Как в советской Украине внедряли мову

В 1923 году на XII съезде партии большевиков Иосиф Сталин призвал «принять все меры к тому, чтобы советская власть в республиках стала понятной и родной». Для этого было необходимо, чтобы все партийные и советские органы национализировались и говорили на языке, «понятном для масс».

Тем временем прошло пару лет, и нарком просвещения УССР Александр Шумский заявил:

«Стоящая во главе советского аппарата партийная верхушка не украинизировалась [...], для украинизации того или иного советского органа приглашается в качестве переводчиков какой-нибудь Петренко, Карпенко или Ковбаса, который и переводит на украинский язык все то, что входит в свет из недр данного учреждения».

Цель, поставленная на партийном съезде, продвигалась с трудом, и большинству советских чиновников украинская мова была неведома. В Киеве в то время проверка показала, что в 26 учреждениях из 6000 сотрудников знают украинский язык лишь 28%. При этом были и такие «ответственные товарищи», которые открыто называли украинизацию петлюровщиной или контрреволюцией и учить язык категорически отказывались.

В апреле 1925 года компартию Украины возглавил соратник Иосифа Сталина 31-летний Лазарь Каганович. Он продолжил украинизацию партийного аппарата, но в 1926 году очередная проверка показала, что только 14 из 45 членов местного ЦК владели мовой. Сам Лазарь Моисеевич знал украинский язык плохо, несмотря на то, что родился в Киевской губернии.

«Мы жили в деревне Кабаны. Триста дворов. И еврейская колония - шестнадцать семей. Остальные украинцы, белорусы. Смешивались с белорусами...», - рассказывал Каганович писателю Феликсу Чуеву.

В 1928 году Каганович, выступая среди выпускников курсов окружных работников, призывал собравшихся изучать украинский язык, сам при этом говорил по-русски. Тогда же он сам признался: «Я украинский язык знаю, но не настолько, чтобы думать по-украински».

В апреле 1925 года ВУЦИК и Совнарком УССР издали совместное постановление «О мерах срочного проведения полной украинизации советского аппарата», согласно которому не позже 1 января 1926 года было необходимо повсеместно перейти на делопроизводство по-украински. В документе содержались нешуточные угрозы:

«Сотрудники государственных учреждений и государственных торгово-промышленных предприятий, у которых замечено будет отрицательное отношение к украинизации, выражающееся в том, что за истекший период они не принимали никаких мер к изучению украинского языка, могут быть администрацией этих учреждений и предприятий уволены без выдачи выходного пособия».

Однако позже сроки украинизации сдвигались ещё дважды.

В июле 1925 года была создана комиссия по украинизации советского аппарата. Во всех учреждениях полагалось организовать курсы изучения украинского языка с обязательным посещением для всех сотрудников вплоть до сторожей и уборщиц. Охватить намеревались две категории украинизирующихся:

«а) лиц, которые совсем не владеют украинским языком или знают его неудовлетворительно [...];

б) лиц, которые более-менее владеют украинским языком, но нуждаются в более глубоком знании его».

Тем, кто вообще не знал украинского, полагалось его выучить всего за пять месяцев.

Курсы включали в себя не только занятия языком, но и программы по литературе, истории и географии Украины. Так, в программе по истории XIX века значился «украинский национализм как отпечаток аграрного и мелко-промышленного капитализма».

Итог ускоренного украинизаторства прямо влиял на служебное положение. По данным на сентябрь 1927 года, в УССР «за злостное нежелание учиться украинскому языку» по центральным учреждениям было уволено 263 работника, 3,2% всех служащих.

Позже для некоторых курсы становились платными. Обучение сотрудников государственных учреждений, «не вполне хорошо» усвоивших украинский язык, должно было проводиться только за их собственные средства.

На заседании Оргбюро ЦК ВКП(б) 14 февраля 1927 года, при обсуждении украинизации в Одессе, Лазарь Каганович сообщил:

«В Киеве уволили 70-летнего старика, сторожа еврейского кладбища, за незнание украинского языка».

В марте 1927 года из запрета принимать на работу не знавших украинский язык на уровне первой или второй категории были исключены уборщицы, истопники, конюхи, работники, не имевшие прямого отношения к делопроизводству (например, трамвайные вагоновожатые), а также приглашенные из других союзных республик специалисты.

Добиться полной украинизации городской языковой среды в 1920-е гг. так и не удалось. А с декабря 1932 года национальная политика в УССР была скорректирована в сторону борьбы с «принудительной украинизацией».