Полномочный шеф
ЭТО Михаил Булгаков. «Роковые яйца», писавшиеся в 1924-м. К сделавшему открытие профессору Персикову приходит некий «ослепительный тип» с визиткой, где нет имени и фамилии, зато значится: «Полномочный шеф торговых отделов иностранных представительств при Республике Советов». Персиков его выгоняет, звонит на Лубянку.
Булгаков советскую власть не любил. Но и жуликоватый охотник за здешними изобретениями его симпатий явно не вызывает. Интересно: Булгаков в этом эпизоде просто пародировал бульварные детективы или что-то в основе имелось? Ну хотя бы слухи…
Вот пара историй, связанных с нашими изобретателями. Время действия – те же 1920-е годы.
Что тормозило тормоз?
В 1927-М в московском железнодорожном клубе им. Кухмистерова проходило важное мероприятие: суд над поездным тормозом Вестингауза. Такие суды были часты в те годы: судили то советскую галошу (за некачественность), то проститутку (не конкретную, а символ явления), в «Двух капитанах» В. Каверина судят Евгения Онегина. Так что, как дело происходило – представить можно. Обвинитель, наверное, говорил, что тормоз этот для своего времени был неплох, но сейчас появились более мощные локомотивы, выросли длина и вес составов. Вестингауз часто подводит, особенно на гористых участках, из-за этого в последнее время – череда аварий. Защитник твердил, что тормоз верно служит России с конца ХIХ века, что при всех минусах замену еще надо найти.
Замена, однако, имелась. Уже были разработаны тормоза Казанцева, Карвацкого, Дикова, а главное – тормоз Матросова, победитель всех будущих испытаний.
Про Ивана Константиновича Матросова сказано в нашей справке. Человек достойный и явно не обиженный советской властью. Но вот заметка в «Известиях» (4.03.1928 г.) говорит о странном эпизоде в его биографии.
Специальная комиссия извещала о завершении «расследования дела о тормозе тов. Матросова». «Рабочий-изобретатель тов. Матросов запродал свое изобретение (автоматический тормоз собственной конструкции) американской фирме «Френкель» за 250 000 долларов». Матросов мотивировал свой шаг «невнимательным отношением к его изобретению со стороны НКПС» (Народного комиссариата путей сообщения). «Комиссия признала, что некоторая длительность прохождения в НКПС вопроса о тормозе Матросова имела место, но это отчасти вызывалось сложностью тормозного дела и неоднократными конструктивными изменениями, которые вносились в процессе разработки и испытаний тормоза самим же изобретателем. Со стороны НКПС тов. Матросову было оказано содействие. Это содействие комиссия признала, однако, недостаточным». Отмечались формализм и «внутренние трения в аппарате НКПС», мешавшие изобретателю.
То есть, видимо, с одной стороны – энергичный, обуреваемый идеями самородок. С другой – тяжеловесная, забюрократизированная система. Ругань, волокита… И однажды Матросов срывается: «Ах так? На Запад продам!»
Комиссия сочла, что, «хотя Матросов и встретил (…) затруднения при прохождении своего изобретения, тем не менее продажа им своих прав на изобретение за границу является неправильной, так как разработка производилась за счет НКПС». Впрочем, вывод для Ивана Константиновича был вполне лояльным: «обеспечить тов. Матросову (...) условия работы по совершенствованию его изобретения при условии, что его дальнейшая работа в области тормозного дела будет направлена исключительно в интересах СССР». Зато на «виновных в невнимательном отношении к изобретению» потребовали «наложить строгие взыскания». Особо ставился вопрос о расследовании «действий лиц, принимавших участие в продаже тормоза».
Интересно, нашли их? Кто б сомневался! У Булгакова вон гэпэушники в десять минут «сияющего типа» вычисляют.
А сделку о продаже, надо полагать, нашли возможным аннулировать – с 1931 г. «тормоз Матросова» стал базовым на сети дорог.
Рука на экране
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ тормоз – вещь наглядная, эффект по тем временам был ясен и прогнозируем. А вот телевидение… В 1920-е оно еще в зачаточном состоянии. Да и слова «телевидение» еще нет. В октябре 1925 года те же «Известия» сообщили читателю, что в Саратове придумано «радиокино»: «Т.т. Грабовским, Поповым, Пискуновым изобретен катодный коммутатор, который, будучи положен в основу радиотелефона, решает задачу передачи по радио движущихся предметов». Сам Борис Грабовский продолжил работы, переехав в Ташкент, и свое изобретение в дальнейшем именовал «Телефот».
