Подписывайтесь на «АН»:

Telegram

Дзен

Новости

Также мы в соцсетях:

ВКонтакте

Одноклассники

Twitter

Аргументы Недели → История № 24(110) от 10.06.2008

Другое дыхание

, 12:24

Новый год в Гаване

 НОВЫЙ, 1965, год… Несколько семей кубинских руководителей собрались вместе, пригласили советских специалистов… Многие пришли с детьми.

 Среди приглашенных был мой отец, Евгений Николаевич Терентьев, инженер-энергетик, посланный на Кубу сразу после победы революции братьев Кастро. Руководителей Кубы он знал еще молодыми веселыми бородачами, вчерашними партизанскими командирами (отрывки из отцовского дневника «АН» публиковали в №42-2007). Тогда и подружились. Обычно, когда «советские» встречались с кубинцами, горячих тем для обсуждения хватало. В тот Новый год взрослые накрыли детям столы, наскоро смастерили незамысловатые костюмы и… предоставили им развлекаться по-своему. Русские и кубинские малыши сразу нашли общий язык: играли в прятки, плясали, прыгали, хохотали… Конечно, ждали подарков. Взрослые их приготовили заранее, подписали и сложили в сторонке, на столе. Но наши ребята, которые в качестве гостей задавали тон, привыкли, чтобы подарки непременно раздавал Дед Мороз.

 «…У него было удивительное лицо с крупными чертами (…), мягкая курчавая борода, и, как у нас на Руси говорили, соболиные брови лишь подчеркивали белизну этого лица, которое не брал загар», – это портрет Че, данный Борисом Полевым. Чем не Дед Мороз?

 Отец вспоминал: взрослые, посмеявшись, «большинством голосов» приняли решение – предоставить эту роль Че. И Гевара, со вздохом надев пиджак, ушел в зальчик к детворе.

 Потом еще много десятилетий отец помнил картину, которую застал, заглянув в ту комнату: крупный сильный человек со слегка откинутой головой посреди снующего вокруг детского муравейника. Что надо делать и говорить русскому Деду Морозу, латиноамериканец Эрнесто Гевара де ла Серна, видимо, не представлял. Потому он выполнял скорее роль новогодней елки, вокруг которой шла развеселая кутерьма. Атлетическое тело, затянутое в узкий костюм, напряженное от неловкости положения, от боязни ненароком задеть всю эту мелкоту, которая, визжа от восторга, лезла на него, тянула за руки, за фалды пиджака… Ношение костюма уже само по себе составляло для Эрнесто мучение: он и галстук надевал с неохотой.

 Но поразило отца другое – глаза Че. В них были понятное смущение, вполне понятная нежность и одновременно… совершенно необъяснимая печаль.

Правда Че

 МОЖЕТ, ему просто трудно дышать? Че ведь всю жизнь страдал тяжелой формой астмы, и в людных помещениях его мог настигнуть один из мучительных приступов. Я как-то спросила об этом отца, но он сказал – нет. То был не тоскливый взгляд больного, которому не хватает воздуха. Это была именно печаль – огромная, глубокая – чем-то сродни той печали, которая светится во взгляде Сикстинской мадонны, несущей миру свое, уже обреченное дитя. Именно такая ассоциация пришла отцу на ум.

 Печаль… предчувствия? Преждевременного прощания?

 Несколькими днями раньше Че вернулся из Алжира. Сейчас снова собирался в дорогу – сначала в КНР, затем опять в африканские страны: Конго, Гану, Гвинею, Танзанию…

 Сегодня пишут: после этой поездки у Че произошла резкая размолвка с братьями Кастро. В одном из выступлений в Африке он обвинил СССР в том, что «советские» «продают» свою помощь народным революциям. Иначе говоря – действуют не ради идеалов всемирного братства, а исходя из собственных геополитических и экономических интересов. В Москве речь вызвала резкое неудовольствие. Фидель и Рауль в свою очередь сделали Че выговор.

 В подобных ситуациях у каждой из сторон – своя правда. В середине 1960-х времена Коминтерна были давно позади. Логично, что Советский Союз определял друзей и врагов, руководствуясь прежде всего прагматическими интересами. В свою очередь, Куба слишком зависела от СССР. Нельзя было допустить, чтобы один из лидеров страны, находящейся в подобной зависимости, допускал резкие заявления по отношению к главному союзнику.

 Ну а правда Че – в чем она?

Революция и астма

 О ЕГО последней, боливийской, экспедиции ходит много домыслов. И что ему не сиделось на месте? Не мог найти дела по душе? Рассорился в Фиделем? Строил собственные честолюбивые планы, хотел быть первым, а на Кубе это место было уже занято?

