Шестилетний солдат: о самом юном сыне полка, фронтовой любви и генеральской чечётке

Самый юный сын полка Великой Отечественной войны Серёжа Алёшков родился 15 февраля 1936 года в деревне Грынь, затерянной среди лесов Орловской области (сегодня это Ульяновский район Калужской области – прим.авт.). Ещё до войны потерял папу, так что остался с тремя своими братьями, Иваном, Андреем и Петром, сиротами. В 1941 году деревню заняли немцы. Серёже тогда ещё не исполнилось и шести лет…

Два старших брата ушли на фронт. Но и мама Настасья, и десятилетний брат Пётр не желали терпеть присутствие захватчиков на родной земле и стали партизанами. На одном из заданий они были схвачены фашистами. Петра повесили, а мать ребятишек, которая, обезумев от горя, пыталась спасти сына, расстреляли. Гитлеровцы уже отправились в их дом, намереваясь обыскать и поджечь его. Серёженьку спасла соседка – она выпустила его через окно и наказала бежать в лес, чтобы не попасть в лапы врага. По другой версии, фашисты пожалели пулю для пацана, и когда он подбежал к застреленной матери, один из карателей попросту отшвырнул его носком своего сапога.

Через несколько дней мальчик набрёл на партизанскую базу, но вскоре её разгромили, поэтому Серёженьке ничего не оставалось, как вновь уходить в лес. Пятилетний ребёнок плакал, звал маму, особенно ночами, когда холод пробирал до костей. Питался он подножным кормом – ел жёлуди, ягоды, траву, пил грязную воду из луж. Ещё и поранил ногу… Он уже совсем ослабел – много ли надо, чтобы пятилетний мальчишка сгинул на той проклятой войне. Но судьба подарила ему шанс на выживание в виде группы разведчиков 142-го гвардейского стрелкового полка 47-й гвардейской стрелковой дивизии, которые прочёсывали лес.

«Едва-едва не всю зелёнку и йод потратили на него. И портной всю ночь не спал».

Когда Серёжу на руках перенесли через линию фронта и доставили в полк, он был уже настолько изголодавшим, измученным и искусанным насекомыми, что никто из бойцов не мог сдержать слёз. Мальчишка не мог не то что ходить, но даже и стоять…

«В блиндаже все словно онемели. Хотелось ринуться туда, к линии окопов, чтобы вцепиться в горло первому же попавшемуся фашисту», - вспоминал впоследствии о первой встрече с Серёжей помощник командира полка Михаил (Митрофан) Данилович Воробьёв (не совсем понятно, почему в источниках имя разнится, но чаще всего встречается имя Михаил, хотя дети и носили отчество Митрофанович – прим.авт.).

Когда Серёжу спросили о фамилии, он, едва ворочая языком, ответил: «Алёшкины мы». Перепутал с Алёшковыми. А после вопроса о «мамке» разрыдался так, что его ещё долго потом не могли успокоить.

Помощник комполка, сам пока ещё неженатый и бездетный, решил оставить Серёжу в части – не отправлять же его обратно в лес. Да и в интернат мальчонку сдавать не хотелось. А здесь, в полку, и воспитателей полно, и сыт всегда будет. Мальчонку подлечили, справили одежду и сапоги по его размеру, так что теперь он щеголял в военной форме. Так Серёжка стал самым молодым сыном полка за всю историю Великой Отечественной войны. И ничто так не поднимало духа бойцов, как общение с этим всеобщим сыном. Это неудивительно, ведь у многих бойцов там, на родине, остались дети, а также маленькие братья и сёстры, так что Серёжка служил этаким напоминанием о той, мирной жизни, оставленной позади блиндажей, бомбёжек и окопов…

Из воспоминаний Михаила Воробьёва:

«Потом Серёжу покормили. Шаяхметов снова завернул его в жесткую попону и унес к медикам. Утром я поинтересовался у Вали:

- Как Серёжа?

