были смельчаки). Ефимовская отвага была расчетливой и умной. Он, побивший множество мировых рекордов, в небе не лихачил. Зарабатывал много, но деньгами не швырялся. Не чурался катать в небе богачей, обучать летному делу их сынков, терпел панибратство «сильных мира». Такое чувство, что, наглотавшись сызмальства нужды, Михаил Никифорович дал себе зарок: я никогда больше не буду бедняком. Кроме того - на нем семья умершего старшего брата, поддержка младшего (оба были летчиками). Газетчики хихикали: Ефимов - капризный! - опять не захотел лететь, ему погода не нравится. «А если война?»
Когда пришла война (Первая мировая), Михаил Ефимов ушел на фронт добровольцем. Стал Георгиевским кавалером. Но после Октября неожиданно (или закономерно?) примкнул к красным. В 1919 году расстрелян белыми.
Тут есть интересная версия. Дело было в Одессе, куда внезапно высадился белый десант. Ефимов не успел скрыться, прятался у знакомых. А белые его выслеживали. Почему? Не такой он был крупной птицей в красном лагере. Но при Ефимове всегда был чемоданчик с наградами за летные победы - медали, золотые часы, бриллиантовая брошь в виде аэроплана. После ареста чемоданчик исчез. Может, из-за чемоданчика и шла охота?
Бедняк мечтал о богатстве, а оно его и сгубило.
Аргумент истории
После братьев Райт авиация начала стремительно завоевывать мир. Впрочем, тогда чаще употреблялось слово «авиатика», ибо полеты воспринимались как вид спорта. Центром «авиатики» стала Франция. «Авиатика» мгновенно стала излюбленным во всем мире народным развлечением и перекрыла по популярности не то что еще юный футбол - даже волновавшую всех цирковую борьбу. Не было газеты, которая не писала бы на авиационные темы.
Слова «летчик» тоже еще не существовало - его позднее придумал Велемир Хлебников. Говорили «авиатор», «авиатик», «пилот», «летун». «Летуны» - тогдашние кумиры, и, вспоминают, Ефимов одно время был знаменитее Шаляпина. О них писали поэты, строчка, вынесенная в заголовок этого разворота, - из стихотворения Блока «Авиатор».
Потом оказалось: покорение неба - слишком серьезное дело, не получится ему долго щеголять в коротких штанишках. Но... «Все мы родом из детства», - это сказал Сент-Экзюпери, летчик по профессии.