«Очень интересный случай убийства» – с академической отстранённостью комментировали в 1920-е эту историю учёные-криминологи. И отмечали своеобразие мотивов преступления, характерное для первых послереволюционных лет.
«Обследователи» и «обследуемые»
Эта история корреспонденту «АН» встретилась в сборнике «Преступный мир Москвы», выпущенном в 1924 г. московским «Кабинетом по изучению личности преступника». После революции и Гражданской войны Россию захлестнула волна уголовщины. Группа психиатров и криминологов изучала в тюрьмах преступников «нового типа», беседовала с ними. Некоторые сюжеты оказывались необычны и показательны – как предлагаемый, о нём в сборнике сказано: «очень интересный случай убийства». Замечу: упоминания о каком-то схожем преступлении попадались и в газетах тех лет. Возможно, речь шла об одном и том же факте – так что, сопоставляя сведения, можно выстроить общую картину. К сожалению, нигде не называлась фамилия героя, только инициал – вот и в сборнике речь шла про «обследуемого А.».
О духовности
Все мы знаем, что поиск высоких идеалов, готовность жить в соответствии с ними делают человека нравственнее. Но жизнь порой и бесспорные истины выворачивает по-своему. «Обследуемого А.» никто не упрекнул бы в бездуховности. Наоборот!
На момент опроса (1924) ему было 46 лет. Русский. Родители – крестьяне из-под Волоколамска. С детства хорошо рисовал, и в 13 лет его отдали учеником в иконописную мастерскую. Дальше был художником, но не иконописцем, а, похоже, кем-то вроде оформителя. Образование неполное среднее, однако много читал, особенно литературу философскую, социальную, духовную.
Большая часть его жизни, понятно, прошла до революции. «Обследуемый А.» рассказывал: в той, прежней жизни он был очень религиозен, причём искренне. Молился, ходил в церковь, соблюдал посты и обряды. Любую лишнюю копейку отдавал бедным. А как иначе, живём же не ради денег! А ради чего? Ну… Есть высшие цели!
В молодости у него была любимая жена, жили счастливо, родили троих детей (в 1924-м это были уже студенты, очень любили отца). Но – умерла. Он тогда начал попивать, сошёлся с какой-то женщиной – без любви, просто чтобы детей смотрела. Та, однако, детьми не занималась, оказалась сварлива и скандальна – расстались. Тут грянула революция, которую А. принял всем сердцем.
Комиссар
Как это: он, такой верующий, – и красные безбожники? Но что мы знаем о психологии людей былых поколений! И не зря же нынче сам Зюганов говорит о родстве коммунистических и христианских идеалов. «Обследуемый А.» в те дни словно к новой вере причастился. Или словами из отчёта «обследователей» – «в 1917-м вступил в партию коммунистов и здесь проявил тот же фанатизм».
В 1918-м он уже – комиссар курсов комсостава. Красные курсанты – цвет новой армии, их бросали в самое пекло. Прошёл всю Гражданскую. Убивал ли? В бою – конечно. Расстреливал? Сам – нет. Не по должности. Но, если надо, приговаривал и лично командовал расстрелами. Два раза приговорённые после залпа оставались живы, он их, агонизирующих, добивал. Но зверем не был. Пленных, например, всегда отпускал. Пленный уже без оружия, да и не враг он, просто мобилизованный белыми мужик – чего жизни лишать?
Потом война кончилась. «Обследуемый А.» демобилизовался и как надёжный товарищ получил назначение в родные края – в Волоколамск, замдиректора фабрики. Тут вот что интересно. Он ведь – художник, потом политработник. Не инженер, не технарь. Потому замдиректорствовал наверняка тоже по какой-нибудь политчасти: был комиссар курсов – стал, по сути, комиссар фабрики. Должность не давала денег (у коммунистов в 1920-е был партмаксимум – ограничение в зарплате), зато обеспечивала статус и самоуважение: эти люди себя ощущали особой кастой, живущей во имя высокой идеи, братством, членами ордена.
Тогда же у него появилась и третья жена. Лучше б не появлялась...
Жена
Похоже, это впрямь была дура и сука. И шалава. Тут не какие-то подозрения. Очень давно, в трудные времена после смерти первой жены, А. спьяну, в тоске однажды побыл с проституткой – и подцепил гонорею. Не лечил, в итоге стал бесплоден – это выяснилось во время второго брака. А новая жена одного за другим родила двоих детей. Говорила, что от него – только такого же быть не могло?
Словом, о любви в доме речь не шла – какая любовь, если жена регулярно шастает налево и муж это понимает? Но комиссар был даже готов сжать зубы, махнуть рукой – не бросать же детишек, они папу обожают! Его вот что бесило. Супруга была моложе мужа на 18 лет. Другое поколение, другой тип личности. «Красоту жизни я видел в детях и общественной работе» – жена ничего этого не понимала, любила лишь себя.
От взаимного раздражения, от вечных скандалов, по логике, давно надо было разъехаться. Но жена – пришлая, жилья не имела (может, жилплощадью да солидным положением он её когда-то и привлёк?). Чуть зайдёт речь о разводе – «А куда я пойду? Дома у меня нет, делать ничего не умею!» Раз не выдержал, отвёз стерву к её брату, возвращаться запретил. Всё равно вернулась: «Нет, хочу жить с тобой! Зачем брал?» Правда, малость стихла. Только корила мужа малой зарплатой и всё твердила, что надо законно расписаться – а то она при нём не пойми кто. А под Пасху (начало апреля 1923-го) вдруг как бы мимоходом обронила, что опять беременна. То есть – снова гульнула?