 Однажды отец дал мне совсем простое объяснение. Тогда оно показалось даже слишком простым и потому неспособным объяснить безумные с точки зрения обывателя поступки Эрнесто Гевары. Сейчас я думаю иначе – все же кое-что слова отца проясняют.

 – Из-за астмы – сказал отец, – Че плохо дышалось в кабинетах. Сидеть на лекарствах, лежать не двигаясь, пережидая очередной приступ, – это было не по нему. Скорее уж рвануться прочь, попытаться выскочить из оков приступа и нестись вперед, обгоняя болезнь… А когда еще и цель очевидна, достойна… Ясно, что он предпочтет.

 В 1965-м Че проехал по странам, пораженным жесточайшими эпидемиями, голодом; страны, в которых бедно и страшно жил народ. «Бедность, как астма, душит», – сказал он как-то. Сказано то, что «испытано на себе». Болезнь с первых лет жизни заставила его начать борьбу – для начала с самим собой. Борьба вошла в плоть Эрнесто Гевары, растворилась в его крови, воспитала и дисциплинировала разум, подчинила себе чувства.

 Справедливое сердце и астма – две простых составляющих неповторимого облика Че.

 В любой стране самый недоверчивый военный медик выписал бы человеку с таким диагнозом «белый билет». А Че стал не просто отличным бойцом, а идеологом и практиком партизанской борьбы.

 На Кубе партизанская война принесла победу. Значит, можно попробовать в других местах?

 Че рубил тростник, спускался в шахты, таскал мешки с сахарным песком, постоянно был в разъездах по разным провинциям, городам и странам… Подавал пример, олицетворял «близость к народу»? Отчасти не без этого. Ведь он открыто заявлял, что государственный чиновник обязан участвовать в добровольном труде в неслужебное время (на Кубе это рубка сахарного тростника), а не проводить свой досуг в частных клубах и на корпоративных вечеринках. Если, конечно, чиновник государственный, то есть (если по Че) заботящийся о нуждах государства. Именно Эрнесто Геваре принадлежит инициатива ввести, как в СССР, звание «Ударник коммунистического труда» за выработку 240 часов добровольного труда в квартал. Инициатива, как известно, наказуема, и Че пришлось самому это звание зарабатывать…

 Мог он обойтись без трудовых подвигов? Да, конечно, мог. У него были слава героя, авторитет, неплохое образование… Но при этом у него было сердце, которое билось чаще, чем у нормальных людей! Потому что только с ненормальным сердцебиением можно оставить своим детям как завещание такие слова:

 «Дорогие Ильдита, Алеидита, Камило, Селия и Эрнесто!

Если когда-нибудь вы прочтете это письмо, значит, меня не будет среди вас. (...) Помните, что самое важное – это революция, и что каждый из нас в отдельности ничего не значит. (…) Растите хорошими революционерами, учитесь много, чтобы овладеть техникой, которая позволяет властвовать над природой. (…) И главное, будьте всегда способными самым глубоким образом почувствовать любую несправедливость, совершаемую где бы то ни было на земле».

…Может быть, стоя тогда на новогоднем празднике, среди весело снующих ребятишек, Че уже невольно складывал в уме эти прощальные фразы, потому что знал: его борьба никогда не будет закончена.

Че Гевара: своим путем

 ЭРНЕСТО Гевара де ла Серна (прозвище Че, 1928– 1967) – кубинский революционер, одна из культовых фигур ХХ века. Аргентинец по рождению, врач по профессии, Че в 1955 г. познакомился с находившимся в эмиграции Ф. Кастро и вступил в его отряд, который готовился освобождать Кубу от диктатора Батисты. За время боев из отрядного медика стал одним из руководителей партизан. После победы входит в партийное и государственное руководство страны – посол по особым поручениям, директор Нацбанка, министр промышленности. Пользовался в народе огромной популярностью. Однако в 1965-м отказался от кубинского гражданства и ушел в то, что он называл «экспортом революции»: сначала присоединился к повстанцам в Бельгийском Конго, потом с отрядом приверженцев пытался поднять крестьянскую революцию в Боливии. Там попал в плен и 9 октября 1967 г. был убит боливийскими военными.

 Че нельзя считать чьей-либо марионеткой, кубинской или советской. У него были собственные жизненные ценности, собственная программа и свое понимание цели и средств. Эти цели и средства могут вызывать споры, но искренность и самоотверженность Че вызывают уважение даже у тех, кто не разделяет его идеалы.

Подписывайтесь на Аргументы недели: Новости | Дзен | Telegram