Чьим проектом был Григорий Распутин

Не будет преувеличением сказать, что фигура Григория Распутина получила самую широкую известность. Причем восприятие «старца» поражает своей противоречивостью.

В романе известного писателя Валентина Пикуля «Нечистая сила» перед нами предстает «исчадие ада». Распутин знаменует собой крах царской России, олицетворяет разврат и коррупцию верхов, вершит назначения, дает вещие советы по ключевым политическим проблемам. Однако времена меняются, и ныне его не прочь продемонстрировать уже в другом свете. Прошедший недавно телевизионный сериал явил нам образ подлинного бессребреника, живущего исключительно высшими материями, думами о России. Попробуем разобраться, как обстояло дело в действительности.

Григорий Распутин обратил на себя внимание широких кругов не сразу. Больше он был известен как один из персонажей, вращающихся в придворных кругах и специализировавшихся на церковной ниве. Этим он практически не отличался от особ подобного плана. Единственное отличие, пожалуй, было одно: Распутин не проявлял интереса к монархическому «Союзу русского народа». Если те же епископ Гермоген или монах Илиодор неустанно обличали министров, включая П.А. Столыпина, и называли их предателями России и монархии, то Распутин не пошел по такому пути. Едва появившись в Петербурге, он начал осыпать влиятельное чиновничество не проклятьями, а всевозможными просьбами по самым разным поводам (кого-то принять, устроить, что-то разрешить и т.д.). Сибирский «старец» сумел наладить настоящий конвейер прошений и записок во все значимые ведомства. Разумеется, это требовало демонстрации продуктивных коммуникативных ресурсов, опиравшихся на благосклонность к нему императорской четы.

Надо заметить, Распутин виртуозно использовал любую возможность для демонстрации собственного влияния, а главное ‒ для распространения слухов об этом. Между делом он мог сообщить, что ему высочайше велено поразмыслить, как быть с Государственной думой. Или в присутствии посторонних заявить, что сейчас он вызвал великую княжну Ольгу ‒ дочь Николая II (потом, правда, выяснялось, что на самом деле приезжала какая-то непонятная дама.)

Интересовавшимся его здоровьем после покушения в июне 1914 года, Распутин отвечал, что рана зажила, и не забывал добавить: если бы не этот досадный инцидент, то он «оттянул бы эту войну еще на год». При посещении (с очередной просьбой) киевского губернатора «старец» невзначай указал на свой пояс: «А поясок-то сама матушка-царица вышивала собственными своими ручками», ‒ тем самым повергнув чиновника в смятение. При входе в его квартиру на Гороховой на видном месте лежала книга с открытой страницей, где красовались телефоны обер-прокурора Синода и других высокопоставленных особ. Короче говоря, весь образ жизни Распутина подчинен определенной цели: извлечь максимум выгоды из своего положения. Кстати, у себя на родине, в Тобольской губернии (еще до того, как он укрепился в Петербурге), Распутин занимался примерно тем же самым: по свидетельству местного губернатора, он постоянно ходил по чиновникам, что-то клянчил, направлял в столицу всевозможные прошения, по которым губернской администрации приходилось отписываться.

Активность Распутина, козырявшего своей близостью к императорской семье и связями в высшем свете, не могла не привлекать всеобщего внимания. Естественно, появление такого персонажа было замечено и оппозиционно настроенной публикой. Его неутомимая деятельность давала отменный повод задуматься о том, каким образом в верхах решаются дела государственной важности. Поэтому когда осенью 1915 года в отношениях власти и оппозиции наступил кризис, последняя прекрасно понимала, какое орудие ей следует взять на вооружение. В результате слава сибирского «праведника» достигает апогея. Одновременно резко усилились разговоры о влиянии темных сил, распространялись грязные сплетни о царской семье. Со «старцем» начали связывать все ключевые назначения той поры; в так называемой министерской чехарде 1915‒1916 годов видели доказательство влияния «друга» императорской семьи. Общество считало, что распутинские каракули имеют силу наравне с высочайшими рескриптами. Распутин ‒ могильщик династии. Это мнение, ставшее затем хрестоматийным, завладело умами современников тех драматических событий (а впоследствии и будущих историков).

Вместе с тем мировоззрение «старца» было абсолютно свободно от политических пристрастий. Он не благоволил не только либеральным деятелям, но и правым организациям. В частности, оставался равнодушным к лидерам монархистов, просившим поддержать то или иное начинание, и те ненавидели его не меньше либералов. Один из полицейских чинов, «опекавший» Распутина, отмечал: «Его политические взгляды, насколько он их вообще имел, были достаточно простыми… Тонкости так называемой высокой политики были далеки от круга его интересов, и он совершенно не мог понять, к чему в конечном счете стремятся различные партии, группировки в Думе, о чем спорят газеты». Иными словами, он проявлял свои симпатии или антипатии, руководствуясь не идейными соображениями, а личностно-бытовыми предпочтениями.

