«Те же джунгли этот гаолян, / Только без озёр и без полян. / Здесь на свист хунхуза – за версту / Свистом отзывается хунхуз». Стихотворение «Хунхуз» замечательный поэт русского зарубежья Арсений Несмелов в 1920-е написал в Харбине – китайской столице белой эмиграции. Что ж, слово «хунхуз» на Дальнем Востоке знал каждый – и тогда, и раньше.
Из первых уст
Понятие «Маньчжурия» в описываемое время подразумевало северо-восток Китая и российские Приамурье с Приморьем. Край бурно развивался. Но если где-то есть кого пограбить – обязательно ведь найдутся те, кто этого захочет?
«Хунхузы» – китайские профессиональные разбойники – были тогда головной болью по обе стороны границы. События лета-осени 1896 г. на реке Уссури – может, и не самый громкий эпизод борьбы с ними. Скажем, в отличной книге Д. Ершова «Хунхузы: необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке» (её в первую очередь порекомендуем заинтересовавшимся темой) полно сюжетов и более закрученных. Но наша история – типичная, показательная… К тому же отображена была и в написанном по свежим следам в очерке И. Ювачёва «Борьба с хунхузами на маньчжурской границе» («Исторический вестник», 1900 г.). К этому «первоисточнику» «АН» тоже обратились.
Кто такой Иван Ювачёв – см. справку. В апреле 1896-го он, капитан парохода «Инженер», готовился к навигации. Новенькое судно предстояло принять, покрасить, спустить на воду. Дел – по горло! И как-то Ювачёв пропустил мимо ушей предложение взять на борт десяток берданок и несколько револьверов – ведь хунхузы опять объявились!
Логика волков
Было время – китайские власти сами натравливали хунхузов на русских поселенцев. Да, Муравьёв-Амурский вывел Россию на Дальний Восток, да, дипломатические договоры (Айгунский, 1858 г., Пекинский, 1860 г.) закрепили границу с Поднебесной. Но цинский Китай, с одной стороны, Приамурье и Приморье не мог удержать, с другой – жалко было терять. Вот и подзуживали китайские чиновники волчьи стаи, чтобы те покусывали русских – мол, всё равно вы здесь не хозяева! Но в случае чего – мы ни при чём, ах, эти уголовники…
Только и Россия давала сдачи. Десятилетиями шла «тихая война» наших военных и казаков с хунхузами: они нападают, мы отвечаем, бои, рейды... К концу ХIX века всё не то чтобы стихло, но, скажем так, упорядочилось. Вот наша сторона, вот ваша. Правда, граница – сугубо номинальная, контролировать приток идущих к нам китайцев (наши их звали «манзами») не получалось. А те шли толпами: на русской стороне уже расцвёл Владивосток, прокладывался Транссиб – и был шанс наняться на работы, ведь дома голь да нищета. Ещё в этих краях исконно жили нанайцы (гольды), с согласия властей селились корейцы. Самих русских в крае при всём том было относительно немного – всё больше казаки (амурцы и уссурийцы) да всякого рода служивый люд. Крестьяне из «большой России» ещё только переселялись.
Хунхузы – волки (точнее – шакалы). И логика у них волчья (или шакалья). Именно по этой логике на русских они сейчас нападали нечасто, предпочитая добычу полегче: «манз», гольдов, корейцев. Может, и в 1896-м поостереглись бы связываться, да вышло так...
Два берега
Станица Покровская – русский берег пограничной Уссури. На другом – нанайская деревня. Вообще русские с нанайцами (как и с мирными китайскими крестьянами) ладили, и по хозяйственным делам что те, что другие границу пересекали не глядя. Вот и какой-то казак из Покровской увидел, что к тому берегу пристали две большие шаланды. Решил – китайские купцы гольдам сулю привезли. Суля – китайская водка, противная, вонючая, но крепче и дешевле русской – потому многие наши её предпочитали. Вот и казачок разохотился.
В лодке с ним поплыло несколько корейцев. Вышли. Тут какие-то китайцы их всех скрутили. А как раз подплыла с русского берега ещё лодка – семья из Покровской тоже решила, что это купцы, захотела глянуть, что за товар. Скрутили и этих. Русских связали и повели в амбар, а корейцев стали резать – потому что были это хунхузы, приставшие пограбить нанайцев, и им не требовались неожиданные свидетели. Почему не тронули наших? Может, опасались. Может, хотели для выкупа поберечь. Но неподалёку косил сено тоже казак из Покровской. Услышав крики убиваемых, послал сына посмотреть, что происходит. Тот вернулся с круглыми глазами…
В общем, в Покровской поднялась тревога. Выручать своих, надев мундир, поплыл станичный атаман Кудрявцев с двумя сопровождающими. «Кто такие, почему наших казаков задержали?» «Мы – китайские солдаты! – слышит в ответ. – Да, русских задержали, но не казаков, а каких-то бродяг!» Что ж, наши, когда попались, были, понятно, в домашнем. При этом китайские солдаты тогда зачастую не имели формы, и, глядя на китайца с ружьём, не понять было с ходу – солдат или хунхуз? Только солдаты корейцев бы не стали резать. Нет, трупы уже убрали, но Кудрявцев-то об убийстве знал! Однако виду не подал. Ну, раз вы солдаты, вопросов нет. Я атаман, лицо официальное. Обменяемся расписками, и я своих забираю. Согласны? Пишет расписку, один из хунхузов тоже важно изображает что-то иероглифами на бумажке. Всё… С отпущенными русскими Кудрявцев плывёт домой.
