В апреле СМИ традиционно вспоминают Ленина (22 апреля – день его рождения). Вспомним и мы. А ещё вспомним знаменитый фотоэффект «блоу-ап».
Блоу-ап
Блоу-ап – термин времён старой, ещё доцифровой фотографии: при печати кадр увеличивался, и иногда выяснялось, что объектив попутно запечатлел то, что фотограф не заметил при съёмке. История о том, как Ленин защитил лётчика Фёдора Арманда, известна – в советские годы были и публикации, и документальный фильм «История одной телеграммы» (сценарий В. Мехова, Ю. Цветкова, режиссёр – Ю. Цветков). Но, оценивая этот эпизод сегодня, вспоминаешь «блоу-ап»: сама коллизия прежняя, однако масса дополнительных подробностей не то чтобы меняет картину, но делает её объёмнее. Потому поблагодарим белорусского писателя В. Мехова, познакомившего «АН» с соответствующими архивными материалами, и взглянем на давний сюжет нынешними глазами.
Пара слов об Инессе
Фёдор был сыном Инессы Арманд. Конечно, это его и спасло.
Инессу сегодня чаще вспоминают с усмешкой: ха-ха, та самая, у неё с Лениным что-то было! Но подобные ухмылки – обратная сторона ханжества: было время – и намёки воспрещались, а стало можно – фантазии хлынули. Так что давайте спокойнее.
Виталий Вульф не зря когда-то посвятил Инессе отдельную программу, как одной из самых ярких женщин ХХ века. Выросшая в Москве этническая француженка Инесса Стеффен, дочь небогатых актёров, в юности вышла замуж за Александра Арманда, выходца из семьи крупных московских фабрикантов (тоже обрусевшие французы). Позже от мужа ушла к его же брату Владимиру, но отношения между всеми тремя остались идеальные. Увлечение «прогрессивными» взглядами привело её в революционное движение. Из ссылки бежала. От двух мужей у Инессы было пятеро (!) детей, при этом она сохранила прелесть и шарм. Поехала в Швейцарию ухаживать за умиравшим от чахотки Владимиром, была с ним до последнего вздоха, потом осталась за границей. Дети росли с Александром в Москве. Мать боготворили.
Их встреча с Лениным произошла в 1909-м. Ленин тогда, если разобраться, – никто. Так, лидер одной из эмигрантских тусовок. Не соверши царская власть череду роковых ошибок, он и остался бы никем. Ему 39, ей 35, она вдова, красивая, яркая. Ленинское увлечение Инессой – факт, но сколь далеко дело зашло – сведений нет, историки спорят. А если и было чего? Экий ужас! Тут, наоборот, что-то живое проглядывает в этом зацикленном на своих идеях фанатике борьбы. И скорее восхищает женская мудрость Крупской: муж уже готов уйти к другой, а супруга сопернице стала близкой подругой – и как-то вопрос о разрыве отпал сам собой. Но сердечная привязанность Ленина к Инессе осталась на всю жизнь.
Сам по себе
Фёдору – сыну Инессы от первого мужа – в 1919-м было 25 лет. Взрослый, самостоятельный человек. И кстати, по-человечески – вполне крутой.
Ленин в эмигрантском далеке мечтал империалистическую войну превратить в гражданскую, Инесса его поддерживала. А её сын-студент в 1914-м сам пошёл на фронт (страна в опасности, всё остальное – побоку!). Воевал рядовым, потом – юнкерское училище, и снова в окопы. Командир роты. Контужен. После госпиталя поступил в Гатчинскую авиашколу. Ах, тогдашняя авиация – без конца бьющиеся самолёты, пилоты под зад подкладывают сковородки, чтобы хоть какая-то защита от пуль… Фёдор был летнабом – лётчиком-наблюдателем (штурманом). Четырежды ранен, ордена, золотое Георгиевское оружие. Гвардии поручик. После последнего ранения – стажировка в Школе авиации в Англии. Потом в Москве – переводчик при британской миссии, поставлявшей авиатехнику. Разве не достойная биография?
В 1918-м он оказался у красных. Почему не у белых? Наверняка оглядка на мать имела место – сказано же, дети её боготворили. Замкомандира авиаотряда. Отряд направлен на Западный фронт, в Белоруссию. Противник – поляки. Внешний враг, между прочим. Позже против них сам Брусилов призовёт всех бывших офицеров встать грудью.
Телеграммы 1919 года
Из Минска «1.5.1919. Москва, председателю Совнаркома Ленину. Я, Фёдор Александрович Арманд, от себя и от всего командного состава 38-го авиаотряда обращаюсь к Вам с просьбой о защите. Нас немного, всего пятеро, и все наши силы (…) мы прилагаем к тому, чтобы как можно выше поднять знамя Красной армии. Но мы бывшие офицеры, мы не коммунисты, и поэтому все окружающие нас, начиная от комиссара до последнего красноармейца, вчера монархиста теперь сочувствующего, видят в нас только врагов, готовых ежеминутно изменить (…). Довольно. Или дайте нам возможность работать или гоните прочь (…)». Лётчик-наблюдатель 38-го авиаотряда Фёдор Александрович Арманд.
Из Москвы: «3.5.1919 г. Минск, губвоенком. Копия губком большевиков. Лётчик-наблюдатель 38-го авиаотряда Фёдор Александрович Арманд лично мне известен, заслуживает доверия, хоть он бывший офицер и не коммунист. Прошу красноармейцев и комиссаров не подозревать его. Телеграфируйте о передаче этой моей телеграммы в соответствующую воинскую часть. Предсовобороны Ленин».
