Матрёна Наздрачёва: «Не погибнуть на войне — тоже, наверное, счастье...»

Никто так и не смог подсчитать, сколько раненых вынесла с поля боя гвардии старшина медицинской службы Матрёна Семёновна Наздрачёва (в девичестве – Нечепорчукова), одна из четырёх женщин – полных кавалеров ордена Славы. Как, впрочем, никто не мог поверить, встречая эту маленькую, хрупкую женщину, что она вообще способна проявить такую недюжинную силу. Матрёна с самого начала войны рвалась на фронт, но ей предлагали сначала подрасти. Но попробуй, останови комсомолку! Отправившись на фронт по повестке своей заболевшей подруги, отважная санинструктор как могла приближала Победу. Она встретила её в Берлине, у Бранденбургских ворот. Впоследствии «за исключительную самоотверженность при спасении раненых» Матрёна Семёновна была удостоена медали имени Флоренс Найтингейл. Женщине вручили эту награду представители Международного Красного Креста в Женеве в 1973 году.

Сама Матрёна Семёновна тоже не знала точное количество раненых, которым оказала первую помощь или вынесла с поля боя. Гораздо позже, после войны, в книге «Ставропольский хронограф» от 2004 года автор передаст её слова (здесь и далее воспоминания Матрёны Семёновны из интервью Светлане Шевченко «газета «Неделя», издания «Вечерний Ставрополь» и из книги «Ставропольский хронограф» - прим.авт.):

«Ещё в начале моей службы кто-то из командиров, видя моё усердие в спасении раненых, сказал: «Считай!», – и я начала считать. А когда цифра перевалила за сотню, меня охватило какое-то жуткое ощущение. Сколько вокруг горя и страдания, его не измерить. Больше я никогда специально не считала раненых. Когда я встречаю в печати, что Матрена Наздрачёва вынесла за время боёв 250 раненых, то понимаю, насколько трудно современникам оценить происходящее на войне. Я была на фронте более двух лет. Во время тяжёлых боёв были десятки раненых. За войну – тысячи. Но, честно говоря, я думаю, именно то, что я не вела счёт собственной доблести, и спасло мне жизнь. Мы просто честно делали своё дело, от всего сердца».

«Почему я выжила, не знаю. Люди вымирали целыми деревнями».

Матрёна Нечепорчукова рано осталась сиротой. Уже в девять лет из-за голода и эпидемии сыпного тифа она потеряла всех своих родственников, включая мать, отца и четырёх братьев. Позже Матрёна Семёновна вспоминала: «Почему я выжила, не знаю. Сама удивляюсь. Люди вымирали целыми деревнями. Помню, как умирал у меня на руках двухлетний брат. Помню, как хотелось есть. Чувство голода было какое-то животное, притупляло боль потери близких».

Девочку отправили в интернат в селе Волчий Яр Харьковской губернии. Чудом выжила – из 35 детей, находившихся в учреждении, за зиму 1933 года уцелело только трое.

Возможно, потому что с детства видела смерть людей, Матрёна решила выучиться на врача. Также на её выбор повлияли очень тёплые отношения, которые сложились у девочки с местной акушеркой Лукерьей Егоровной Медведевой.

Матрёна окончила семь классов и в 1939 году поступила в двухгодичную акушерско-сестринскую медицинскую школу. Девушка училась очень старательно, а также занималась общественной работой – её выбрали секретарём комсомольской организации группы. У Матрёны была мечта – после окончания школы поехать на молодёжную стройку в Комсомольск-на-Амуре. Но мечтам не суждено было сбыться. Началась Великая Отечественная война.

«22 июня 1941 года был теплый солнечный день, цвела сирень».

Впоследствии Матрёна Семёновна вспоминала:

«В нас было столько энергии, желания работать, делать людям добро; казалось, что мы на пороге чего-то необыкновенного. 22 июня 1941 года был теплый солнечный день, цвела сирень. Мы с подружками сходили в кино и пошли гулять в парк. Осталось сдать последний выпускной экзамен. Мы были счастливы. И вдруг сообщение по радио. Потрясения большего по значимости, чем весть о начале войны, я не знала. Рухнули юношеские мечты».

Последний экзамен они всё-таки сдали. А потом их отправили на рытьё противотанковых рвов под Полтавой. Уже здесь девушки впервые столкнулись с ужасами войны. Налёты вражеской авиации порой не позволяли поднять головы. Балаклею, где в то время жила Матрёна, покинули почти все жители – эвакуировались.

