«Объявляется жителям Одессы, что опасность от присутствия броненосца миновала. Желательно, чтобы население успокоилось и приступило к обычным занятиям, не доверяясь распространяемым слухам».
Из старых подшивок
Это одно из многих газетных сообщений 110-летней давности. Восстание на броненосце было уже позади, но шлейф сенсации тянулся. Пресса писала, что мятежный корабль сдался румынам в Констанце, а команда там сошла на берег... Что сам броненосец возвращён России… Что близ Тендры найдены тела последних убитых во время бунта офицеров – капитана II ранга Гиляровского и лейтенанта Толя…
Есть роскошный эстетический миф о тех событиях, созданный такими незаурядными людьми, как, например, кинорежиссёр С. Эйзенштейн. Есть известная канва событий – несвежее мясо в борще, возмущение «нижних чинов», схватка с офицерами, превращение корабля в «территорию революции»… Про всё это не раз писали, в том числе и «АН» (17.06.2010). Но есть и подзабытый аспект событий – международный кризис, возникший из-за бунта.
Сорвавшийся ротвейлер
Во двор, где вы сидите, вдруг влетает чужой сорвавшийся с поводка здоровенный пёс – ротвейлер например. Нет, не рычит, не лает – просто носится с налитыми кровью глазами, с оскаленными клыками. То к тому подбежит, то к этому. Обнюхает, глянет недобро – и к следующему. Вроде никого не трогает – но как-то не по себе. Что у него на уме? И что делать? Орать хозяину, чтоб утихомирил собаку? Хватать палку? Задабривать ласковым голосом?
Примерно в такой ситуации оказались наши соседи по Чёрному морю – Румыния, Болгария, Турция, когда в России взбунтовался эскадренный броненосец «Потёмкин», один из мощнейших кораблей Черноморского флота. Так что при дальнейшем рассказе воздержимся от суждений и осуждений. Прежде всего это, если сегодняшним языком, «наш косяк». Это мы в 1905-м не справились с ситуацией. Это наши эскадры не смогли перехватить мятежников. Ну а раз так, то, извините, каждый за себя.
11 дней (14–25 июня 1905 г.) рыскал «Потёмкин» по Чёрному морю. Никто не знал, где он, чего от него ждать. Неопределённость угнетала. Прекратилось пароходное сообщение. В портах гнили неушедшие грузы (как раз в основном возили фрукты, ведь лето). В прибрежных городах с тревогой думали – как быть, если грозная громадина возникнет на горизонте. Новоафонский монастырь просто приготовил обильную партию харчей: если что – товарищи революционные матросы, забирайте и уходите!
Мятежному броненосцу действительно требовалось продовольствие. А ещё пресная вода, уголь. И вообще надо было решать, как быть. Ну восстали… Ну доказали своё, нагнали страху… А дальше?
В России потёмкинцам ничего не светило. Было ясно – пойдут за границу. Куда? Петербург срочно связывался с Бухарестом, Константинополем, Софией.
Болгария однозначно заявила: что ж, высадятся – арестуем и выдадим. Но от болгар Петербург проблем и не ждал. Больше всего волновала Турция.
Турецкий гамбит
Само появление таких могучих кораблей, как «Потёмкин», именно на Черноморском флоте было связано с большой геополитикой. Босфор и Дарданеллы, черноморские проливы! Кто сегодня помнит, что они были извечной мечтой старой России? Что на рубеже XIX–XX веков мы всерьёз готовились воевать за них с Османской империей?
За 20 лет до описываемых событий, в 1885-м, Александр III (царь-миротворец!) писал начальнику Генерального штаба Н. Обручеву: время для войны за проливы ещё не наступило, но завтра наступит – и это будет единственная война, которую он, Александр, считает необходимой. В 1895-м, уже при Николае II, была реально подготовлена операция по захвату Босфора Черноморским флотом, продуман весь ход кампании, даже с учётом возможного вмешательства Англии. Но решили повременить – и денег может не хватить, да и Османская империя слабеет и, похоже, вот-вот сама развалится. Однако проливы оставались стратегической целью, Черноморский флот наращивался. Турции это, естественно, не нравилось – но она действительно переживала тяжёлый внутренний кризис. К тому же сложная система международных соглашений вынуждала сидеть тихо, Россию не провоцировать.
Ситуацию с «Потёмкиным» Стамбул использовал вовсю. Нет, султан не сочувствовал бунтарям: своих таких же хватает, дурной пример может оказаться заразителен. Однако мировая пресса вовсю обсуждала вопрос – а вдруг «Потёмкин» через Босфор пойдёт в Средиземное море? Чтобы дальше – в Европу? И турки вскричали: действительно! А вдруг? Да ещё наведёт свои жуткие пушки на Стамбул! Подвергнет угрозе!
История, начавшаяся с сомнительного мяса в корабельном борще, переросла в очередной виток русско-турецкой «холодной войны». Оказывается, ослабела-то как раз империя Российская! Даже с собственным «Потёмкиным» справиться не может… Что ж – турки, видя это, наплевали на все договоры и начали спешно усиливать береговые укрепления на Босфоре.
