Они уходили «на чуму», как уходят на войну. Не все уцелели. Ни один не дрогнул. Медаль, которой их награждали, приравнивалась к боевой.
Чёрная смерть
Много страшных болезней у человечества. Лёгочная чума – страшнее страшных. По счастью, случается нечасто: последняя до 1910 г. известная пандемия – в XIV веке.
Заразившись, человек пару дней ходит, не зная, что уже приговорён, что несёт смерть другим. А дальше вдруг – озноб, дикие боли в голове и всём теле, зашкаливающая температура, посинение лица, рвота, кашель с кровавыми прожилками в мокроте… Неминуемая смерть – примерно на третий день.
Лёгочная чума возникает обычно на фоне другой чумы – бубонной. От неё тоже веками не было спасения. Но в 1896 г. доктор В. Хавкин (наш соотечественник, сотрудник парижского Пастеровского института), работая на эпидемиях в Индии, создал противочумную вакцину. Надежда? Но вакцина Хавкина помогала сдержать бубонную чуму – и не спасала при лёгочной. Тут какой-то шанс лишь в наши дни дают антибиотики. Но их в описываемое время ещё не открыли.
«Трудовые мигранты»
Описываемое время – это начало ХХ века. Тогда по маньчжурским степям пролегли рельсы КВЖД – Китайско-Восточной (Трансманьчжурской) железной дороги. Россия у Поднебесной взяла её северную окраину в аренду – и край ожил. Из глубинного Китая хлынули потоки «трудовых мигрантов».
Но надо понимать… Едут мужики на чёрную работу. Здесь им не дом, так что и живут соответственно. Вот описания Фудзядяня, тогдашнего китайского пригорода «столицы» КВЖД – русского (фактически) Харбина: «Громадное число фанз, прилепившихся одна к другой… в каждой 20–25 чел., спящих вповалку... у двери помойная яма, часто сливающаяся с такой же у дверей соседа…»
Ещё подробность. Маньчжурия – ареал обитания тарбагана (местного сурка). Его тогда вовсю добывали ради меха. А тарбаган – переносчик чумы. Которая вообще-то была здесь делом частым. Но одно дело, когда край безлюден. Ну охотник умрёт, ну семья его, ну даже деревня… А сейчас появились вполне густонаселённые зоны, ускорилась жизнь.
…Первый случай зафиксировали на станции Маньчжурия как раз 105 лет назад – в сентябре (если по современному стилю) 1910-го. То ли кто-то из местных охотников переночевал там в ночлежке, где жили и китайцы-строители, а те чуть позже попали в Харбин, то ли заразились торговцы, ездившие в степь покупать шкурки.
Но дальше сработал момент, так сказать, национально-административный. Русское и китайское население КВЖД пересекалось мало, они и подчинялись разным властям: россияне – администрации дороги, китайцы – местному даотаю (губернатору). Когда во всём Китае наперечёт европейски образованные врачи, а в Маньчжурии их нет вовсе – кому забить тревогу? Ну помер какой-то бедолага-китаец в ночлежке – и что? Соседи поделят одёжку (даже драные штаны для этой голытьбы – ценность), выволокут труп, кинут где-нибудь... Наши, если и узнают, пожмут плечами: чужие дела!
Увы, бацилле Jersinia pestis – возбудителю чумы, было абсолютно всё равно, кто какой крови и гражданства.
Другая реальность
Через пару недель чума добралась до Харбина. Тут-то русские врачи и ахнули. А край стал стремительно погружаться в новую реальность.
Может быть, самое эмоционально-страшное в отчётах об эпидемии – истории заражения (ведь надо было уяснять каналы распространения болезни). Лёгочная чума передаётся воздушно-капельным путём (кашель), при контакте с больным, через кожу, слюну, вещи и т.д. То есть…
Вот подпольная курильня опиума – частое тогда в Китае дело. Опиум курят через специальные трубки. Вот одна из них: красивая, в серебре. Больной, ещё не знающий о болезни, покурил. Потом другой, третий... Сколько из-за этого умерло человек – пять? десять? Но и хозяин курильни среди них. Кто-то заглянул – пусто, а трубочка лежит. Как не взять? И смерть продолжает ход.
Вот русская семья. Муж, не зная, что болен, поцеловал жену, жена на ночь – дочь… Вот мужики скидываются на бутылку, один уже с чумой – и Jersinia pestis оказывается на деньгах, которые он дал… Да просто плюнул больной на улице, а прохожий наступил – и принёс заразу в дом…
Вековые привычки, традиции – всё грозило бедой. Но как их ломать? Чумные трупы надо сжигать, закапывая пепел под слоем извести. А для китайских крестьян («трудовые мигранты» были прежде всего из них) кремация – грех. Присланный наконец из Пекина китайский доктор У Ляндэ потратил немало сил, убеждая соотечественников, что нельзя сейчас хоронить умерших, как обычно. Не меньше усилий у него уходило на объяснения тем, кто занимался ликвидацией тел, что у чумных покойников нельзя тайком брать ничего – даже золото! Сразу по приезде У Ляндэ вскрыл для исследования умершую женщину – тайно, ведь по местным понятиям совершал святотатство…
Но и русских «новая реальность» затронула. Хочет, например, кто-то известить в России родню – мол, не волнуйтесь, жив. Или на всякий случай завещание отправить. Но письма так просто не уйдут. Сначала их надо сдать в противочумный центр, где каждую бумажку обеззаразят раствором сулемы. Строчки малость расплывутся – ладно, ведь читаются! Деньги тоже обрабатывались сулемой или в отделении банка постоянно прокалялись сухим горячим воздухом в специальной камере.
