«Участок – великая вещь! Это место свидания меня и государства» – писал поэт Велемир Хлебников в 1922 году. Имел ли он в виду отделения новой советской милиции или старые добрые полицейские участки – пусть уточняют литературоведы. Обывателю разница не особо принципиальна. Что милиция, что полиция – олицетворение власти.
Стражи улиц
В мае 1881 г. был утвержден новый штат московской полиции. Ветеранов-будочников (о которых ниже) сменили статные молодцы в новенькой красивой форме. Они именовались «городовыми» – и насмешники-москвичи тут же заюморили: «В лесу – лешие, в воде – водяные, в доме – домовые, в городе – городовые». Ну что ж, в каждой шутке – доля правды. Лешие, домовые, водяные – хранители определённой среды обитания. Сотрудники патрульно-постовой службы (если сегодняшними терминами) в общем-то заняты тем же. Только это не духи, а люди вполне реальные, живущие своей человеческой повседневной жизнью.
Новая книга историков-москвоведов В. Руги и А. Кокорева (изд. «Астрель») «Московский городовой, или Очерки уличной жизни» этой повседневной жизни дореволюционной московской полиции и посвящена.
Огромная сложная структура. Вот верхушка пирамиды – обер-полицмейстеры, градоначальники (слово, напомним, в былые времена обозначало не столько, скажем так, мэра, сколько главу городских силовых структур)… Вот её подножие – те же будочники, позже городовые… Квартальные, околоточные, приставы – названия чинов, которые мы помним по русской классике... Служба, быт, яркие персонажи, взаимоотношения, скандалы, достижения… Затерянный в толще столетий, туманный для потомков уникальный мир. Чем он был похож и непохож на нынешний? Достоин забвения или в летописях былого мы обнаружим что-то ценное и сегодня? Корреспондент «АН» с любопытством листал книгу, отмечал колоритные факты – и задавал вопросы одному из авторов, Андрею Кокореву.
Носители алебард
А фактов этих действительно очень много – и встают за ними целые тенденции. Ну к примеру…
Отсчёт истории российской полиции ведётся с 1718 г., её завёл Пётр в Петербурге. В 1722-м появилась и в Москве. И знаете, чем была вооружена? Алебардами. Аж до 1880-х годов покой московских улиц хранили будочники с архаичными топориками на длинном древке. Видно, лежало древнее добро в арсеналах, выкинуть жалко – вот и снабдили уличную стражу.
Но ведь, по сути, будочник и замышлялся не столько как полицейский, сколько как своего рода государственный сторож. Их набирали из служивших тогдашний 25-летний срок солдат (будочники старой Москвы, так вышло, сплошь были выходцами из полков, сформированных в Малороссии, потому самый характерный типаж – крепкий старикан, говорящий с украинским выговором). Дежурство несли у своих полосатых будок, торчавших на каждом углу. В тех же будках и жили. Носили особую форму с каской. На улицах пресекали мелкие нарушения (например, у курящих вырывали папироски), задерживали пьяных буянов, которые потом под их присмотром подметали тротуары – ведь будочникам вменялось в обязанность следить за чистотой. Зимой была ещё одна обязанность: жечь костры, чтобы прохожие могли погреться. К чему им оружие? Верёвка за обшлагом нужнее – если кому руки понадобится скрутить. А алебарды… Чаще будочники, опираясь на них, дремали стоя. Ещё чаще прислоняли к стенке да и заваливались покемарить на боевом посту. В начале 1830-х годов обер-полицмейстер Цынский ночью объехал подчинённых и двенадцать таких алебард увёз в своих санях. В. Проташинский, племянник поэта В. Жуковского, написал про этот подвиг ехидную поэму, она долго гуляла по рукам, веселя москвичей.
Шаг вперёд
Городовые в России появились в 1880-е годы, в ходе «великих реформ» Александра II (среди них была и полицейская). В деле охраны правопорядка – качественный шаг вперёд. Во-первых, в городовые брали обязательно грамотных. Отбор – из толковых армейских унтер-офицеров или из добровольцев, записанных в особый полицейский кадровый резерв. На вступительных экзаменах будущий городовой должен был ответить на почти 80 вопросов, связанных с его должностными обязанностями; служебная инструкция состояла из 96 параграфов. Особое внимание – физическим данным: во-первых, просто выбирали самых здоровенных («пудовые кулаки» городовых отмечает вся русская литература), а вдобавок с начала ХХ века московские городовые должны были обязательно владеть приёмами джиу-джитсу, уметь обезоружить противника с пистолетом, с ножом, с палкой. Между прочим, на соревнованиях с японскими коллегами, тоже мастерами джиу-джитсу, москвичи их победили. А в 1911 г. в Москве демонстрировали своё искусство адепты исландской национальной борьбы глима. Московским городовым предложили поединок – и они исландцев скрутили.
Вооружали городовых саблями. Тоже был предмет споров на страницах профессиональных полицейских журналов (выходили и такие). Кто-то жаловался: неудобное оружие, неуклюжее, побежишь за жуликом – в ногах путается… Другие (особенно из бывших кавалеристов) возражали: сабля – это великолепно! Если в ножнах – работает как дубинка, а если обнажить… Надо лишь уметь обращаться!