- Хорошо, товарищ командир, - ответил ординарец и засмеялся. - Едва-едва не всю зелёнку и йод потратили на него. И портной всю ночь не спал. Теперь Серёжа совсем солдат. Гимнастёрка? Есть! Брюки? Есть! Пилотка? Есть! Сапоги из плащ-палатки шьют.
Я постарался перед боем повидаться с Серёжей еще раз. Солдаты славно экипировали его.

У мальчика, как и говорил Шаяхметов, была полная форма – гимнастёрка, брюки, пилотка, сапоги. Но всё это пока аккуратно сложено рядом с постелькой. Серёжа еще очень плох. Я, как можно бодрее, спрашиваю:

- Как дела, герой?

- Хорошо, - оживился мальчик.

- О, да ты даже улыбаться научился.

А малыш вдруг тихо и очень серьёзно проговорил:

- Я ждал вас.

Я присел перед постелькой на корточки, обнял мальчика. Потом много раз ругал себя за нерешительность. Вот уже, кажется, приготовлюсь отдать распоряжение отправить маленького Алёшкова в тыл, но вспомню его слова: «Я ждал вас», - и духу не хватает расстаться. А ведь судьбу ребёнка надо было решить как можно скорее. Здесь его нельзя оставлять. Сегодня мы уже отбили восемь атак противника».

«В мамы мы возьмём старшину Нину».

Михаил Воробьёв настолько привязался к мальчишке, что решил официально усыновить его, что и сделал 8 сентября 1942 года. Сказав, что отныне он будет папой Серёжке, Михаил Данилович заметил, что мамки у него пока что нет, поскольку он не женат. На это мальчишка с детской непосредственностью сказал, что мамку он себе уже выбрал – он хочет, чтобы ею стала медсестра Нина Бедова. Она ухаживала за Серёжей, и маленький найдёныш всей душой полюбил эту 17-летнюю девушку.

Из воспоминаний Михаила Воробьёва:

«Пока Серёжа отлеживался у медиков, кто только не навестил его! Солдаты, офицеры – все тянулись к малышу. И вызывали ответное чувство. Но по-настоящему он привязался, пожалуй, ко мне и к старшине медицинской службы Нине Бедовой. Я видел, что он с нетерпением ждал моего прихода.

А я всё больше и больше скучал по нему. И решился. В очередную встречу так и начал:

- Вот что, Серёжа. Хочешь быть моим сыном?

- А это можно? - у него радость плясала в глазах, худенькое тельце так и вытянулось. Серёжа только ждал одного моего слова.

И я произнес его:

- Можно.

Он бросился мне на шею и так вцепился… Лишь спустя некоторое время смогли мы сравнительно спокойно продолжить разговор:

- Только как мы с тобой, сынок, жить будем? Мы мужчины, а тебе ещё мама нужна, ты же пока маленький.

Он словно готовился услышать именно это.

- А я нашёл, - сказал он и хитро взглянул на меня.

- Что нашёл? - не понял я сразу.

- Да маму нашёл! - мальчик даже ручонками всплеснул от избытка чувств.

- Какую маму? - всё ещё не доходило до меня. Я подумал: «Может, слухи о гибели Серёжиной матери не подтвердились?»

Но мальчик как уже раз и навсегда решённое объявил:

- В мамы мы возьмём старшину Нину.

- Так вон ты о какой маме! - вырвалось у меня удивлённое и радостное. - Но это не так просто, Серёжа. Мы ведь ещё не знаем, захочет ли старшина Нина стать твоей мамой.

И на это у названого сына был заготовлен ответ:

- А ты прикажи ей, товарищ майор.

- Эх, сынок, тут я не волен приказывать, - вздохнул я…»

Судя по всему, Михаил уже и раньше заприметил весёлую и спорую Нину. Так что предложение Серёжки пришлось как нельзя кстати. Впоследствии Михаил Данилович с особой теплотой вспоминал и Нину, и всё пополнение медико-санитарного гарнизона новобранцами из Тулы:

«На них без улыбки нельзя было смотреть. Почти все в шинелях и шапках непомерно больших – дивизионные снабженцы не могли предусмотреть появления в числе своих подопечных солдат такого роста. Там, под стенами Тулы, я встретился со своей будущей женой. Нина Андреевна вместе со мной прошагала потом тысячи километров военных дорог и закончила войну в Берлине».

