«3 февраля сего (1831) года в комитет министров внесена была по высочайшему повелению генерал-адъютантом Бенкендорфом записка (…) о Михаиле Андрееве Кологривове, преданном суду за вступление в службу испанских инсургентов…»
Сын генерала
Мишенька Кологривов принадлежал к одной из самых родовитых фамилий того времени. Отец – когда-то любимец Павла I – участвовал во многих войнах, в 1812‑м обеспечивал кавалерийские резервы русской армии (его адъютантом, между прочим, был Грибоедов). Генерал от кавалерии, добрый, всеми уважаемый человек. В 1825-м умер. Нет, семья не бедствовала. Но вдова оказалась с тремя маленькими детьми на руках. Опеку над 13-летним Мишей взял на себя дядя – сенатор Н. Челищев. Только этот Челищев на похоронах Кологривова-старшего обронил про покойного что-то нехорошее, Миша услышал – и дядю возненавидел. Более доверял другому опекуну – Д. Бегичеву, воронежскому губернатору. А конкретно мальчика препоручили гувернёру – англичанину, доктору права Б. Джону, у нас его звали Богданом Ивановичем Ионом. Когда Мише исполнилось 18 лет (1830) они с мистером Джоном отправились во Францию – для расширения кругозора молодого человека.
О случившемся далее рассказывают материалы судебного дела М. Кологривова, опубликованные в 1937 г. журналом «Красный архив» (первопубликатор Э. Кацман).
«Три славных дня»
Бывает, попадёт человек в водоворот событий – и ничего уже от него не зависит, на всё воля обстоятельств. А бывает, обстоятельства обстоятельствами, но будь натура иной… Юный Кологривов «с детства выказывал пылкий, своевольный и настойчивый характер, а потому и вольнодумство» (из материалов дела). При этом, похоже, был добр, совестлив и, что называется, «с возвышенной душой». К делу приложены его письма: Миша извиняется перед родными за то, что подставил их, перед Джоном, просит, чтобы того ни в чём не винили, компенсировали потраченные личные деньги. Родись этот юноша раньше – явно оказался бы в декабристах (как два его кузена). Но от судьбы ведь не уйдёшь. Вот приехали они с Богданом Ивановичем во Францию – а там как раз революция!
Если правильно – «Вторая французская революция» 1830 года. Бурбоны, вернувшиеся на трон после Наполеона, как тогда говорили, «ничего не забыли и ничему не научились», стремились постепенно вернуть всё к принципам XVIII века с его абсолютизмом. Но народ-то уже был другим! Долго копившееся общественное недовольство разрядилось в июле 1830 года. Грянули «три славных дня» баррикадных боёв на улицах Парижа. Король Карл Х отрёкся, на престоле его сменила компромиссная фигура – Луи-Филипп I, «король-гражданин».
Это канва событий. Чтобы почувствовать их дух, вспомните знаменитую картину Э. Делакруа «Свобода на баррикадах». Она как раз про революцию 1830 года.
Накануне русский царь Николай I потребовал, чтобы его подданные, находившиеся во Франции, немедленно вернулись домой. Но молодого Кологривова захватил революционный восторг. Он оказался на баррикадах, «подвергал многократно жизнь свою опасности» (из письма матери) – а старый Джон, подобно пушкинскому Савельичу, с плачем разыскивал воспитанника на охваченных бунтом улицах.
Миша объявился по окончании «славных дней» – и сообщил, что на баррикадах сдружился с замечательными людьми, испанскими эмигрантами во Франции. Хотите, Богдан Иванович, подъедем к ним? Познакомлю! Но, увы, накануне прошёл дождь, мистер Джон вымок, его скрутил ревматизм. Миша ушёл один.
И – исчез. А чуть позже Богдан Иванович нашёл оставленные воспитанником письма. Тот писал, что ненавидит самовластие, что вступил поручиком в испанский легион генерала Мина, что уходит с новыми друзьями делать революцию дальше – уже в Испании. В деспотичную Россию возвращаться не желает, от наследства отказывается, отныне его девиз – «Свобода или смерть!».
Джону оставалось лишь переправить эти письма (со своими пояснениями) в Россию. Кто известил власти – родня, опекуны или кто-то ещё, – неясно. Да и какая разница?
С другой стороны
Далее делом Кологривова занимались лично Николай I, шеф тайной полиции Бенкендорф, высшие судебные инстанции империи… Но ведь и то сказать! Представьте, что в наши дни сын, например, бывшего замминистра обороны сбежит в ИГИЛ (запрещённый в РФ). Тогда Мишин поступок воспринимался примерно так же.
И дело не в том, что бросались крамольные слова «свобода», «тирания», «борьба с рабством». И даже не в том, что суровый Николай, пережив в начале царствования восстание декабристов, не терпел никакой фронды. Кологривовская выходка разъярила бы и царя более мягкосердечного…
Тогдашняя Европа жила на принципах Священного союза. Его заключили в 1815‑м Россия, Пруссия и Австрия и поддержали все европейские монархи. Суть: Европа пережила Наполеоновские войны. Страшное время, страшная цена за наступивший мир. Наполеона породила французская революция 1789 года. Революции – причина всех бед, всех возможных новых войн! Потому, где бы ни полыхнуло вновь, – мы сообща тушим пламя на корню, чтобы пожар не перекинулся на другие страны.