Матрёна же уезжать не желала. Она хотела на фронт, громить врага. Но повестка, выписанная на 16 октября, «прогорела», поскольку из Балаклеи, занятой врагами 13 октября, не было возможности отправлять призывников. Отправившись в родное село, девушка познала все ужасы оккупации. Жить было негде – интерната уже не существовало, поэтому пришлось жить у подруг и знакомых. Приютила Матрёну на какое-то время и бывшая заведующая интернатом Александра Ивановна Колесник.

И всё-таки желание отправиться на фронт не оставляло. Так и не дождавшись повестки, Матрёна взяла её у заболевшей подруги, и под именем Фени Демочко отправилась в военкомат.

Вот как об этом вспоминала наша героиня:

«Подруг моих по медшколе вызывают в военкомат, а мне повестки всё нет и нет – годами не вышла. Я решила: добровольцем пойду. Пришла повестка и моей соседке Фене Демочко, а она в это время как раз заболела, да и специального образования у неё не было. Я и сообразила: пойду с её повесткой. А мама Фенина уж и сумку дочке заготовила со снедью. Взяла я её сумку, повестку и явилась на место сбора. Повели нас в часть. По дороге запоминаю: теперь я — Феня Демочко. Три дня на эту фамилию откликалась, а сама думала: хорошо ли поступаю? Пошла в особый отдел и «исповедалась». Там говорят: «Раз ты Нечепорчукова, то и будешь Нечепорчукова». Комиссар перед отправкой на фронт посмотрел на меня, оценил мой рост и сказал: «Может, подождёшь, подрастёшь ещё? Что ты делать станешь, когда все в бой пойдут?» «Что все, то и я», — ответила. Вопросов больше не последовало».

«Вместе мы нашли Галю, уже мёртвую. Сапёрной лопаткой вырыли яму».

Девушку определили санинструктором 2-го стрелкового батальона 100-го полка 35-й гвардейской дивизии 8-й гвардейской армии под командованием Василия Ивановича Чуйкова, впоследствии ставшего маршалом и дважды Героем Советского Союза.

«В первом бою страшно было... Крепко обстреливали нас из шестиствольных минометов, - вспоминала Матрёна Семёновна. –…Впоследствии, когда пришел определённый военный опыт, и по звуку летящего снаряда можно было определить, где он упадёт, чувство страха немного притупилось. Появилась уверенность в том, что и в этом кошмаре можно делать своё дело… Первый бой ещё больше сблизил меня с любимой подругой, Галей Болдыревой, тоже медсестрой. Потом она погибла — прямо у меня на глазах; под Сухой Каменкой это было, на Украине, в августе сорок третьего. Делали мы перебежку по полю, под миномётным обстрелом. Впереди бежал фельдшер, потом Галя, за ней я. Вдруг её подкинуло вверх и бросило на землю, а меня оглушило. Я свалилась в воронку, плачу. Когда обстрел кончился, подполз ко мне санитар Денисенко, которого все звали Отцом, и вместе мы нашли Галю, уже мёртвую. Сапёрной лопаткой вырыли яму... Я так и не смогла написать родным Галины, как она погибла прямо у меня на глазах. Да разве она одна…»

Уже потом, в интервью корреспонденту газеты «Неделя» Матрёна Нечепорчукова (на тот момент уже Наздрачёва – прим. авт.) рассказывала, что впоследствии она приехала в Сухую Каменку, где погибла Галя.

«Видела это поле. Сказала: «Вот, Галя, пришла я к тебе через сорок лет». Не только контузило меня тогда — во второй раз сиротой осталась. А в том бою нашли мои документы, которые я при перебежке обронила, и решили, что погибла, похоронку послали моему двоюродному брату Саше... Да много девушек наших погибло. Пришлют пополнение, пройдёт месяц-два, и опять требуются медсёстры. Какая сила оставила меня в живых?..»

«Мы, санитары, не спали трое суток. Боялись присесть, чтобы не заснуть».

Первую награду – медаль «За отвагу» Матрёна получила осенью 1943 года, когда в числе первых при битве за Днепровский плацдарм форсировала Днепр. Тогда она оказала помощь и вынесла с поля боя более сотни раненых. Правда, однажды некоторые из спасённых погибли при завале берега реки, и на Матрёну это оказало очень сильное впечатление:

«Полк бомбили днём и ночью. На земле не было ни пяди, не искореженной снарядами. Мы, санитары, не спали трое суток. Боялись присесть, чтобы не заснуть. Берега реки были красными от крови. Взятие водных рубежей было всегда самым тяжёлым испытанием. Раненых была тьма. Там же и произошёл случай, вызывающий наиболее тягостные воспоминания. Нам с большим трудом удавалось вытащить раненых с линии огня и расположить их под отвесными берегами Днепра. Уже набралось около 70-ти раненых, как вдруг от взрывной волны обрушился берег реки, поглотив под собой людей. Те, кого мало присыпало, начали откапывать остальных. В сознание я пришла спустя несколько часов после обнаружения. Во время обвала погибло 34 раненых. Больно вспоминать, ведь они так радовались спасению, благодарили. Смерть всё-таки отняла их у нас».

