1 сентября – День знаний. Первый звонок, тетрадки-учебники, принаряженные первоклашки с цветами. Завтра, возможно, они прославят страну великими открытиями, взлетами мысли. Или не прославят? Ведь гении – продукт штучный, могут появиться, могут нет.
90 лет назад уральский врач Г. Сегалин задумался – откуда гении берутся и как должно общество вести себя по отношению к ним.
Ингенеалог и эвропатолог
Люди, знавшие Г. Сегалина по Свердловску 1920-х годов, вспоминают энергичного длинноволосого очкастого человека в долгополой толстовке, с портфелем, набитым книгами, рукописями, рисунками. Эдакий городской чудак – хотя все отдавали должное его уму, знаниям, разносторонности дарований.
Григорий (Гирш) Владимирович Сегалин родился в Москве в 1878 году. Позже семья переехала в Казань, здесь Сегалин поступил в университет. Параллельно учился живописи (и стал со временем незаурядным художником). Образование завершал в Германии. Вернувшись, работал психиатром в Казани. В Первую мировую – военврач, в Гражданскую – врач в Красной армии. После демобилизации осел в Екатеринбурге (вскоре Свердловске). Преподавал в местном университете, руководил психотехнической лабораторией при Политехническом институте, был судебным экспертом-психиатром, работал со сложными подростками, занимался профзаболеваниями на уральских заводах.
Но подлинной его страстью, делом, на которое не жалел сил, времени, средств, было изучение гениев. Сегалин являлся адептом им же разработанных наук – ингенеалогии и эвропатологии – и искал доказательства своим теориям.
Ингенеалогия, согласно Сегалину, – «наука о даровитом человеке». Эвропатология – изучение «хорошей» патологии, психических особенностей, которые и делают гения гением.
Отклонение от нормы
Что гении зачастую не похожи на людей обычных – истина, не требующая доказательств. Вспомним Григория Перельмана. Все крутили пальцем у виска: не берет миллион! А Перельман пожимал плечами: мне интересно сидеть дома и заниматься своей математикой, прочее – суета. Но Перельман – человек здравый, просто запредельно погруженный в свои занятия. А, скажем, американский математик, нобелевский лауреат Джон Нэш – шизофреник настоящий (кто не видел – посмотрите посвященный ему голливудский фильм «Игры разума»: Рассел Кроу замечательно сыграл человека, существующего одновременно в подлинном мире и в мире своих галлюцинаций).
Живи Нэш в ХІХ веке, он обязательно угодил бы в нашумевшую (тогда) книгу знаменитого итальянского психиатра Ч. Ломброзо «Гениальность и помешательство» (1867). Приводя многочисленные примеры сходства в поведении талантливых людей и душевнобольных, Ломброзо доказывал: гениальность – проявление ненормальности.
В каких-то случаях это верно, но ведь и контрдоводов – масса. А Ломброзо явно грешил «подгонкой фактов под концепцию». Позже появилась другая точка зрения (Баженова): гении – продукт прогенерации, так сказать «дегенерации наоборот». Сегалин пытался разобраться – какая из теорий верна.
О его идее «Института гениального творчества» расскажем ниже. А забегая чуть вперед… Когда с «институтом» сорвалось, Сегалин, пользуясь наступившим НЭПом, стал за свои средства издавать журнал «Клинический архив гениальности и одаренности». Выпускал с 1925‑го и аж до 1930 года. Оставался, наверное, последним частным издателем в СССР. Но ведь и спрос на «Клинический архив» был! И похоже, не только у специалистов. Почему?
Частная жизнь
Конечно, сразу вспоминается ехидное пушкинское – мы потому так охотно суем нос в грязное белье великих людей, что рады обнаруживать свое сходство с ними, пусть даже в слабостях и пороках. Но Сегалина интересовал механизм работы мозга гения – а остальное лишь в этом контексте. «Клинический архив» – любопытное чтение. Берешь, скажем, статью со скучно-медицинским названием «Общая симптомология эвро-активных (творческих) приступов» («КА», №1 за 1925 г.). А это подробнейший разбор: кто как творил. И узнаешь, к примеру, что…
Грибоедов, Пушкин, Шуман, Вольтер озарения нередко переживали во сне. Химик Кекуле, Моцарт, Гете, Рафаэль впадали во время работы в полное самозабвение, почти транс. Бальмонт в юности выбрасывался из окна; богослов митрополит Макарий в детской драке получил камнем по голове – у обоих черепно-мозговые травмы пробудили творческие способности. Вагнеру для настроения надо было окружить себя яркими пятнами (и он разбрасывал по комнате цветастые тряпки), а Шиллера вводил в нужное состояние запах гнилых яблок. Чайковскому требовалась абсолютная тишина, а Чехову, Джейн Остин и Шарлотте Бронте – наоборот, фоновый шум. Флобер чувствовал во рту вкус яда, которым травилась Эмма Бовари (галлюцинации!). Вальтер Скотт, поставив точку, словно избавлялся от написанного, выкидывал из головы – и через месяц еле помнил сюжет «Айвенго». Чайковский, закончив работу, испытывал катарсис; Леонид Андреев чувствовал себя как после тяжелой болезни; а вот Гете переживал такой подъем сил, что возбуждался сексуально. И так далее. Еще раз: главным для Сегалина был акт творчества! Потому он и знакомого карикатуриста городской газеты подробно расспрашивал, как приходят ему в голову идеи. Ведь тоже творец!