Но в окрестные станицы помчались нарочные: тревога, хунхузы!
Отец Хармса
Ивана Павловича Ювачёва (1860–1940) обычно вспоминают как отца писателя Даниила Хармса (Ювачёва). При этом, зная, сколь колоритной фигурой был Ювачёв-старший, не удивляешься особенностям личности и творчества Ювачёва-младшего.
В молодости военный моряк И. Ювачёв входил в «Народную волю». Получил 15 лет каторги. В одиночке Шлиссельбурга вдруг уверовал – да так искренне и страстно, что ему официально предложили вместо отбытия срока уйти в монастырь. Но Ювачёв предпочёл Сахалин. Тамошнее начальство отнеслось к такому заключённому снисходительно – жил вольно, работал на метеостанции. С ним виделся посетивший каторгу А. Чехов (считается, что их общением навеян «Рассказ неизвестного человека»). По окончании срока Иван Павлович некоторое время ходил по дальневосточным рекам капитаном парохода, доставлявшего грузы на строительство железной дороги. К тем временам и относятся воспоминания, на которые мы опирались. Экзальтированная религиозность не сужала (как иногда бывает) кругозор автора – очерк не только ярко излагает события, но и полон тонких описаний природы, этнографических наблюдений, метких деталей и размышлений.
Совместная операция
Так началась эта военная кампания. С нашей стороны – казаки, армейские подразделения плюс… неожиданный союзник. На китайском берегу та же банда напала на золотой прииск. Его начальник генерал Джао-Мян (Д. Ершов даёт современное и, видимо, более верное написание – Чжоу Мянь) зафрахтовал наш пароход «Ингода», прицепил к нему две баржи и, погрузив на них солдат приисковой охраны, вышел в свой поиск по реке. Действовали совместно. Заметим – официальный Пекин контактов с русскими в общем-то не одобрял. Но если на уровне местного начальства находился человек смелый, умный, дипломатичный (а Джао показал себя именно таким), то он понимал: проблема решается лишь сообща.
Позже эти солдаты Джао помогли обеспечить численный перевес, это дало возможность выставить заслоны во всех нужных местах – тоже один из факторов, обеспечивших успех. Но пересказывать все перипетии той трёхмесячной эпопеи – дело долгое. Реально «совместная операция» обернулась зачисткой обоих берегов Уссури от всех хунхузских группировок. Хотя далась победа не просто. Хунхузы знали местность, у них была своя отлично поставленная разведка, да и жизнь продавали дорого. О накале схваток говорит дивная подробность из очерка Ювачёва. Во время одного боя началось солнечное затмение. Но ни наши, ни хунхузы на сгустившуюся тьму не обратили внимания! До того ли, когда такая пальба с двух сторон…
Пару раз и сам Иван Павлович пожалел, что не взял на борт оружие. Но обошлось.
Решающий удар по хунхузам был нанесён 9 сентября – на эту дату в 1896 г. выпал китайский Праздник середины осени. Как и предполагалось, бандиты выпили, размякли...
Попутные детали
Как сказано в справке, очерк Ювачёва интересен массой попутных деталей. Вот некоторые…
После одного боя наши в таёжной фанзе, где укрывались хунхузы, нашли дико изуродованный труп – вырезанные щёки и т.д. Зачем же так издеваться над жертвой? Но выяснилось – тут не издевательство. Хунхузская медицина! Какие в тайге лекарства, чтобы своих раненых лечить? Женьшень (отобранный у искателей), травы и вот – убить человека и куски его свежего мяса прикладывать к ранам. Считалось – помогает заживлению.
Колоритными персонажами оказались и пойманные бандитские главари. Выяснилось: разбойничают они в тёплое время года, а на зиму уходят в города и… Один служил актёром китайского театра. Другой (его изобличили по найденной расписке Кудрявцева) нанимался во Владивостоке слугой к какому-то русскому генералу. Третий лишнего про себя не рассказывал, зато перед казнью (суд вершил Джао) обратился к собравшимся «манзам» с пламенной речью. Я, кричал, семьдесят человек убил, сейчас сам стану семьдесят первым, но ни о чем не жалею – ведь, в отличие от вас, жил вольно и весело! Ювачёв отмечает, что «манз» его речь впечатлила – их-то жизнь была бедна и беспросветна. Не иначе завтра кто-то сам в хунхузы подастся.
«(…) Отрубили голову ему. / И на длинной жерди голова / Не жива была и не мертва, / И над ней кружилось вороньё: / Птицы ссорились из-за неё». Это вновь стихотворение А. Несмелова. Да, отрубленные хунхузские головы украшали окрестности многих китайских, корейских, нанайских деревень. Хотя помогало мало. Вот и после «хунхузиады» (слово И. Ювачёва) 1896 г. новые банды появились довольно скоро.
…Покончили с хунхузами лишь акции сами по себе бесчеловечные: беспощадная к местным жителям японская оккупация Маньчжурии (1931 г.) и проведённая НКВД депортация китайцев и корейцев с советского Дальнего Востока в 1937-м.