Из Минска через три дня Ленину – от губвоенкома Кривошеина: «Арманд (…) освобождён пятого сего года».
Белая и чёрная кость
Теперь гляньте на его фото 1919 года. Франтоватая английская пилотка, чуть насмешливый взгляд, тонкое лицо. У многих его сослуживцев (Фёдор в отряде отвечал за фоточасть, заодно снимал и своих) такие же лица. Что хотите – лётчики. Военная «белая кость» – даже если на службе у кости чёрной.
Но именно противостояние белой и чёрной кости и стало, судя по архивным материалам, первопричиной конфликта в отряде. Без авиаторов не обойтись, но они раздражали: «шибко вумные», независимые. С солдатами не заигрывали (из приказа: «Воспрещается курение табаку в зрительных залах кинематографов, театров и проч. увеселительных заведений»). В отряд одного за другим назначали комиссаров, и с каждым – скандалы. А как им не быть, если контролировать элитных профи приезжает, например, некий суровый товарищ Малин Иосиф Иванович. Из заполненной им анкеты: образование – четыре класса, национальность – «латвин» (в смысле – из Латвии).
В архивной папке среди донесений, отчётов, актов о ремонте «ньюпоров» и «сопвичей» – колоритные бумаги. Вот переписка: командир отряда Петров провёл в дом, где квартирует, телефон, а комиссар Червинский снял: пусть Петров лучше в части всё время будет! Рапорт Арманда: комиссар Смаль отстранил от вылета, «заподозрив меня в подделке подписи» врио командира отряда Морокина. «Считаю подобное подозрение оскорбительным». Рапорт Петрова командиру дивизии, что комиссар отменил подряд уже три его распоряжения. И т.д.
А потом возникла ситуация с топливом. Вместо дефицитного авиабензина прибыла какая-то смесь-заменитель. Прежде чем посылать подчинённых в полёт на непонятном суррогате, Петров решил всё проверить сам: залить смесь в бак и подняться в воздух. А Малин запретил, сказав, что это командир собрался перелететь к противнику (случай перелёта в отряде когда-то был). Арестовал Петрова и всю верхушку отряда, включая Арманда. Никто ведь не знал, чей он сын, да и не было имя Инессы на слуху.
Фёдор психовал. Связь с волей у него, надо полагать, имелась (ушла же телеграмма!). Но кому дать знать? Хотел матери. Но та была во Франции (послали возвращать в Россию солдат русского Экспедиционного корпуса). А может…
Текст его телеграммы Ленину и всю последующую переписку мы приводим в нашей справке. Заметим, Фёдор при этом наверняка что-то в себе переступал. Ещё вопрос, как он к Ленину относился. В конце концов, к их семье, к воспитавшим Фёдора людям, этот человек отношения не имел. (Ленинские слова, что он знает летнаба Арманда лично, сомнительны – пересечься нигде не могли. Скорее вспомнил подростка с фотографии, с которой Инесса не расставалась: она с детьми.) С другой стороны, а какой ещё шанс у него и его друзей? И можно представить, как подбирались для телеграммы слова – ни намёка на мать, при этом достоинство и злость.
Серебряные часы
Ленин Фёдора защитил – теперь надо быть с красными до конца. Через несколько месяцев разбился «сопвич», на котором летели летнаб Арманд и лётчик Лавров. Лавров сломал ноги и не смог выбраться из вспыхнувшей машины (потом для отчёта Фёдор фотографировал обугленный труп друга). Арманда при ударе о землю выбросило – отделался ушибами. После госпиталя направлен на антоновский фронт. Что ж, он – военный профессионал. «Нам всё равно, в какой стране сметать народное восстанье» – как напишет позже служивший во французском Иностранном легионе поэт и бывший белый офицер Николай Туроверов. Вот и Арманд – сметал. Грамотно, смело. Из документов: обнаружив с воздуха группу повстанцев, на аэродроме поставил на грузовик авиационный пулемёт и присоединился к автоброневому отряду преследования. «Врезался в самую гущу антоновцев. Кинжальный огонь его пулемёта (…) способствовал ликвидации банды». Серебряные часы от командования за храбрость.
После Гражданской – в военной авиации. Но что-то странное есть в его анкетах 1920-х годов: Арманд начинает словно демонстративно писать то, о чём молчать бы. Происхождение: дворянин. Национальность: француз. Родной язык: французский, английский, владею русским. В РККА – «по мобилизации». В графе «мать» – прочерк. Может, просто хотел уйти «из рядов»? Тут даже без политики: военные тогда получали копейки (из-за невозможности прокормить семьи была масса самоубийств), а он женился (жену отбил у сослуживца). Да и не собирался же быть военным, просто в 1914-м надел форму и с тех пор…
С 1927-го – штатский. Работал в гражданской авиации, в каких-то физкультурных организациях. Родился ребёнок, ему нужно было молоко, поехал купить в деревню, попал под дождь. Простуда перешла в туберкулёз, от которого в 1936-м умер. Как красный герой-военлёт похоронен на Новодевичьем.
Такая вот судьба. Как хотите, так и оценивайте. Но интересно, повернулась бы она иначе, не будь Фёдор сыном Инессы Арманд?