Спор в Констанце
Потёмкинцы, однако, не в Турцию стремились. Румынская Констанца была ближе. Туда броненосец и пошёл после первого своего захода в Одессу (15–18 июня 1905 г.) – того, что сопровождался беспорядками в городе, расстрелом демонстрации (вспоминайте знаменитый фильм С. Эйзенштейна), пожаром в порту... Румыны предложили: что ж – сдавайтесь нам в статусе «военных дезертиров», передавайте сам корабль (с Петербургом, впрочем, тут же договорились о его возвращении) – а мы вас укроем. Матросы этот вариант сначала отвергли, но после нескольких дней скитаний по морю решили соглашаться.
Но что за статус – «военные дезертиры»? И почему потёмкинцев действительно не выдали – несмотря на все российские требования?
Вообще-то румыны «Потёмкина» просто боялись. Если что – он бы в два счёта потопил хоть весь их хилый флот. А если потом ещё по Констанце со злости пару раз шарахнет! Нет, лучше договариваться добром.
Вопрос был в том, кем считать потёмкинцев. Революционерами? Тогда они вправе именоваться политическими беженцами. Или военнослужащими, совершившими тяжкое преступление (одно убийство офицеров чего стоит)? Петербург, естественно, настаивал: преступники. Потёмкинцы подчёркивали свой революционный мотив. Статус «военных дезертиров» был чем-то средним – а договора о выдаче данной категории беглецов у Румынии с Россией не было.
А кроме того, там были сильны собственные социалисты… И вообще приятно считать себя европейской страной, дающей приют бунтарям из дикой России… Правда, жилось потом потёмкинцам в Румынии ох как несладко. Но это же потом!
Микшируя проблему, Николай II заявил: уж кто-кто, а я понимаю румынского короля Кароля I. Слово монарха – закон. Пообещал не выдавать – значит…
Однако мы сейчас говорим о дипломатическом аспекте потёмкинской эпопеи. А в дипломатии важны ритуалы. Над сдавшимся броненосцем взлетел румынский флаг. Получалось, что это как бы трофей румынского флота. Петербург возмутился. Бухарест заизвинялся: мы просто хотели показать, что корабль взят нами под охрану. Был ещё спор, какие почести окажут прибывшие за «Потёмкиным» русские при спуске этого флага.
А где-то через год Кароль I награждал своих моряков – тех, что вели с потёмкинцами переговоры, принимали корабль, потом возвращали России. На церемонии отмечалось, что румынский матрос никогда не поступит так, как эти злодеи.
Последний потёмкинец
В публикациях о судьбах потёмкинцев часто упоминается Иван Бешов, умерший в 1987 г. в возрасте то ли 102, то ли 104 лет в Дублине – он там основал сеть закусочных Beshoffs. Этот человек считается последним участником восстания. Но Ю. Кардашев, автор интереснейшей книги «Восстание. Броненосец «Потёмкин» и его команда» (мы на неё во многом опирались, готовя этот материал), восстановил полный список экипажа броненосца. Там фамилии Бешов нет. Возможно (так говорят потомки Ивана), фамилия не настоящая – просто с документами на это имя некий потёмкинец перебрался из Румынии в Англию. Или другое: в 1905-м бунтовали многие корабли Черноморского флота, всех, кто потом бежал, скрывался, сидел, нередко звали «потёмкинцами». Возможно, из таких был, скажем, знаменитый махновский командир Дерменжи – тоже пишут, что потёмкинец, а в списках такого нет.
Само по себе восстание на «Потёмкине» не укладывается в какие-то схемы. Да, бунт возник стихийно. Да, до злосчастной истории с борщом число членов революционных организаций там было ничтожно, влиянием они не пользовались. Но вот, например, минный машинист А. Макаров – у него накануне в Петербурге в «Кровавое воскресенье» погиб брат, была ранена сестра. Ясно же состояние человека! На броненосце служило немало матросов-немцев – из Поволжья, из колонистов с Украины. Вроде бы трезвый, спокойный, семейный народ (призывали тогда с 21 года, бескозырки надевали вполне зрелые люди). А забунтовали вместе со всеми. В составе экипажа было 14 недавних матросов с «Варяга». Всенародные герои, георгиевские кавалеры, с царём встречались. И что же? Активнейшие участники событий.
Всего в восстание оказались вовлечены более 780 человек. Порядка 40 человек ещё в Констанце пожелали вернуться. Кто-то связал судьбу с революционным движением. Большинство просто выживали. Ю. Кардашев: «Матросы американского броненосца «Канзас», военнослужащие румынских армии и флота, грузчики в Сайгоне, батраки в Румынии и Болгарии, рабочие в Аргентине, Канаде и США – куда только не забрасывала их судьба». Характерна гибель одного из вожаков восстания И. Дымченко – в аргентинской пампе (степи) его заели насмерть москиты.
Из тех, кто вернулся после Февраля в Россию, самых больших чинов достиг, видимо, И. Лычёв: в 1930-е был и генконсулом СССР в Англии, и наркомом в Белоруссии, и управделами ЦК ВКП(б). Умер в 1972-м. Но большинство вернувшихся потёмкинцев век в СССР доживали неприметно: колхозники, рабочие… Если не считать загадочного Бешова, то дольше всех прожил Илларион Шестидесятый – умер в 1981 г. в Киеве в возрасте 101 год.