Начальник департамента полиции А.Т. Васильев свидетельствует: «Распутин не лез в первые ряды политической арены, его вытолкнули туда другие люди, стремящиеся потрясти основание российского трона и империи… они распускали самые нелепые слухи, которые создавали впечатление, что только при посредничестве сибирского мужика можно достичь высокого положения и влияния». Аналогичную мысль излагает и флигель-адъютант царя А.А. Мордвинов: «Я не мог себе представить, чтобы образованный, глубоко культурный, исторически начитанный человек… каким, без всяких сомнений, являлся Государь, смог попасть под влияние и оказаться руководимым, не в частной жизни толь-ко, а в государственном управлении, каким-то безграмотным мужиком». Весьма любопытно и такое замечание Мордвинова: если ни один государственный деятель разных лет не мог утверждать о своем исключительном влиянии на Николая II, то что же тогда говорить о Распутине?! Вопреки очевидной ценности этих свидетельств, они долгие годы не воспринимались всерьез.

Прежде всего обращает на себя внимание следующее обстоятельство: люди, активно распространявшие версию о могуществе темных сил, никак не могли опираться на реальные факты, полученные, что называется, из первых рук. Хорошо известно, что Николай II и его домочадцы вели довольно замкнутый образ жизни; даже с семьями императорской фамилии они общались нечасто, избегая столь обычных в то время развлечений и балов. Дворцовый комендант В.Н. Воейков отмечал: все те, кто со знанием дела обсуждали распутинскую тему, не знали и не могли знать подноготной царской семьи, но рассказы об этом принимались за чистую монету. Распутин действительно стал частью жизни семьи царя. Как известно, этому способствовало его благотворное воздействие на наследника, страдавшего тяжелой болезнью, а также расположенность монарха и его супруги к представителям народа. Николай II говорил о Распутине: «Это только простой русский человек, очень религиозный и верующий. Императрице он нравится своей народной искренностью… она верит в его преданность и в силу его молитв за нашу семью и Алексея… но ведь это наше совершенно частное дело… удивительно, как люди любят вмешиваться во все то, что их совсем не касается. Кому он может мешать?!»

В самом деле, по свидетельствам очевидцев, поведение Распутина в Царском селе было безупречным и не давало никаких поводов сомневаться в его нравственной чистоте. Скорее всего, «старец» не решался выйти за установившиеся рамки общения с семьей Николая II. Другое дело, что возвратившись в столицу после очередного визита ко двору, он разыгрывал уже совсем иную роль – высочайшего советчика по ключевым вопросам государственной жизни, а главное, кадровой политики. Иногда сквозь маску «вершителя судеб» у него прорывалось сожаление о своем ничтожном влиянии. Полицейский чиновник П.Г. Курлов, встречавшийся с Распутиным у врача Бадмаева, вспоминал: «Я никогда не забуду характерного выражения, которое сорвалось с уст Распутина: “иногда приходится царя и царицу упрашивать целый год, пока допросишься у них чего-нибудь”». Кстати, во время войны он долго не мог добиться разрешения на то, чтобы устроить собственного сына-новобранца Дмитрия в место побезопаснее. В конце концов, распутинского отпрыска определили в санитарный поезд императрицы, доставлявший раненых в госпитали. К успешным кадровым делам, которые действительно лоббировал «старец», можно отнести лишь назначение Тобольским губернатором Н.А. Ордовского-Танаевского. Распутин хлопотал об этом чиновнике Пермской казенной палаты, у которого часто останавливался проездом в Тобольск, мотивируя просьбу требованием безопасности собственной персоны во время пребывания на родине (ведь именно там произошло покушение на его жизнь в 1914 году). В этом случае ему пошли навстречу.

Что же касается влияния Александры Федоровны на супруга, то и оно, по-видимому, сильно преувеличено. Один из лидеров оппозиции, председатель Государственной думы М.В. Родзянко, уверял, что после отъезда Николая II в ставку всеми делами начала распоряжаться императрица, превратившаяся в своего рода регентшу. Однако люди приближенные высказывали большие сомнения относительно данного мнения. Например, министр финансов П.Л. Барк утверждал, что государь «очень редко следовал советам государыни, которые она ему давала в своих письмах в ставку». О том же говорил и осведомленный дворцовый комендант В.Н. Воейков. В конце концов, показателен и эпизод с назначением на должность товарища обер-прокурора Синода князя Н.Д. Жевахова, являвшегося креатурой царицы: она в течение целого года упрашивала супруга произвести это назначение. Так что на контроль над императором это не очень похоже. А о влиянии Распутина красноречиво говорит еще и такой факт: подсчитано, что в течение войны императрица в своих письмах мужу упомянула имя «старца» 228 раз, тогда как он – всего лишь 8.

Подведем итоги. Мы имеем дело не с действительной личностью Распутина, а с продуктом либерального пиар-проекта, призванного сокрушить императорскую власть. Никаким вершителем судеб России «старец», конечно, не мог быть вследствие своего очевидного интеллектуального состояния. В то же время Распутин был устроителем судьбы – только не России, а своей собственной, причем в том формате как он это осознавал. Поэтому восторженная мифологизация его личности, безусловно, не лишенной природного таланта, вряд ли допустима. Если бы его природные данные хоть в небольшой степени руководствовались интеллектом (который напрочь отсутствовал), то он понимал, что завязавшиеся отношения с императорской четой – это очень ответственное дело. К этому нельзя относиться как к контактам с тобольским чиновничеством, выжимая из них чего удастся. Увы, Распутин так и не смог осознать, что стиль его поведения, соприкоснувшись с жизнью семьи Николая II, имеет пагубное значение, давая шансы врагам России, в любви к которой он так любил клясться.          
 
 Александр Пыжиков, доктор исторических наук РАНХ и ГС