С этим «Телефотом» и случилась странная история, о которой «АН» упоминали в материале о первых шагах отечественного ТВ (№21, 2006).
…Вообще Грабовскому фатально не повезло. Талантливый парень из глубинки предложил решения, предвосхитившие дорогу, по которой в итоге развитие телевидения и пошло. Но… То нехватка денег. То вагон с аппаратурой сойдет с рельсов – все побилось, показать нечего. То столичные конкуренты подгадят. Борьба истощила, Грабовский заболел и выбыл из «телевизионной гонки». Хорошо, что сохранившиеся патентные документы смогли потом доказать его приоритет. Они понадобились в 1961-м, когда пожилой уже Борис Павлович прочел роман американского писателя М. Уилсона «Брат мой, враг мой». Тема – изобретение телевидения. И Грабовский обнаружил, что описываемые подробности научных поисков – один в один те же, что были у него в 1920-е в Ташкенте. Случайность? А даты? (Тоже совпадали.) А подробности? Скажем, Грабовский получил на экране изображение руки своей молодой жены. У Уилсона – рука любимой девушки героя.
Исследователи, занимающиеся фигурой Грабовского, непосредственно сидевшие в архивах (А. Меламед, Ю. Рубченко), понятно, не обошли вниманием этот эпизод. Есть две версии. Первая: туркестанское ГПУ полагало, что работа Грабовского и его товарищей может вызвать чей-то недобрый интерес. К ним подвели (негласно?) сотрудника с задачей обеспечить «охранный режим». Но – с профессионалами должен иметь дело профессионал! – тот сам был изобретателем. Голова его была занята собственной работой – вот и прошляпил. Вторая: все проще. В 1928 году решался вопрос о направлении Грабовского и его помощника Белянского в Брюссель. Требовалось заключение специалистов. Грабовский приехал в Москву, представил в Центральное бюро реализации изобретений (ЦБРИЗ) ВСНХ СССР шесть папок «технических дневников» о своей работе. И... был объявлен шарлатаном. Но папки ему не вернули. Так что виновных ищите в Москве.
Спорить не будем. Нам, собственно, важно другое: в том, что утечка материалов Грабовского за границу действительно имела место, никто из знающих людей не сомневается.
Наука воровать
ПРИ этом очень не хочется хныкать: мы, мол, такие талантливые, а гадкие иностранцы нас обворовывали. Во-первых, «западники» если и работали тогда в СССР по добыванию технических секретов – то на кустарном уровне. Сама обстановка не позволяла. Ну, наймут какого-нибудь местного прохиндея вроде того булгаковского «сияющего типа» – так он враз «под колпаком» окажется. Во-вторых, уж мы-то в 1920-е сделали добычу западных промышленных технологий задачей государственного значения. Вспомним операции, проведенные тогда в США сотрудниками ИНО ГПУ. «Информационное обеспечение», позволившее дешево (всего за 30 млн. долларов) закупить у Форда будущий ГАЗ... Добыча недостающих чертежей при закупке прокатного стана для «Запорожстали»… И так далее – вплоть до технологии производства лампочек!
В общем-то дельные изобретения все друг у друга негласно «заимствуют». На то и существует в любой уважающей себя стране научно-техническая разведка. Просто то, что сегодня кажется потрясающей новинкой, завтра занимает место в музее. И тут уже многие попутные истории становятся детективами в стиле ретро.
Справка «АН»
«Король тормозов» и создатель «Телефота»
ИВАН Константинович Матросов (1886–1965) – сын деревенского сапожника. До революции трудом и умом выбился в машинисты, тогда – элиту рабочего класса. Образование – техникум, но Матросов был, что называется, самородок. Позднее он сделал еще несколько изобретений – тормоза для поездов метро, для санпоездов и т.д. Описываемая история не отразилась на судьбе изобретателя – с годами И. Матросов стал лауреатом Сталинской премии, кавалером нескольких орденов, генерал-директором тяги.
А вот жизнь Бориса Павловича Грабовского (1901– 1966) сложилась не так успешно. Он сделал еще ряд оригинальных изобретений (например, прибор для ориентирования слепых), имел 12 авторских свидетельств, однако до конца дней считался этаким «самоделкиным». Работал учителем, слесарем, сторожем. Умер во Фрунзе, лишь незадолго до смерти получив местную персональную пенсию. Сегодня о нем пишут как о нереализовавшемся гении.