«Мы, конечно, были великими фантазёрами».

В общем, нехитрая по исполнению, но невероятно трогательная и насыщенная чувствами свадьба была сыграна.

Из воспоминаний Михаила Воробьёва:

«На лужайке, на лесной опушке расстелили брезент – вот и стол готов. На костре напекли пирожков. Наполнили водкой алюминиевые кружки и банки из-под консервов. Приехали из дивизии верные друзья Василий Минаевич Шугаев и Павел Захарович Мусатов, сестра Нины Андреевны – Лиза. Были тосты за победу и, конечно, за счастье молодых, у которых уже сын герой. За то, чтобы всегда встречать вот так же – этот день. И таким же составом близких людей.

Мы, конечно, были великими фантазёрами. Ведь пройдёт всего несколько месяцев, и не станет среди нас Лизы Бедовой - «трассирующей» Лизы, как её называли в полку за быстроту, с которой она всегда выполняла приказы начальников.

Нину и Лизу солдаты любили, но очень немногие верили, что они – сестры. Считали, что просто однофамильцы. Нина – худенькая, черноволосая, весёлая. У Лизы волосы рыжие. Она крупнее, серьёзная, деловая. В хуторе Зимовском, на Дону, когда тыл дивизии попал под жестокую бомбежку, Лиза прямо на улице перевязывала раненых, а потом таскала и таскала их в укрытия до изнеможения. За этот подвиг и была награждена своей первой солдатской медалью «За боевые заслуги».

Бинокль вместо автомата и рапорт юного «адъютанта».

А в начале ноября Серёжкин полк был отправлен под Сталинград. Серёжа уже полностью освоился среди бойцов и сам себя считал адъютантом полка. Каждое утро он являлся за поручениями – в основном они сводились к тому, чтобы разносить по подразделениям газеты, письма и боеприпасы. А также веселил бойцов песнями, стихами и частушками.

«Своей жизнерадостностью, любовью к части и окружающим, в чрезвычайно трудных моментах вселял бодрость и уверенность в победе. Тов. Алешкин — любимец полка», - писали в боевой характеристике.

Несмотря на горячее желание самого Серёжки, на передовую его, конечно же, никто не пускал. Однако, подвиги нашли нашего юного героя. В выданный ему вместо автомата бинокль Серёжа постоянно осматривал окрестности. И как-то увидел двух людей, спрятавшихся в стоге сена. Доложил начальству. Эти двое оказались вражескими корректировщиками огня. Здесь же, в стогу сена, нашли и их спрятанную рацию… Глазастому пацану объявили благодарность за бдительность.

Из воспоминаний Михаила Воробьёва:

«Однажды, как всегда явившись «на службу» в мой блиндаж, Серёжа встретил комдива – генерала Ф. А. Осташенко, сменившего генерала Я. С. Фоканова, ставшего командиром корпуса. Мальчик не растерялся. Попросив у комдива разрешения, он обратился ко мне:

- Товарищ гвардии майор, какое сегодня дадите задание?

И спустя годы Фёдор Афанасьевич ещё сомневался, не разыграли ли его тогда.

В боях гвардейцы поизносились, а дивизионное начальство не очень-то было щедрым. Но в ту минуту я совсем не думал о каком-то дипломатическом ходе. Просто как-то вырвалось само собой:

- Отправляйтесь в пулемётную роту, проверьте состояние обмундирования и снаряжения.

Вечером уже все знали, как мой «адъютант» выполнял «приказ».

Пулемётчики были на отдыхе. Серёжа обратился к их командиру Александру Мещерякову:

- Постройте бойцов для проверки.

Комроты хотел было всё обратить в шутку. Рассмеялся, ласково привлек маленького солдата за плечи. Но Серёжа решительно отстранился:

- Я выполняю приказ командира полка.

