Автор признаётся, что по-человечески ему симпатичен Фёдор Фёдорович Линде. Честный был человек, любил Россию, мог принести ей немало пользы. Но бывает, увы, что добрые дела в жизни совершает кто-то лично нехороший, а замечательный, искренний идеалист – наоборот…
В памяти Краснова
В нашей справке сказано, как гибель Линде отразилась в русской литературе. Но есть ещё одно свидетельство – по сути документальное. Всё случилось в расположении III кавалерийского корпуса, которым в 1917-м командовал генерал-майор П. Краснов – будущий знаменитый атаман. В его мемуарах «На внутреннем фронте» убийство Линде описано подробно, ведь Краснов оказался очевидцем.
Сам Линде ему запомнился таким: «Это был совсем молодой человек. Манерой говорить с ясно слышным немецким акцентом, своим отлично сшитым френчем, галифе и сапогами с обмотками он мне напомнил самоуверенных юных немецких барончиков из прибалтийских провинций, студентов Юрьевского университета. Всею своею молодою, лёгкою фигурою, задорным тоном (…) он показывал своё превосходство над нами, строевыми начальниками».
Математик и философ
То, что этот человек Краснову показался молодым, – видимо, субъективное восприятие. Линде погиб в 36 лет – не мальчик! Целая биография была за плечами.
В 1911 г. полиция внезапной облавой накрыла небольшой уютный пансиончик в Мустамякки (тогда – Финляндия, входившая в Российскую империю). Там скрывались подпольщики-большевики, люди серьёзные, причастные к экспроприациям на Урале. Разыскиваемые успели сбежать, а вот владельцами заведения полиция заинтересовалась. Это оказались два брата-студента, сочувствовавшие социал-демократам (правда, непосредственно хозяйство в пансионе вела их мать) – Иван (Иоганн-Альберт) и Фёдор (Фридрих-Михаил) Линде. Обоих приговорили к ссылке. Но Фёдору (про Ивана не знаем) разрешили вместо Сибири уехать за границу для продолжения образования. Почему? Трудно сказать. Возможно, юридически его вину посчитали не такой уж серьёзной. А может, просто учли, что талантливый математик. Чем такому в ссылке новой политической дури набираться – пусть едет подальше, занимается своей наукой, всем лучше будет.
И Линде действительно занялся наукой. Его интересовал стык математики и философии. Научные труды Фёдора Линде сегодня выложены в Интернете, скачиваются, переиздаются – значит, востребованы и ныне.
Два центра
Но Россию он действительно любил (и революции сочувствовал, именно мечтая об обновлении родины). Перед Первой мировой вернулся домой. В 1914-м – даром, что русский немец! – пошёл в армию добровольцем-вольноопределяющимся (это были, если не углубляться, нижние чины с образованием, кандидаты в офицеры). Правда, на фронт не попал, служил в столичном лейб-гвардии Финляндском полку.
Дальше – февраль 1917-го. Великая империя, по выражению известного философа В. Розанова, «слиняла в два дня». В ликующем от «праздника непослушания» Питере возникли два центра силы – Временный комитет Государственной думы (срочно формировавший Временное правительство) и возникший ему в противовес явочным порядком Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов (Петросовет). Обратите внимание на слово «солдатских». Одуревшие от внезапной вседозволенности солдаты гарнизона шлялись по улицам с оружием, безобразничали. Глава Думы Родзянко потребовал, чтобы их убрали в казармы. Но Петросовет хотел переподчинить гарнизон себе – и зазвал представителей воинских частей на разговор. Посудачить, так сказать, о том, как «серым шинелям» быть в новой политической реальности.
Линде – образованный, умный, речистый – считался в своём полку одним из неформальных солдатских лидеров. И закономерно, что тоже оказался на этой встрече.
Роковое слово
Уже после убийства Линде Краснов в разговоре с представителями Временного правительства заметил: случившееся прискорбно, я покойного честно пытался спасти, но при этом считаю одним «из крупных виновников революции». И даже не подозревал, как был прав. В истории революции, в истории старой армии, да и во всей истории России Линде невольно сыграл фатальную роль. Тем, что произнёс одно-единственное слово.
В старой подшивке «Огонька» я наткнулся на малоизвестные (по крайней мере в Интернете их нет) воспоминания «товарища Н.Д. Соколова» – бывшего присяжного поверенного Николая Соколова, «беспартийного революционера», который 1 марта 1917-го от имени Петросовета и проводил ту самую встречу с солдатскими делегатами. Дело было в Таврическом дворце, Соколов вспоминал, как, стоя «на шатком ломберном столике», он прямо на руке записывал звучавшие из всех углов предложения. Надо в частях создать «солдатские комитеты», подчинённые именно Петросовету, они будут утверждать (или не утверждать!) распоряжения других начальников… Комитеты должны распоряжаться оружием и имуществом, а офицеров к нему не подпускать… И вообще приказы действительны лишь в строю, а в прочее время солдат – частное лицо… Да ещё всякие «ваше благородие», отдание чести и т.д. – отменить…
Потом предложения сели оформлять на бумаге – сам Соколов, посланец Преображенского полка солдат Падерин, делегат «от автомобильной части» Садовский и Линде от «финляндцев». Встал вопрос, как документ назвать. Обращение? Воззвание? И тут Линде (Солженицын в «Красном колесе» настаивает, что это был именно он) бросил – «приказ»!