Тогда же, в 1943 году, только в декабре, Матрёна вступила в ряды коммунистической партии. Это было чрезвычайно важным для неё событием. Вера в благородство коммунистического дела была настолько сильна, что даже смерть становилась менее страшной.

Первым орденом Славы 3-й степени санинструктор Матрёна Нечепорчукова была награждена в июле 1944 года за проявленные мужество и сестринский долг при форсировании реки Вислы и в боях за Магнушевский плацдарм на территории Польши.

«Плавать не умею, а перед Вислой надо было другую речку вброд перейти. Поставили мы на головы мешки с медикаментами и перевязочным материалом и стали перебираться. Вода мне – под подбородок, документы в кармашке гимнастёрки вымокли, а санитарный мешок сухим остался. Больше 60 раненых после этого переправила на наш берег через Вислу... Откуда брались силы, я не знаю. И в грязь, и в стужу, когда на себе, когда на шинели под градом пуль мы вытаскивали здоровенных мужиков. Однажды пришлось ампутировать ногу раненому прямо в поле. Да, чего только не было. Всего не расскажешь», - вспоминала потом отважная санинструктор.

«Сила в такие минуты удесятеряется».

Встречая эту маленькую хрупкую женщину, все удивлялись – откуда же у неё брались силы, чтобы вытаскивать с поля боя солдат, многих из которых можно было по праву назвать колоссами. И Матрёна Семёновна охотно делались «секретом»:

«Сила в такие минуты удесятеряется – делаешь невозможное, то, чего в обычной обстановке никогда не сможешь. Так было в боях за Днепр: убило фельдшера Мищенко – он стоял в окопе спиной ко мне, нас присыпало землёй: чувствую – горячее по спине течёт, но боли не ощущаю. Оказалось, осколок угодил фельдшеру в шею, по моей спине текла его кровь. Так он погиб – не крикнул, не шевельнулся, прикрыл меня. Ещё один санитар пропал без вести, другого ранило разрывной пулей в левую руку («Ну, дочечка, кажется, я отвоевался»), я его перевязала, отправила в санроту – и осталась одна. Выводила и выносила раненых; тяжёлых, кто ходить не мог, оттаскивала в овраг, где пуля не достанет. Вернулась на поле боя, подняла двух бойцов: держу их за ремни, они на мои плечи опираются. Смотрю – другие раненые поднимаются, цепляются за моих, а потом ещё и ещё; пятнадцать человек, поддерживая друг друга, добрели таким образом со мной до полковой санроты. А Беспалов, комроты, говорит: «Надо бы Мищенко найти, похоронить по-человечески». Снова пошла искать тот окоп. Бреду во весь рост в каком-то оцепенении, в зное, в странной тишине, а окопа того всё нет и нет. Вдруг кто-то кричит, меня зовет. Глянула – командир четвёртой роты. Побежала к нему, и вдруг как ударит по нам беглым миномётным огнём! Прыгаю в окоп, смотрю – комроты в ногу ранен. На нём желтые яловые сапоги – я впервые такие увидела. Он кричит: «Режь сапог, терпения нет!» А я: «Не буду, жалко, давайте снимем!» А как его снимешь, если нога распухла? Так и этак пытаюсь – не снимается. Осторожненько распорола сапог по шву, рану перевязала, взвалила раненого себе на плечо, а он худенький, высокий, до земли свисает – слабый ещё, недавно из госпиталя. Доволокла, а он мне: «Куда ты шла-то? Ты же прямо к фашистам шла! Они тебя видели, потому не стреляли!» Я аж похолодела вся: «Вы меня спасли! Это ж чистая случайность, что я к ним не угодила». А разрезанный сапог его я всё-таки вместе с ним до своих донесла».

Победу встретила в Берлине.

В январе 1945 года после боя за польский Радом Матрёна Семёновна вместе с ещё двумя медработниками остались с ранеными в селе Овадов. Связь с полком оказалась прервана на четверо суток, а у трёх медиков «на руках» тридцать один раненый, многие тяжелые. На исходе продукты, медикаменты, а рядом бродят уцелевшие фашисты. На третий день вынужденной дислокации в селе началась пурга. Матрёна, покормив раненых и постирав бинты, услышала стрельбу. Увидев в окно гитлеровцев, открыла по ним очередь из автомата. К обороне присоединились старый солдат-фельдшер и те из раненых, которые были ещё в силах держать оружие. Атака фашистов была отбита. Вскоре раненные без потерь были переправлены в госпиталь.