Рота была построена. Серёжа скомандовал:

- У кого рваные сапоги – три шага вперёд!

Вышли вперёд многие. Стольких не запомнишь. «Адъютант» достал из планшета блокнот и карандаш, подошёл к правофланговому. Чтобы никто не слышал, тихо спросил:

- Скажи, ты писать умеешь?

Получив утвердительный ответ, приказал бойцу:

- Запиши фамилии…

Когда Серёжа возвратился, генерал Осташенко ещё был у меня. Посмеялся, оказавшись свидетелем рапорта «адъютанта» командиру полка. А перед уходом всё же сказал:

- Давай, майор, свою заявку на обмундирование, так уж и быть подпишу».

Смерть ходила совсем рядом…

Когда в начале 1943 года в армии вновь стали использоваться не лычки, а погоны со звёздами, Михаил Данилович шутки ради вручил приёмному сыну погоны младшего лейтенанта. Впоследствии он очень пожалел об этом поступке. Об этом изданию «Российская газета» рассказал его сын Вячеслав Митрофанович Воробьёв.

«Отец потом сильно корил себя за это. Немецкие лётчики, возвращавшиеся после авианалёта за линию фронта, заметили в степи офицера с блестящими погонами и папахе. На бреющем полёте даже звание можно было рассмотреть. Ударили из пулеметов, и одна из пуль угодила Сергею в пятку. Но медаль «За боевые заслуги» ему вручили не за ранение и уничтоженных диверсантов, хотя об этом, подняв бойца на руки, говорил тогдашний командир дивизии генерал Осташенков. Наградили Серёжку за спасение командира - нашего с ним отца».

Но к подвигу Серёженьки мы ещё вернёмся... Ранен он был 18 ноября 1942 года. Его отправили на лечение в госпиталь. Мальчишка так отчаянно просился обратно в полк, что его всё-таки вернули к приёмным родителям. Вновь обретя семью, Серёжка был счастлив, несмотря на бомбёжки, обстрелы и лишения военно-полевого лагеря.

Однажды мальчишка подвергся смертельной опасности. Сам он, правда, этого, не осознавал – всё произошедшее казалось ему игрой.

Из воспоминаний Михаила Воробьёва («Российская Газета»):

«В подразделения поступили санитарные собаки. В условиях позиционных боёв они оказались просто незаменимы. В каждой упряжке было по четыре-шесть собак, возили они или тележку, оснащённую маленькими колесиками, или деревянный лоток в виде лодки с выпуклым дном. Использовался такой транспорт там, где на открытой местности нельзя было подъехать на лошади, а тем более на санитарной машине. Наши четвероногие друзья вывезли из-под огня сотни тяжелораненых.

Наш полк получил десять таких упряжек. Их разместили в тылу полка, в деревне Булгаковке. Однажды сержант-инструктор вёл по улице на поводке упряжку. Как мог Серёжа пропустить такую чудесную возможность прокатиться! Получив разрешение сержанта, он завалился в тележку. И вдруг, откуда ни возьмись, на дорогу выскочила деревенская собачушка. Увидев чужака, собаки-санитары бросились на неё. Собачушка в поле наутек, они – за ней. Сержант, к великой радости Сергея, не смог удержать упряжку за поводок.

Поначалу казалась смешной картина: бежит маленькая собачонка, за ней во весь дух – упряжка мощных собак, а в тележке сияющий сын полка. А мчались они в сторону противника. Ничего уже нельзя было поделать. К счастью, к деревне подъезжал на мотоцикле мой адъютант Фёдор Орлов. Он бросился наперерез собакам. Серёжа был спасен».

Первая награда.

Как-то Михаил Данилович и Серёжка, повсюду следовавший «хвостиком» за своим отцом, шли к блиндажу. Неожиданно фашистами была произведена артиллерийская атака «юнкерсов». Оставив Серёжу в безопасном месте, сам Михаил Воробьёв нырнул в блиндаж. Но как только забежал в него, туда попала бомба.

