Старый театральный анекдот. Завистник наскакивает на знаменитого оперного баса: «Вы дурак и хам!» Тот в ответ насмешливо: «А голос?»
Первый среди равных
Мамонт Викторович Дальский (1865–1918) был драматическим артистом, но голос, говорят, имел потрясающий и владел им виртуозно. Вообще природой был одарен богато: рост, стать, красота. В семье полтавского помещика Неелова (настоящая фамилия) все пять детей были красавцами (или красавицами), все стали актерами (или актрисами), но этот – первый среди равных. Ему и имя соответствовало. По святцам, скорее всего, звался Мамантом, в честь мученика Маманта Кессарийского, но чуть переделал – и почувствовалась за новым звучанием глубинная сила. А Дальский – в честь сестры Магдалены, по-домашнему Дали.
Конечно, телевидения еще не существовало, на кинопленку спектакли не снимались, и нам остается лишь верить на слово, что Дальский был актером поразительной мощи. С другой стороны, остались впечатления современников. Мы приводим отрывок из воспоминаний Л. Утесова, он видел Дальского юношей – а запомнил до конца дней. Так что историки театра не зря, видимо, пишут: Мамонт Викторович – великий русский трагик. Прославился в ролях героев темпераментных, необузданных – в шекспировских и шиллеровских пьесах, в популярной тогда драме А. Дюма «Кин, или Гений и беспутство», блестяще играл Рогожина в «Идиоте», Чацкого, Незнамова…
Маска и душа
При этом отличался абсолютно несносным характером. Точнее, так: с теми, кого Дальский сам любил, в ком чуял схожую натуру, просто с теми, кто поклонялся ему, готов был в рот смотреть, Мамонт Викторович был «со всей душой». Закатывал застолья, помогал, привечал. Но с теми, кто почтения не выказывал…
«Здравствуйте, молодой человек!» – надменно кивает ему легендарная прима Александринки Мария Савина. «Здравствуйте, пожилая дама!» – отрезает Мамонт.
В Александринку, старейший драматический театр России, Дальского приняли в 1890-м еще молодым, за талант. Стал там звездой. А через десять лет был исключен без выходного пособия по требованию труппы: со всеми пересобачился. Дальше гастролировал по России, нанимаясь в частные антрепризы. При этом никакого давления – ни режиссерского, ни антрепренерского – не терпел: «Я прав, даже когда не прав. Потому что я – Мамонт Дальский!»
Впрочем, зарабатывал он не только искусством. Вечно влезал в какие-то коммерческие аферы вроде попыток торговать марганцем. По-крупному играл в карты – иногда удачно. Мечтал стать миллионером.
Было – не было
Не случись в 1917-м революции – он так и остался бы для потомков гениальным актером, колоритным персонажем. Но произошло то, что произошло. И Мамонт прославился в новом качестве – как один из лидеров московских анархистов.
Конечно, самое яркое его описание – в «Хождении по мукам» Алексея Толстого.
«Мрачное, точно вылитое из бронзы, лицо (...). Человек дикого темперамента, красавец, игрок, расчетливый безумец, опасный, величественный и хитрый. (…) Когда началась революция, он почувствовал гигантскую трагическую сцену и захотел сыграть на ней главную роль в новых «Братьях-разбойниках». Он объединил разрозненные группы анархистов, захватил Купеческий клуб и объявил его Домом анархии. (…) Он еще не объявлял войны Советской власти, но, несомненно, его фантазия устремлялась дальше кладовых Купеческого клуба. (…) Во дворе Дома, стоя в окне, он говорил перед народом, и, вслед за его античным жестом, вниз, в толпу, летели штаны, сапоги, куски материи, бутылки с коньяком». А дальше – серия блестяще написанных сцен: Дальский играет в карты «на жизнь»… посылает боевиков «реквизировать» у буржуев спиртное…
Правда, Г. Крыжицкий, автор вышедшей еще в советские годы книги о Дальском, категорично заявляет: чушь! Мамонт был уже немолод, жена, маленькая дочь – какие безумства? Да, вертелся в анархистской тусовке, писал статьи. Но не более. Один раз арестовывался, через неделю отпущен. Просто фигура приметная, вот и ходили байки.
Может, и так. Но есть же еще масса свидетельств – вроде рассказа художника К. Коровина, как Мамонт ворвался к нему во главе вооруженной ватаги. «Дальский, встав на одно колено, с пафосом кричал: «Вот он! Он наш. Мы его арестуем сегодня... Вы должны ехать с нами к одному миллионеру, который устроил в своем доме музей, и осмотреть картины – имеют ли они ценность или нет». И растерянного художника тащат в особняк купца Харитоненко. А ведь таких историй немало – как Дальский добыл реквизированные большевиками игральные карты и предложил желающим у него выкупать, как подторговывал опиумом…
Так что было, а чего не было?
Меня консультировали Я. Леонтьев и Д. Рублев, историки, хорошо знающие и в целом тогдашнюю обстановку в Москве, и «анархистский сюжет» в частности. Оба начали с события, сегодня подзабытого, – разоружения «Черной гвардии».