Впоследствии эти солдаты написали ходатайство на имя командира полка о награждении Матрёны «ласковые руки» - такое прозвище ещё раньше дали ей однополчане. Так в апреле 1945 года Матрёна Нечепорчукова получила Орден Славы 2-й степени.

Победу Матрёна встретила в Берлине, у Бранденбургских ворот.

«Украину освобождала, Белоруссию, Польшу, войну закончила прямо в Берлине. Когда мы дошли до германской границы, там было крупно написано: «Вот она, проклятая фашистская страна». Дословно помню, картина и сейчас перед глазами. Фрицы дрались до последнего, прятались в подвалах, подземках, но всё равно с оружием… Бои идут, у нас раненых много. Кто тяжёлый был – тех не спрашивали, отправляли сразу в тыл. А кто полегче, ранение они уже в Берлине получили, стали просить до Дня Победы их оставить. Начальство разрешило… Уже был подписан акт о безоговорочной капитуляции, но стычки с недобитыми эсэсовцами продолжались, и у нас работы было немало. Расположили раненых в квартирах, на чистых полах – первые за всю войну такие условия! Ночью с 8 на 9 мая, часа в четыре утра, влетел к нам связной: «Кончилась война! Победа!». Мы подхватились, стали обниматься и плакать от радости, пришивали прыгающими пальцами белые подворотнички, готовились к параду Победы. Гитлер только собирался гулять в Москве, а мы на деле победное вино пили в Берлине!»

В боях за Берлин Матрёна вновь отличилась. Вынесла с поля боя около восьмидесяти солдат и офицеров. Интересный факт – художник Виктор Климашин решил запечатлеть для журнала «Огонёк», в котором он работал, портрет отважной медсестры. Вместо двух Орденов Славы, сияющих на груди девушки, он нарисовал три. Как будто предвидел – в мае 1946 года за проявленный героизм при форсировании Одера, в сражениях за Зееловские высоты и боях на улицах Берлина Матрёна была награждена Орденом Славы 1-й степени, став одной из четырёх женщин, полных кавалеров Ордена Славы.

И снова из воспоминаний Матрёны Семёновны:

«Осознание того, что война закончилась, пришло не сразу. Уже после торжественного обеда, вечером 9 мая, в более непринуждённой обстановке мы начали вспоминать фронтовые годы. Оглядываясь назад, в военное прошлое, нам представлялись разрушенные города, сожжённые деревни, кровь, убитые. И первое, что возникло, это ощущение душевной боли за всех тех, кто погиб, так и не дожив до победы. Немало из наших однополчан не дожили до этого дня нескольких месяцев и даже дней. Большинство из них были очень молоды. Плакали все. Мужчины постарше уходили в укромные места. И там, возможно, первый раз в своей жизни, плакали. Мы понимали, что впереди годы тяжёлого труда, восстановление разрушенного».

«Видно, нацию свою арийскую они за счёт других народов спасали, своих всё же берегли».

Матрёна Семёновна ещё пять лет после Победы служила в Группе Советский войск в Германии. Там же встретила и свою вторую половину – старшину Виктора Константиновича Наздрачёва. Здесь же родилась первая их дочка. Многое Матрёну тогда удивляло в Германии, и в первую очередь то, что среди немцев, проигравших войну, она не видела инвалидов. Она это объясняла по-своему:

«Что меня тогда сильно удивило – это улица длинная, мужчин-немцев много, а все живы-здоровы, с руками-ногами. Видно, нацию свою арийскую они за счёт других народов спасали, своих всё же берегли. И инвалидов или покалеченных я ни разу не видела. Насколько мы знали, у них в войну правило было – тяжелораненому сделают укольчик, завернут в бумагу и до свидания. Тоже, наверное, в их философию укладывалось, чтобы не портили «лицо» нации».