Комиссар в сердцах крикнул, что или её убьёт, или сам застрелится. Жена рассмеялась.
Как собаку!
Однако после Гражданской А. на многие вещи смотрел просто. Всё на свете существует для чего-то. Не выполняешь задачу – значит, не нужен. Вот была у него собака – на охоту ходить. Потом нюх потеряла. Что ж – застрелил! И у них с супружницей… Он живёт для людей, для счастья завтрашних поколений, пользу обществу приносит. А она? «Пустой, никчёмный человек». Но выгонишь – сопьётся, сгуляется, в уголовщину какую-нибудь влипнет, сама сгинет, детей загубит.
Только если разобраться… Когда-то на войне партия доверяла ему самому решать – кто нужен на этой земле, а кто нет. И чутьё его не подводило. Поменялись времена – но чутьё-то осталось. И может, в нынешней ситуации доля его такая – лично разобраться с существом, потенциальную опасность которого пока видит только он?
Комиссар гнал от себя эту мысль – но в голове сам собой начал выстраиваться план. Да. Лучше убить. В лесу. Там труп разрезать – чтобы звери куски растаскали. Потом всё рассказать товарищам. Если партия решит, что прав, – будет работать дальше, возможно, на новом месте (а останков пропавшей никто не найдёт – и дело не возбудят). Если скажут, что нет, что он всех опозорил, – тогда… «Я жизнью не дорожу».
Собственно, так вскоре и вышло. Были в деревне у его матери (заодно хотел поохотиться), и там супруга старухе на пустом месте закатила дикий скандал. Домой возвращались лесом, хмурые. Комиссар спросил, нет ли чего перекусить. Жена полезла в мешок. Выстрелом из дробовика он снёс ей полчерепа.
Теперь деваться было некуда. Раздел труп, расчленил (вышло пятнадцать кусков), раскидал… Окровавленную одежду спустил в прорубь.
Ночь пролежал без сна. На рассвете сказал себе, что надо быть честным – перед собой и партией.
Суд товарищей
В местном уездном комитете каяться не хотелось – там А. никого не уважал. Просто предупредил, чтоб готовили бумаги, скоро снимется с учёта (ведь в любом случае снимется?), – и поехал в Москву. Но как раз шёл XII съезд РКП(б), и всё руководство ЭмКа (Московского комитета) было на нём. Пошёл в ЦК (коммунистов тогда в любые партийные учреждения пропускали по партбилетам). Тоже все на съезде. Случайно в коридоре встретил товарища по Гражданской, как раз получившего назначение в Екатеринбург. Слушай, а мне, если что, дело там найдётся? Конечно! Только перевод надо оформить, а пока съезд, нужных подписей не соберёшь, давай завтра... Вернулся домой.
Дома его уже ждали сотрудники угрозыска (из отчёта не ясно, как на А. так быстро вышли – но, может, кто-то что-то видел? заподозрил? дал знать в милицию?).
Сначала ушёл в глухую несознанку. Нет, не из страха. Просто на ходу соображал: не брошу ли тень на партию? Но выяснилось – опера тоже коммунисты. Ну, тогда другое дело! Заговорил…
В 1923-м направо-налево уже не расстреливали, и женоубийце просто дали срок.
«Кабинет по изучению личности преступника» возглавлял известный психиатр Е. Краснушкин. Его выводы: «Резонёрство, замещающее чувство. Фанатик. Человек полярных чувств: от полной тупости до самых сильных аффектов».
Согласны?
Без «психологии»
Рассказанное в тексте происходило в годы, когда жизнь человеческая обесценилась. Комиссар А., в конце концов, совершил обычное бытовое преступление. Но настоящий ужас внушали расплодившиеся тогда туповатые душегубы, «психологией» не маявшиеся, – такие как Котов (116 убийств), Мишка Культяпый (78 убийств), Комаров-Петров (не менее 29 убийств – см. «АН» №22, 2008)… Они тоже интересовали работников «Кабинета».
Вообще же печальное первенство тут, видимо, держит банда «микстурщиков» Демидова (Башкатова) – 459 убитых. Сошлось несколько моментов. Орудовали «микстурщики» вдали от столиц, на Северном Кавказе, где милиция была слаба. «Специализировались» на тех, кого не хватятся (а то и сам таился) – крестьянах из глубинной России, бежавших от голода, произвола комбедов. Намётанным взглядом таких людей угадывали на маленьких станциях, представлялись «вербовщиками» из, например, здешнего села, говорили, что там нужны рабочие руки. Но если ехать, то прямо сейчас – дорога долгая. Ночью у костра спящих «завербованных» убивали, чаще всего «микстурой» – булыжником в мешке, которым били по голове. Жертвами становились нередко группы мужчин, семьи с детьми и женщинами, и всё – ради скудных денег, каких-то разбитых сапог, потёртых пиджаков (потом продавали на толкучках).
Банда (более 20 человек) просуществовала десять лет – с 1922 по 1932 год.