О профессиональной чести
Леонид Утесов воспоминает игру М. Дальского (книга «Спасибо, сердце»):
«Дальский играл в трагедии А. Стриндберга «Отец». Герой, ротмистр, вел ссору с женой, не повышая голоса, приличными светскими интонациями, но в последний момент терял над собой власть и, когда жена поворачивалась, чтобы уйти, внезапно хватал со стола зажженную лампу и бросал в нее. Этот контраст ошеломлял публику. Я тоже был потрясен. Несколько раз смотрел этот спектакль, и лампа каждый раз пролетала в считанных сантиметрах от актрисы. Наверное, актриса волновалась, и однажды я услышал, как Дальский уговаривал: «Умоляю вас, не бойтесь! И, главное, не оборачивайтесь! Стоит оглянуться – и лампа угодит вам в голову!»
Я понял тогда, что значит профессиональная актерская честность. Ведь Дальский мог бросить лампу и после ухода жены, но зрители не почувствовали бы с такой остротой характер героя, атмосферу его жизни. Владение, казалось бы, необузданным темпераментом и тщательность мастерства, точное понимание, что именно нужно для выразительности сцены, поразили меня».
«Черная гвардия»
Анархистов до сих пор числят какими-то полууголовниками, но это ведь интересное учение и реальная политическая сила. Особенно в то время. Вместе с большевиками и левыми эсерами анархисты брали Зимний, пользовались немалой поддержкой. После Октября считались союзниками власти: входили во ВЦИК, вместе дрались с белыми. В Москве они действительно занимали здание Купеческого клуба (ныне – театр Ленком), только Дальский тут ни при чем. Движение было очень пестрое, как по разнообразию течений (анархо-синдикалисты, анархо-коммунисты, анархо-индивидуалисты – вплоть до анархо-националистов, хотя дележку по крови анархизм отрицает по определению), так и по типам входивших в него людей – от обычных блатных до бессребреников-интеллектуалов. Что они собирались делать дальше? Хороший вопрос. Противоречия с советской властью нарастали. Планы «третьей революции» у некоторых лидеров в голове сидели. Хотя в Москве пока анархисты скорее просто стремились выгородить себе «ареал обитания».
Московская «Черная гвардия» (анархистские отряды) – отнюдь не полубандитские шайки. Точнее, такие тоже были, но костяк составляли люди идейные, трезвые, боевые. Приехала с Волги отчаянная дружина из Самары. Была кавказская, из чеченцев и ингушей, во главе с неким Илико. Матросские отряды – балтийцы и черноморцы. Железная латышская дружина «Лиесма» («Пламя»). Все хорошо вооружены, даже пушки имелись. Анархисты захватили по Москве 25 особняков, причем брали их с умом – выстраивая вокруг Кремля кольцо опорных точек.
Но при чем здесь Мамонт?
Театр анархии
Первую скрипку он, конечно, не играл. Но анархизм был очень популярен в богемной среде, витала даже идея «Театра анархии». И Дальский в движение вписался. Ораторствовал, выступал в анархистской прессе (больше, правда, обличая старый театр). Иногда действительно выполнял какие-то поручения – например, выехать с группой и занять особняк. Делал это картинно, потом по Москве ползли слухи. Афера с игральными картами не подтверждена, но история с захватом анархистами опиума на аптечных складах – не выдумка, и Дальский в ней действительно фигурировал. Хотя прежде всего он был известной фигурой – а какая партия откажется от громкого имени в своих списках?
В ночь с 11 на 12 апреля большевики внезапным ударом захватили анархистские базы и разоружили «Черную гвардию». Прошло не гладко – Дом анархии пришлось брать с артиллерией, та же «Лиесма» дважды ходила в контратаки (между прочим против своих же земляков – красных латышских стрелков). С обеих сторон были убитые, раненые. Чекисты похватали кучу народа. Дальского – в том числе.
Но ведь при всем том анархисты врагами еще не были, речь шла лишь об их разоружении и вытеснении из активной политики! Началась сортировка. Явных уголовников расстреляли, молодежь и боевые дружины спровадили на фронт, лидеров посадили (пока ненадолго), остальных отпустили. Мамонта – тоже. Возможно, за него кто-то вступился (Луначарский?). Дзержинский даже выписал справку, что к члену Всероссийской федерации анархистов-коммунистов гражданину М. Дальскому претензий нет. Анархистскую прессу не закрыли (тогда), Мамонт продолжал в ней публиковаться.
А еще через три месяца он нелепо погиб. Всю жизнь подсознательно опасался трамваев, а здесь спешил к другу Шаляпину, вскочил на подножку (а трамваи-то были битком!) – и на ходу сорвался под колеса. Знавший Дальского современник (В. Амфитеатров-Кадашев), записав в дневнике городской слух («Посторонился, чтобы уступить место даме»), заметил: «Мне почему-то кажется, что так оно и было, и это не исключает того, что он был подшофе».
Впрочем, такие люди редко умирают в постели.
И вообще… Думайте про Мамонта Викторовича что хотите, но знайте: на все ваши реплики он хмыкает с небес: «А голос?»