В мае 1950 года Матрёна Семёновна с Виктором Константиновичем и дочкой переехали на родину мужа в Ставропольский край. И здесь много лет женщина отдала служению медицине. Красногвардейская спецшкола для больных полиомиелитом детей, участковая больница, хирургическое отделение Ставропольской краевой клинической больницы. Хотела бы учиться дальше, но не позволило здоровье, в том числе и резко ухудшающееся зрение после двух контузий…

«Мы уехали в Ставропольский край, в село Дмитриевское. Стала там работать медсестрой в участковой больнице. Дежурила часто в ночную смену: у нас дочки подрастали, Люда и Лариса, днём я с ними сидела. Они как-то подсчитали: «Ты, мамочка, пять с половиной лет не спала». Иногда меня на месяц-два, а то и больше, переводили работать патронажной сестрой: ходила по домам, делала детям уколы и прививки. Люблю детей. Наверно, потому, что сама сиротой росла. Прихожу, например, а они одни дома. Открывают: «А мы ждали, мамка сказала тётя уколы делать придёт». Если уколов боялись, говорила: «Сегодня не уколы ставлю, а прививки». Это слово нестрашное. Иголочки тоненькие выбирала, сама в магазине покупала. Ставлю укол – детки и не чувствуют. Почти всех по именам знала... Потом переехали мы в село Красногвардейское, тоже на Ставрополье, стала работать в процедурном кабинете. Но зрение у меня подкосилось: сказалась контузия. Поэтому пришлось перейти работать массажисткой в интернат. Одиннадцать лет там протрудилась».

Доводилось Матрёне Семёновне встречаться с сослуживцами, в том числе с теми, кому она когда-то спасла жизнь. Иногда эти встречи устраивали для неё в качестве сюрприза. Так отважной медсестре довелось через несколько лет после войны увидеться с бойцом, рядом с которым она была запечатлена на снимке в газете «Правда»:

«Бойца раненого я тогда на газетном снимке не узнала; жестоким был тот бой, всё вокруг гремело и полыхало, не запомнила его лица. Но вот однажды пригласили меня в Невинномысск на праздник труда после уборки урожая. Там вызывают на сцену и представляют собравшимся человека – Александра Сергеевича Рогачева, того самого, что на снимке в «Правде» со мной. Разревелась я и сразу всю картину боя вспомнила: Кюстринское направление, рвутся снаряды, с неба сыплется земля, а я веду его к лодке переправлять через Одер... Повспоминали мы с Сашей прошлое, поговорили о будущем – чтобы никогда война не повторилась!»

А иногда и сами бойцы находили свою спасительницу. Матрёна Семёновна вспоминала ситуацию, произошедшую с ней в Изюме в День Победы:

«Разговариваем, вдруг подходит человек, протягивает мне свою фронтовую фотографию. Я её разглядываю. «Это старшина Аверьянов! — говорю. — Шрам у него на щеке хорошо помню!» Поднимаю голову, и аж в глазах потемнело: батюшки, да это ж он, Аверьянов, сам мне свою фотографию дал! И шрам тот же! Мы войну с ним вместе заканчивали...»

Подвигов могло бы хватить на несколько жизней.

А ещё Матрёна Нечепорчукова вспоминала, как они с сослуживцами пели песни на войне:

«И сами складывали песни на знакомые мотивы. Например, на мотив «Давай, закурим». Кстати, когда я впервые услышала: «Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах – где-нибудь, когда-нибудь мы будем говорить», меня обида взяла: будем ли говорить, выживем ли? Намного позже, в студии Останкино, встретились мы с Клавдией Ивановной Шульженко, и я рассказала ей, как тяжело было слушать эту песню в военном пекле, где, казалось, не было шанса выжить. Она мне ответила: «А вот видите, песня оказалась права».

Очень интересно Матрёна Семёновна ответила на вопрос журналистки о счастье:

«Любимая работа, когда она спорится. Дети. Лад в семье. Не погибнуть на войне — тоже, наверное, счастье... Жизнь такая пошла хорошая. Выступаю перед молодёжью, говорю «Как нам хочется, чтобы вы никогда не узнали, что такое война!». И в начале каждого года вношу свой вклад с пенсии в Фонд мира».

Уже задолго после войны Матрёну Семёновну нашла ещё одна высокая награда – 12 мая 1973 года на Всесоюзном форуме представители Международного Красного Креста вручили ей золотую медаль Флоренс Найтингейл. Эта награда учреждена в честь английской медсестры и присуждается один раз в два года медсёстрам и добровольным санитаркам «за проявление исключительных душевных и профессиональных качеств при спасении больных и раненых во время стихийных народных бедствий и войн».

Сегодня Матрёна Семёновна уже не с нами – отважной медсестры не стало 22 марта 2017 года. Она лишь чуть-чуть не дожила до своего 92-летия. Но память о ней жива. Её военная гимнастёрка хранится в Центральном музее Вооружённых сил в Москве. А 3 апреля 2018 года в Ставрополе на территории краевой клинической больницы был открыт памятник Матрёне Наздрачёвой. И нельзя не согласиться со словами губернатора края во время открытия памятника: «Подвигов, которые совершила Матрёна Наздрачёва, могло бы хватить на несколько жизней».