Серёжка, увидев это, несмотря на то, что самолёты продолжали атаку, подбежал к блиндажу и попытался сдвинуть балку, которая преградила вход. Силёнок у шестилетнего пацана было маловато, поэтому он бросился к полковым сапёрам.

«- Там, - еле переводя дух, крикнул он, - папа!.. Саперы откопали меня, я был ранен и контужен», - вспоминал впоследствии Михаил Воробьёв.

Сапёры откопали нескольких офицеров, в том числе и приёмного Серёжкиного отца. Всё это время гвардии рядовой Алёшков рыдал в три ручья и только повторял: «Папка!». За этот подвиг шестилетний солдат приказом №013 от 26 апреля 1943 года был награждён медалью «За боевые заслуги». Награду вручил генерал-майор Фёдор Афанасьевич Осташенко, командир 57-го стрелкового корпуса.

К слову, юный солдатик и его отец не раз оказывались на грани смерти, но судьба берегла их.

Так, к примеру, майским днём 43 года, когда полк под шквальным огнём противника форсировал Днепр, плот, на котором был Серёжка, опрокинуло взрывной волной. За ним нырнул гвардеец – Серёжка к тому времени научился писать, а вот плавать так и не умел.

А после форсирования Днепра «адъютант» Серёжа Алёшков и его командир, он же папа, чуть не погибли на понтонной переправе. При выезде на берег «виллис», в котором ехали наши герои, зацепил колесом одну из валявшихся рядом мин, казалось бы, обезвреженных… Взрыв! Машину подбросило в воздух. Водитель погиб, но Серёжку просто отбросило на обочину, а Михаил Данилович был контужен.

«Сесётка» с генералом.

Серёжа дошёл со своим полком до Польши. И там, в сорок четвёртом встретился с прославленным генералом-полковником Василием Ивановичем Чуйковым, который тоже принял участие в судьбе мальчика.

Из воспоминаний Михаил Воробьёва:

«По случаю вручения Сталинградской армии генерал-полковника В. И. Чуйкова гвардейского знамени был в частях торжественный обед. Были тосты, песни и отчаянные пляски. К нам в полк приехал командарм. В разгар веселья увидел Серёжу, подошёл.

- Что же спляшем с тобой, герой? - спросил улыбаясь.

- Сесётку.

Он еще плохо выговаривал отдельные буквы. Но плясал тогда чечётку с прославленным генералом, по нашему общему мнению, отменно.

Об этом они – маршал, дважды Герой Советского Союза и сын гвардейского полка – вспомнили при встрече, состоявшейся уже через двадцать восемь лет. Тогда Сергей приехал из Челябинска в командировку в Москву. И решил навестить Василия Ивановича Чуйкова. Маршал, оказывается, не забыл его. Крепко обнялись, расцеловались. А потом долго беседовали. О том, как плясали тогда, в сорок четвертом, «сесётку», как командарм подарил юному гвардейцу маленький браунинг системы «вальтер» и, к великому огорчению сына полка, распорядился послать его в Тульское суворовское училище».

«Война, как видишь, закончилась там, откуда пришла…»

В Тулу Серёжа отправился вместе с приёмной матерью Ниной, которая в то время носила ребёнка. Поначалу мальчика не брали в Суворовское училище – не проходил по состоянию здоровья. Но в дело вмешался генерал Чуйков. Взяли.

Из воспоминаний Михаила Воробьёва:

«Из суворовского училища он часто писал мне на фронт. Вот одно из писем:

«Дорогой папа! Учусь я хорошо. Преподаватели довольны. Очень скучаю без Вас. Здесь много таких, как я, детей офицеров. Папы у некоторых погибли на фронте. Мы дружим между собой. Ваши письма читаем вместе. Вслух. И всегда очень ждём фронтовых вестей. Расскажите о последних битвах подробнее. Привет Вам от моих товарищей».

