А мы ж неопытные… нас тогда из засады запросто расстрелять могли

По меткому выражению Павла Соколова, судостроение – это мастерство, а судоремонт – это искусство. И за годы своей трудовой деятельности он не раз доказывал, что корабль легче построить, чем отремонтировать.

Знаменитый марш

  Павел Евгеньевич, в 1941-м году Вам было 23 года. К тому времени Вы уже успели получить образование?

- В 1937-м году я окончил Керченскую среднюю школу и поступил в Московский технический институт рыбной промышленности на судомеханический факультет. Но я еще не успел защитить диплом, как началась война.

- Как она началась для Вас?

- В институте я руководил нашим духовым оркестром, играл на трубе. Летом мы проходили практику в Мурманске. И вот в воскресенье  собрались с ребятами на пикник. Но нас вдруг вызвали к директору. Мы стали вспоминать, что же такого могли натворить. А нам сообщили, что война началась. Выдали тогда лопаты, и мы примерно неделю ходили копать щели (укрытия) для гражданского населения Мурманска. И вдруг нас отозвали в Москву. Надо было срочно защитить дипломы, чтобы нас могли направить в военно-морской флот. Но институт уже не работал, профессоров не было, стипендию больше не платили. Хорошо, что хоть работу дали. Меня устроили кочегаром в институтское общежитие, котлы топить. А через месяц начались боевые тревоги, немцы Москву бомбили.

- Как долго Вы еще оставались в Москве?

- 7 ноября 1941 года мы прошли маршем по Красной площади. Поскольку в морской форме были, наш институт пустили сразу за войсками. В духовом оркестре я играл марш «Прощание славянки». Помню, во время парада шли мы очень близко к солдатам. И вот проходят они плотным строем, и тебя охватывает чувство гордости за свою страну. А после парада весь наш курс в тот же день эвакуировали в Тобольск, куда мы прибыли лишь 31 декабря. Везли нас двумя товарными вагонами. Так, в одном вагоне человек 70 ребят, а в другом столько же девчонок, с других факультетов. Зима морозная была, мы углем буржуйки топили, у нас тепло было, а девчонки замерзали. Тогда провели комсомольское собрание и приняли решение половину девчонок переселить к нам, а половину ребят – в тот вагон. Так и доехали.

Гадание

- Какой была Ваша жизнь в Тобольске?

- Приехали мы под Новый год, мороз – 50 градусов. На улицах костры постоянно горели, так мы и ходили от костра к костру. Иначе замерзнуть можно. Поселили нас в общежитие от института. Но учебы не было, и мы пошли работать. Мне предложили работу мастера в ремесленном училище - готовить судовых механиков-мотористов.

Мы вчетвером с ребятами снимали комнату у одной женщины. И вот однажды все мы наконец-то получили повестки в военкомат. Быстренько побрились под машинку, уволились, получили расчет, продали весь свой скарб, купили ведро клюквенного вина на рынке и устроили небольшие проводы. Это был февраль 1942 года. И тут хозяйка нам говорит: «Хотите, вам погадает одна гадалка из Польши?» Ну, мы согласились, так, для смеха. Пришла молоденькая полячка и начала про каждого из нас рассказывать. Мишке Ковалевскому, другу моему, сразу сказала, что отец и дядя его были полковыми священниками, что оказалось правдой, но только он это скрывал, опасно было об этом рассказывать. В общем, все о наших родных, о том, откуда мы родом, она правильно говорила. А потом сказала, что завтра нам всем предстоит дорога в военный казенный дом, но только на восток. Мы и давай смеяться. Куда уж восточней Тобольска? Все бои ведь на западе шли.

Еще Мишке она сообщила, что его отправят в подземелье, и он будет там до конца войны, а потом выучится, получит ученую степень и уедет на юг. А мне гадалка сказала, что кто-то оставит меня в Тобольске.

- Сбылись ее пророчества?

- На следующий день мы приходим в военкомат, и нам четверым, как мастерам ремесленного училища, дают бронь от армии. Мишку отправляют в Кузбасс, в шахты, уголь копать. Всю войну он там и молотил, потом окончил институт, защитил кандидатскую и стал крупным ученым в Донбассе.

А меня тогда оставили в Тобольске продолжать учить детей в училище, а в конце 42-го вызвали в Москву для защиты диплома, с тем, чтобы потом работать по специальности. И как только я защитил дипломный проект, то сразу же был направлен на работу в Архангельск на судоремонтный завод.

- Павел Евгеньевич, в чем заключалась Ваша работа в Архангельске?

- На заводе я сначала работал мастером, затем начальником технического отдела, а потом и главным технологом. Параллельно преподавал в мореходном училище. Наш завод в годы войны ремонтировал боевые корабли и строил аэросани для фронта. Через нас проходили десятки кораблей: советские, итальянские, американские. Где корма подорвана, где подшипники надо заменить, какие-то корабли износились, потеряли свою мощность, турбины надо ремонтировать. Часто требовалась полная переборка механизмов и смена изношенных трубопроводов. 

Я тогда ввел новшество, которое в дальнейшем помогло на 30 процентов сократить время ремонта, благодаря чему корабли уходили в море раньше намеченного срока. За это я грамоту получил и сто рублей премии. А потом за досрочный и качественный ремонт боевых судов был награжден медалью «За оборону советского Заполярья». А помимо этого мне вручили медаль «За долголетний добросовестный труд», медаль Жукова и другие награды. Встретил Победу в должности главного технолога завода, а по военной линии был переаттестован в старшего инженера-лейтенанта флота.

В поисках шпионов

- Военное время изменило Вас?

- Те годы сделали нас сильнее, выносливее и даже прибавили нам здоровья. До этого мы были слабые, неприспособленные к условиям холода, голода. А во время войны научились выживать. Иногда посылали лес прочесывать. Вот встанешь в 5 утра, а отбой в 11 вечера, так я даже в лесу на ходу засыпал. И как нас ни кормили, мы вечно голодные были.

- Павел Евгеньевич, Вам довелось столкнуться с врагом за годы войны?

- В первые месяцы войны студентов-старшекурсников привезли в Тулу, и мы пешком направились в военные Тесницкие лагеря, где нам объяснили, что из нас будут готовить младших пехотных командиров. До 14-го октября 1941 года мы проходили военную подготовку. И вот однажды мой 7-й стрелковый запасной батальон получил приказ обезвредить парашютистов, которых сбросили неподалеку. Каждому отделению дали свое направление. Нас было 10 человек. По компасу мы отправились на поиски и увидели на дереве запутанный парашют, но человека там не было. По следам от кованых каблуков пошли его искать. А мы ж неопытные, это сейчас я понимаю, что нас тогда из засады запросто расстрелять могли. Потом вышли к сваленному дубу, а в яме у корней торчат два сапога. Мы окружили дерево и стали решать: взять парашютиста на штыки или руками схватить. В общем, растерялись. Но видим, к нам уже подходят бойцы-красноармейцы. Передали они нам приказ в штаб возвращаться, и мы свой военный трофей отдали солдатам. Потом уже узнали, что тот парашютист оказался крупным немецким разведчиком, и его сведения оказались очень ценными для нашей армии.