Ну и, понятно, кордоны, оцепления, карантины, чумные бараки, висящий над городом и станциями дым от сжигаемых заражённых домов…
Доктор Шулятиков и другие
За консультации при подготовке данного материала автор выражает особую благодарность нашему читателю Владимиру Игоревичу Шулятикову.
Знатоком темы Владимир Игоревич стал неожиданно для себя. Инженер-газовщик по специальности, он давно занимается историей своего рода. Вышел и на военврача царской армии Бориса Шулятикова. Из архивного дела выяснилось: один из героев борьбы с «маньчжурской чумой». «Маньчжурская чума»? Что это? Начались новые архивные поиски, старые подшивки, мемуары участников… Чем больше погружался в тогдашние хроники, тем большее потрясение испытывал. Ну да – известно, что такие события имели место, им даже посвящён один из рассказов В. Пикуля – но на фоне всех катаклизмов ХХ века кто ж держит в памяти? Только как напомнить потомкам о давней драме? Нынче и книгу никто не заметит…
Хотя с другой стороны – сейчас эпоха Интернета. Владимир Игоревич подготовил о «маньчжурской чуме» статью для Википедии. И далее, работая над темой, тесно сотрудничал с М. и Н. Супотницкими, авторами обстоятельного исследования «Очерки истории чумы» (всех, кого заинтересует наша история, адресую к их работе, там про Маньчжурию очень много).
Следы Б. Шулятикова долго считались утерянными. Сейчас Владимир Игоревич выяснил: в 1920-е доктор жил в Харбине. Был там известным врачом, умер в 1937 году. Вроде бы его потомки потом оказались в Узбекистане. Может, кто-то дополнит эти сведения?
Живой щит
О врачах, работавших на эпидемии, пишут, что они стали «живым щитом» между смертью и людьми. Всё верно. Хотя в реальности речь шла не столько о спасении больных (препараты пытались на ходу создать, но безуспешно), сколько об их выявлении и локализации, а также о ликвидации очагов заражения. Или, проще говоря, – о необходимости идти в грязные чумные фанзы, вытаскивать трупы, наблюдать и по возможности выхаживать заболевших. Брезентовые халаты, толстые маски-респираторы, резиновые перчатки (или брезентовые рукавицы), разбрызгиватели для формалина, карболка, хлорка – тяжёлая, страшная работа, на которой заразиться самому (и неминуемо погибнуть) проще простого. Характерны темы, обсуждавшиеся на совещаниях. Предотвращение побегов из пунктов обсервации (там содержались люди, контактировавшие с больными)... Состояние ассенизационных бочек... Порядок уничтожения чумных трупов и построек, где таковые обнаружены...
Но подобно тому, как из дерьма и грязи вырастают прекрасные цветы, здесь тоже возникали сюжеты, от которых перехватывает горло. Россию потрясла история студента-медика Игоря Мамонтова: умирая, он писал матери нежные письма. В те дни погибла и его любимая – сестра милосердия Аня Снежкова, тоже не покидавшая больных до конца. А дружба фельдшера Огнёва и санитара-добровольца Раввина – и их общая гибель из-за того, что Раввин не оставил умиравшего Огнёва? А спокойное мужество перед смертью врачей Михеля и Лебедевой? Студента Беляева? Добровольца «русской миссии» французского учёного Жерара Менье?
Всего из нашего медперсонала погибло 39 человек.
Медицинский «Георгий»
«Русская миссия» – это условно. Были разные подразделения, с разными задачами, от разных ведомств. Какие-то сразу возникли на месте, какие-то присылал Петербург. И вообще, конечно, говорить надо о «россиянах» – помня, например, что руководил борьбой с чумой великий эпидемиолог профессор (потом академик) Даниил Заболотный, украинец, что в отчётах и мемуарах рядом с русскими фамилиями постоянно фамилии польские, еврейские, украинские, немецкие, грузинские...
Говоря о наших медиках, вспомним и их коллег из других стран – прежде всего того же У Ляндэ. На «маньчжурской чуме» работали японские врачи, несколько американских и британских специалистов. Но объективно вышло так, что – хотя бы в силу лучшей подготовки, объёма и характера задач – россиянам пришлось впрячься в главную лямку.
«Маньчжурская чума» унесла, по разным подсчётам, от 60 до 100 тыс. человек. Стихла к апрелю 1911 года. Скорее всего, сама по себе. Будем аккуратны в формулировках: не надо говорить о победе над болезнью. Случались вспышки и потом. Но мужество медиков, чёткая организация противочумных мероприятий не дали тогда «чёрной смерти» пойти дальше, вглубь Китая и России. И на сегодня это последняя масштабная эпидемия чумы в истории человечества.
Учреждённый в России в 1897 г. знак «Борьба с чумою» называли «медицинским «Георгием». Очень хочется сказать, что все наши участники событий были им награждены. Увы! – кому-то достался, кому-то нет.
Как всегда в жизни.