И пусть времени было в обрез, ему всегда отвечал аккуратно. Я знал, как педантично точен Сергей во всем, за что ни брался. Это помогло ему в условиях походной жизни довольно быстро научиться читать и писать. Да и о фронте у воспитанника гвардейского полка представление не книжное. Затяни с ответом, что может подумать мальчонка?

И в Тулу уходили от меня настоящие письма-отчёты. Сергей мне недавно показал последнее фронтовое. Вот его текст (с некоторыми сокращениями):

«Дорогой Серёжа!

Выполняю твою просьбу и подробно сообщаю о последних фронтовых новостях.

Я уже рассказывал тебе, как дивизия форсировала Одер, при свете мощных прожекторов прорывала вражескую оборону, штурмовала Зееловские высоты. Сегодня же с радостью сообщаю, что война для нас закончилась.

Утром 2 мая на участке Ивана Афанасьевича Власенко (ты его должен помнить) в качестве парламентёра линию фронта перешёл начальник штаба обороны Берлина полковник Дуфвинг. Он сообщил, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, поэтому немецкое командование просило о перемирии. Ему ответили, что речь может идти только о безоговорочной капитуляции. Полковник заявил, что он доложит об этом командованию, и попросил назвать пункты, где немецкие войска могут сосредоточиваться для сдачи в плен. Такие пункты были установлены.

Через некоторое время немцы сообщили, что они готовы сложить оружие. С первыми подразделениями сдался и командующий Берлинским гарнизоном Вейдлинг…

Сегодня мы осматривали город. Все улицы, ведущие к центру, перекрыты баррикадами. Сейчас эти завалы разбирают сами же немцы. Теперь в городе тишина. Почти из всех окон вывешены белые флаги. Война, как видишь, закончилась там, откуда пришла…

Мы расписались на рейхстаге, побывали в имперской канцелярии и бункере Гитлера, осматривали уцелевшие памятники. Фотографировались. Снимки я тебе потом пришлю.

Поздравляю тебя с Победой. Ты ведь тоже внес свой вклад. Желаю тебе успехов в учебе.

Привет от однополчан. Целую. Папа».

Кстати, на рейхстаге Михаил Воробьёв сфотографировался с женой Ниной. После рождения сына Славы она оставила ребёнка родным, а сама отправилась обратно к мужу на фронт.

«Любили его очень на фронте! А умер рано...»

«Серёжа не отличался гренадерским ростом, на всю жизнь остался маленьким и худощавым, но старался компенсировать это хорошей физической подготовкой. Получил разряды по боксу, самбо, после суворовского училища поступил в военное. Но здоровье все-таки подвело, пришлось стать следователем. За спины, как и на войне, не прятался. А вот с личной жизнью не сложилось – дважды был женат и разведен. Наверное, главной своей семьей он всю жизнь считал фронтовую...» - рассказывал сводный брат Серёжи Вячеслав Митрофанович.

С Ниной Андреевной Михаил Данилович прожил долгую счастливую жизнь. В этом браке родились четверо детей, но и Серёжу всегда тоже считали родным. Как и он своих приёмных родителей. После окончания Харьковского юридического института он переехал в Челябинск, чтобы быть поближе к семье.

Работал Серёженька, теперь уже Сергей Андреевич Алёшков юрисконсультом на Челябинском заводе оргстекла. Умер в возрасте 54 лет на автобусной остановке, собираясь на работу.

«Любили его очень на фронте! А умер рано... Война искалечила – здоровье было ни к чёрту. Да и курил всю жизнь, как паровоз. Ещё на фронте начал, глядя на солдат...» -  вспоминал Вячеслав Митрофанович Воробьёв.

А через год не стало и приёмного отца Серёжи – у него также остановилось сердце прямо на улице.

К счастью, память об этой семье жива и по сей день. О самом юном защитнике Сталинграда не забывают журналисты. А в 2018 году режиссёром Викторией Фанасютиной был снят фильм «Солдатик», основанный на истории Серёженьки Алёшкова, сына 142-го гвардейского стрелкового полка.