Великие шизофреники, эпилептики, неврастеники, алкоголики, наркоманы… Родословные гениев – Сегалин приходил к выводу, что отклонения, порождающие талант, характерны для людей, у которых по одной линии (например отцовской) вся родня абсолютно нормальна, зато по другой (материнской) в роду есть душевнобольные… Но каких случаев больше – когда по отцовской или по материнской? Таблицы, сравнения… Номер, посвященный композиторам и оперным певцам… ведущим ленинградским ученым… изобретателям… Патографии – жизнеописания классиков с точки зрения психиатра… Нет, честное слово, понятно, почему почитателями Сегалина «Клинический архив» уже в наше время был вытащен из библиотечных хранилищ и переиздан!
Знак времени
Теперь про его «Институт гениального творчества». Суть проекта – см. нашу справку. Добавим же еще вот что. Григорий Владимирович выдвинул эту идею после демобилизации, в феврале 1921 г., начав преподавать в Уральском университете. Через месяц огласил на Съезде медработников Уральского округа. Был приглашен с докладом в Москву. Его поддержали авторитетные люди – невролог Г. Россолимо, художник В. Кандинский, литературовед Ю. Айхенвальд, психолог Н. Рыбников… Но дело заглохло – в разоренной стране на подобное учреждение элементарно не было денег.
Конечно – утопично, наивно, нелепо (особенно с высоты ХХI века)… Хотя в 1920-е проект не казался экстравагантным! Многие из тогдашних идей сегодня смотрятся диковато (про некоторые «АН» писали). А знаменитая ныне поездка профессора И. Иванова в Африку, чтобы скрестить человека и обезьяну, – не диковато? А планы пересадки головы? А безумные ожидания, связанные с работой богдановского Института переливания крови? И ведь поддерживали экспериментаторов крупнейшие ученые и художники той эпохи, люди яркие, нравственные. В 1927 г. великий В. Бехтерев предложил создать в СССР «Пантеон мозга» – коллекция мозгов выдающихся людей существует до сих пор. (Саму идею Бехтерев высказал ранее, в чем-то она перекликалась с сегалинской, вот в 1925-м Григорий Владимирович и напомнил косвенно о своем приоритете на страницах «Клинического архива». По той публикации потомкам о его «Институте» в основном и известно.)
«Институт гениального творчества»
Суть проекта Г. Сегалина (1921 г.) такова. Гении – достояние общества. При этом люди нестандартные, в обыденной жизни зачастую выбивающиеся из общего ряда, порой ведут себя просто асоциально. Потому – частая история! – ценить их мы начинаем лишь после смерти. Между тем молодая Советская страна может показать пример хозяйского отношения к даровитым людям. Надо создать специальное учреждение, которое будет, с одной стороны, их изучать, с другой стороны – материально поддерживать, при необходимости корректируя поведение с помощью особой «эстетико-творческой» медицины. В Институте предлагалось создать отделы, занимающиеся (совместно с музейщиками, критиками и т.д.) оценкой деятельности талантливых людей; изучением творчества душевнобольных; вундеркиндами; посмертным анализом физиологии гениев («обязательное вскрытие мозга всех выдающихся людей, а при необходимости вскрытие трупа с оставлением его в анатомическом музее») и т.д. Параллельно – создание особого «собеса», который возьмет на себя «патронат» над гениями.
Удача неудачи
И. Сироткина в книге «Классики и психиатры» предполагает, что у жившего вдали от столиц скромного доктора просто не было возможности пробивать свой замысел. Да, видимо. Однако от себя заметим: может, оно и к лучшему вышло – прежде всего для самого Сегалина? Мне приходилось заниматься судьбой блистательного Александра Богданова – друга-врага Ленина, организатора советской системы переливания крови. На создание его института сам Сталин дал добро. Но жалует царь, да не жалует псарь – другие начальники тут же навязали Богданову всяких партийцев с медицинскими дипломами. Надо же куда-то пристроить заслуженных людей! А те принялись комиссарить, прорабатывать Богданова, писать кляузы… Затравили вконец. Сегалин же спокойно жил в своем Свердловске, что хотел сказать – говорил в журнале.
Впрочем, потом и журнал начали бить. В общем-то было за что: эдакая высокомерная ученая залихватскость, стремление свести гармонию творчества к алгебре психиатрических диагнозов местами имели место. Но под сомнение попал сам подход. А завтра вы и нашим политикам начнете диагнозы ставить? В итоге закрыли.
После войны Сегалин уехал из Свердловска. Жил в Ленинграде, умер в Люберцах в 1960 году.