Правда, всё это было хорошо для времён тихих. В бурном 1905-м выяснилось: московская полиция не готова ни к разгону толп на улицах, ни к схваткам с боевиками. Да, хватает фактов стойкости, смелости, но… На четыре тысячи нижних чинов оказалось всего 1332 старых револьвера, большей частью неисправных. А полицейским надо было решать свои задачи, элементарно защищаться. Им выдали какие-то допотопные берданки, потом трёхлинейки – но почему-то без ремней (пришлось носить на плече на верёвке). Тогдашний градоначальник Рейнбот кинулся срочно закупать дополнительное оружие, те же ремни, велосипеды для быстрого передвижения, а средств не хватало, Рейнбот начал мухлевать с ведомственным бюджетом, вымогать деньги у предпринимателей. Это вошло в привычку – и кончилось громким судебным процессом.
Обратные стороны
«Дело Рейнбота» в книге освещено очень подробно. Как и другие скандалы, связанные с московской полицией. Потому что её история во многом схожа с ситуациями современными. Люди несли тяжёлую, нередко грязную и опасную службу, дело имели отнюдь не с «благородной публикой», получали немного, а властью и возможностями обладали серьёзными – ну а дальше… Хотите примеры подвигов? Найдутся. Задержание с риском для жизни опасного преступника, смерть на посту, спасение чьих-то жизней… Хотите примеры обратные? Тоже выше крыши. «Ментовский беспредел» образца XIX века, тогдашние «оборотни в погонах», взяточничество, разгильдяйство…
Превратности судьбы дореволюционной московской полиции наглядно отражаются в судьбах её «первых лиц». В разное время эти должности по-разному назывались, так что не будем путать читателя. Важно другое. Портреты тех, кто отвечал за правопорядок во «второй столице», связанные с каждым из них жизненные сюжеты; по мне – это самые интересные страницы книги.
Вот А. Шульгин – герой войны 1812 года. Яркий, бесстрашный, неуёмный и – фантастический взяточник. Выгнан со службы, спился, умер в нищете. Вот Лужин – интеллигент, друг Белинского и Аксакова, – мягкий до того, что на него орали купцы-поставщики. Вот Тимашев-Беринг, свирепый самодур, на собственном нраве и сломавший шею. Загулял брандмейстер, пожарный обоз не выехал вовремя на тушение, брандмейстер обвинил дежурного на каланче – мол, поздно дал сигнал, Беринг сгоряча велел дежурного выпороть – а тот потребовал разбирательства: все видели, что сигнал прозвучал вовремя, да и был это заслуженный солдат, кавалер Аннинской медали, по уставу избавлявшей от телесных наказаний. Беринг, услышав возражения, рассвирепел и начал самолично месить солдата кулаками. Тот в отчаянии сорвал с него погоны и дал пощёчину. Строптивца запороли насмерть, – но генерал, у которого нижний чин (к тому же оказавшийся евреем) при всех сорвал погоны, да ещё залепил по морде, дальше служить не мог – и Беринга тихо сняли. Вот Власовский, фанат службы, отдававший ей 24 часа в сутки, подстёгивавший себя морфием, – даже либеральные журналисты признавали его заслуги перед городом. А слетел человек глупо: случилась Ходынка, виновен в кромешной давке был московский генерал-губернатор, дядя царя Сергей Александрович, но крайним сделали Власовского. Вот Рейнбот…
Рядом с обывателем
Андрей Кокорев, один из авторов книги, – для «АН».
– Андрей Олегович, читая «Московского городового», так и проводишь параллели – дореволюционная полиция, нынешняя…
– Не увлекайтесь. Мы с Владимиром Ругой всё-таки придерживаемся принципа историзма. Вот конкретная эпоха, у неё такие-то особенности. Другая эпоха – другие особенности. Что-то перекликается с нашей жизнью, что-то – нет…
– А почему вы не написали о московских сыщиках? Вот уж золотая жила!
– Мы, увы, много о чём не написали. О повивальных бабках, о фонарщиках, о полицейских врачах, выполнявших функции нынешних СЭС, о трубочистах… А ведь все тоже были сотрудниками московской полиции. Она решала массу задач по жизнеобеспечению города. Только надо было или говорить про всё (но тогда потребуется целый многотомник), или остановиться на каком-то одном аспекте темы. Мы – москвоведы, вот и решили рассказать о тех, кто был к москвичам ближе всего.
P.S. А хлебниковская цитата, с которой «АН» начали материал, заканчивается так: здесь (в полицейском участке) «государство напоминает, что оно всё ещё существует!»
Представляем авторов
Владимир Руга – доктор исторических наук. Журналист, предприниматель. Член Союза писателей России. Андрей Кокорев – член Союза писателей России. Автор серии публикаций и телепередач по истории Москвы.
Вместе ими написаны книги «Москва повседневная» (о жизни и быте москвичей 1900-х годов), «Война и москвичи» (см. «АН» №11-2008, тема – Москва в годы Первой мировой), «Москва нэповская» и др.