На деле принцип иногда соблюдался, иногда нет – тут в каждом случае индивидуально. И итог парижских событий 1830 г. был вроде бы умеренным: просто один король сменил другого. Но, выходит, власть можно «потрогать руками» – и добиться своего? Тут же забурлили Нидерланды, германские княжества, Италия, находившаяся под властью Австрии… В Российской империи взбунтовалась Польша.
Не страшен был Николаю этот мальчишка! Но щенок посмел ослушаться высочайшей воли, набрался французской заразы, сейчас связался с какими-то испанцами... А фамилия громкая. Тем более спускать нельзя.
Чужой поход
Упоминания о походе генерала Мина, в котором участвовал Кологривов, автор данного текста в исторической литературе нашёл с трудом. Незначительное событие, оставшееся без последствий. Это чуть ранее в Испании бушевали серьёзные страсти – республиканская революция полковника Риэго (человек, восхищавший Рылеева, молодого Пушкина), попытки сокрушить абсолютизм парламентским путём. Но революция с помощью того же Священного союза была задушена, Риэго повешен. Началось так называемое мрачное десятилетие. Франсиско Мина, крупный партизанский командир времён антинаполеоновской герильи, а позднее соратник Риэго, на волне французского успеха попытался переломить ситуацию: собрать эмигрантский легион, перейти франко-испанскую границу, вновь поднять восстание.
Увы! – большая часть легиона в Испании была тут же разгромлена. А отряд, где был Кологривов, вообще Испании не достиг. Луи-Филипп не хотел ссоры ни со Священным союзом, ни с Мадридом. Бунтарей перехватили на марше ещё во Франции, разоружили, взяли под стражу.
«Заблудившийся»
А через пару месяцев стало ясно: ситуация тупиковая. Ну, сидит Миша в лагере в Бурже... Революция кончилась, новой в ближайшее время не предвидится. Что дальше – непонятно. Денег нет. Приходилось одалживаться у кого можно, потом кредиторы ехали к мистеру Джону в Париж с записками, чтобы отдал. А тот сам жил в обрез и слал отчаянные письма Бегичеву: пришлите хоть что-нибудь! Между тем Петербург уже принял решение: юному Кологривову возвращение запретить. Если же появится в России… Достоин повешения, но, учитывая происхождение, – каторга. На его долю наследства (деньги и имение) был наложен арест. Бегичев что-то слал из своих и умолял ненавистного Мише Челищева, чтобы тот, используя связи, добился для «заблудившегося» родственника хоть какого-то снисхождения.
В общем, ещё через год Михаил Кологривов через посольство подал царю прошение «о даровании высочайшего прощения и разрешении вернуться в отечество». Николай разрешил – с условием, что тот по возвращении немедленно вступит простым солдатом в армию и будет служить, пока не искупит вину.
Мишу зачислили рядовым в егерский полк и отправили на Кавказ. Егеря – тогдашний спецназ, на Кавказе им поручались самые опасные дела.
…Говорят, если ты в юности не революционер – ты подлец, но если и до старости революционер – ты дурак. Подлецом наш герой точно не был. Переменил ли взгляды к старости? А он до неё не дожил. Умер в 38 лет, в 1851 году.
Я хату покинул, пошёл воевать…
В XIX веке русские добровольцы ещё не раз участвовали в чужих войнах. Около 50 русских сражалось под знамёнами Гарибальди (период 1850–1860-х). Свыше 6 тыс. было на сербско-турецкой войне (1876–1877). Более 200 – в Англо-бурской войне (1899–1902).
Мотивы, толкавшие этих людей «хату покинуть, пойти воевать», были самые разные: неуёмность характера, жажда приключений, личные обстоятельства, политические взгляды. Но случай Кологривова показателен: «волонтёры свободы» нередко оказывались в оппозиции к российской власти. Среди гарибальдийцев были революционеры Л. Мечников и А. Бенни. В антиосманской борьбе сербов и черногорцев участвовали будущие народовольцы А. Баранников, П. Поливанов, революционный писатель (и убийца шефа жандармов Н. Мезенцева) С. Степняк-Кравчинский. При этом неприятие российских порядков могло быть и с другого фланга. Помогать сербам отправился (и одно время командовал объединёнными войсками) генерал М. Черняев, когда-то завоевавший для России Ташкент («АН» №23-2015). Дома он яростно критиковал правительство – но со славянофильско-консервативных позиций. Позднее в рядах буров дрался молодой ещё А. Гучков – потом знаменитый политический деятель. Гучкова не отнесёшь к революционерам. Тем не менее именно он, отстаивавший интересы крупного капитала, стал одной из ключевых фигур Февраля 1917-го, принимал отречение Николая II.
Даже в биографиях тех, кто политикой не интересовался, сплошь и рядом какие-то приключения, дуэли, бурные романы (вспомним, у Л. Толстого в ряды черняевцев вступает Вронский). Что ж – яркие, темпераментные люди, им было тесно в тогдашней России. При этом личная яркость нередко оборачивалась так называемой пассионарностью – жаждой изменять действительность. И не только где-то далеко, но и дома.