Приказ! Гениально! Вот слово, которое всё расставляет на места! Оно понятно военным! Сразу показывает, «кто в доме хозяин»!
Так родился печально известный «Приказ №1» Петроградского совета. Посреди войны по причинам вполне себе политиканским вышел документ, прямо предписывающий воинским частям превращаться в дискуссионные клубы, а офицеров посылать по матери. Да, формально он адресовался лишь питерскому гарнизону – но, опубликованный многотысячным тиражом, тут же был воспринят повсюду как руководство к действию. Казалось бы – какое право у этого самозваного Петросовета военным приказывать? Но выглядело всё так, будто такое право есть. Да, в «Приказе №1» имелись ритуальные слова о необходимости блюсти дисциплину. Но это пропускалось мимо ушей, ведь слышат то, что хотят слышать. Да, армия разлагалась и так. Но «Приказ №1» разложение узаконил.
В общем, тут много можно говорить…
В книгах и на экране
Фёдор Линде был яркой фигурой, и история его гибели отразилась в русской литературе. Можно вспомнить стихотворение О. Мандельштама «Когда октябрьский нам готовил временщик…» – поэт и Линде были знакомы. Разъярённые солдаты в «Хождении по мукам» А. Толстого убивают милого либерала Смоковникова, поехавшего на фронт комиссаром Временного правительства. Но самое яркое литературное воплощение – комиссар Гинц (Гинце) в «Докторе Живаго» Б. Пастернака. Разумеется, Гинц и моложе («тоненький и стройный, совсем ещё неоперившийся юноша, который, как свечечка, горел самыми высшими идеалами»), и проще. Но ряд деталей (немецкое происхождение, манера держаться) подсказывает, с кого писался этот персонаж. И гибнет он, пусть чуть иначе, но схоже. «У дверей вокзала (…) стояла пожарная кадка. Гинц вскочил на её крышку и обратил к приближающимся несколько за душу хватающих слов, нечеловеческих и бессвязных. Безумная смелость его обращения, в двух шагах от распахнутых вокзальных дверей, куда он так легко мог бы забежать, ошеломила и приковала их к месту. Солдаты опустили ружья. Но Гинц стал на край крышки и перевернул её. Одна нога провалилась в воду, другая повисла на борту кадки. Он оказался сидящим верхом на её ребре. Солдаты встретили эту неловкость взрывом хохота, и первый спереди выстрелом в шею убил наповал несчастного, а остальные бросились штыками докалывать мёртвого».
Ярким художественным явлением стал телесериал по мотивам романа «Доктор Живаго» (сценарий Ю. Арабова, режиссёр А. Прошкин, 2002 г.). Гинца (Гинце) там замечательно сыграл А. Кузичев.
444-й полк
Линде ещё поучаствовал в революционных событиях – в апреле 1917-го вывел на улицы роту «финляндцев» на демонстрацию «за мир без аннексий и контрибуций». Хотя сам был как раз за «войну до победного конца», считал, что тут обновлённая Россия должна стоять насмерть со всей цивилизованной Европой – и даже написал письмо в газету, объясняя, что в демонстрации участвовал скрепя сердце, повинуясь мнению товарищей и дисциплине делегата Петросовета.
Летом 1917-го началось наступление. И стало быстро захлёбываться – солдаты в бой идти не хотели, а «Приказ №1» лишал офицеров механизмов управления. Оставалось одно – убеждать. Для этого Линде и поехал в Галицию на Юго-Западный фронт комиссаром Временного правительства. Так они со строевиком и монархистом Красновым неожиданно оказались союзниками – ведь оба требовали дисциплины.
…В тот день Линде приехал разбираться с не пошедшим в атаку 444-м полком 3‑й пехотной дивизии. Краснов с группой надёжных казаков его сопровождал. Линде выступил с пламенной речью, хотя было видно: он раздражает угрюмых окопников. Но выдачи зачинщиков саботажа всё же добился. Тут бы и уехать – да решил вдобавок просто поговорить с солдатами. И – затянул время. Между тем Краснову шепнули: увозите этого комиссара поскорее, солдаты сговариваются его убить, а соседний 443-й полк идёт на помощь 444‑му. Линде еле усадили в машину, причём он всё порывался вернуться, договорить, разъяснить: «Это мой долг!»
Ехали так: Линде и командир дивизии генерал Гиршфельдт в машине, Краснов с казаками – на отдалении, верхом. Краснов увидел – впереди, у прогалины с какими-то землянками, автомобиль перехватили солдаты…
«Шофёры остановили машину, выскочили из неё. За ними выскочили Линде с Гиршфельдтом. Линде бросился в землянку. Какой-то солдат ударил его прикладом в висок. Он побледнел, но остался стоять. Тогда другой выстрелил ему в шею. Линде упал, обливаясь кровью».
Но хоть погиб сразу. А захваченного Гиршфельдта и других офицеров потом убивали долго, с пытками и издевательствами…
И ничто уже не могло остановить распад.