Таким быстрым темпом я и на войне ходил, поэтому ребята и прозвали Лось

Уютный небольшой частный домик, как входишь - кухня с нагретой  печкой, в кухне стол, за которым часто собирается большая дружная семья: две дочки, зятья, внуки, жена Мария Егоровна и сам глава семейства Александр Макарович Васильев. В 2010 году, в ноябре, у супругов 65 лет со дня свадьбы! А в далеком 1941-м Мария Егоровна провожала любимого на фронт...

Льгот не нужно

   Александр Макарович, как для Вас началась война?

- В 1941 году мы с Марией Егоровной только начали встречаться. 22 июня, помню, пошли вместе купаться. Как вернулись к ней домой, слышим от родителей: «Война началась, Гитлер в 4 утра напал, сволочь, ведь договор подписывали о ненападении...».

В это время мы с Машей работали на заводе в Сергиевом Посаде. В ноябре 1941-го всех эвакуировали в Томск. Здесь начали формировать сибирскую дивизию. У меня были льготы, на заводе рук не хватало, поэтому я мог не идти воевать, но пошел добровольцем.

На станции Юрга в бывших Николаевских лагерях за два месяца подготовки научили стрелять, ползать, штыками колоть и вперед, на войну, Родину защищать.

- А каким было начало Вашего фронтового пути?

- Когда прибыли на фронт, всех начали переводить в разные роты. Меня распределили в минометную. После этого был специальный взвод особого назначения, химико-бактериологический. Потом уже где только не «гоняло», даже в пехоте побывал. Людей в пехоте не хватало, но Сталин приказал химиков не трогать, и нас вернули обратно.

- Интересно узнать о Вашем боевом крещении...

-Ох, и боевое ж оно было! Мы приехали под город Белый, в деревню Раминка. Командир дивизии, старый волк, всех нас в деревне разместил. А предателей в то время немало было, и нас кто-то сдал. Видим: летят тридцать «юнкерсов» и давай нас «чистить»! Наш блиндаж развалился, хорошо хоть, сами уцелели. Когда бомбили деревню, четыреста человек сразу были выведены из строя, связисты, все одиннадцать человек, погибли от прямого  попадания. Командир роты бежит, а мы ему кричим: «Товарищ полковник, давай к нам в укрытие!» - «Да разве это укрытие?!» - «Ну, прыгай в лужу, раз к нам не хочешь!»

- Александр Макарович, почему Вас прозвали Лосем?

- В Сергиевом Посаде по молодости брал первое место по бегу на десять километров. А перед работой бегал до деревни Бабеково пять километров туда и столько же обратно. Таким же темпом и с ротой на войне ходил, поэтому ребята и прозвали Лось. “Лось пошел, поперли”. Таким вот быстрым темпом шла наша рота к сражению на Гнездиловскую высоту, 233 метра (Калужская область, станция Павлиново, деревня Гнездилово). Немцы так ее укрепили, что брали мы ее пять дней.

В обороне стояли долго, очень долго. Много блиндажей было. Подошел комсомольский батальон, саперы. Немцы танки в землю закапывали. Наша дивизия справа шла, а немцы - почти в лоб. У комсомольского батальона погибших было 26 человек, у нас намного больше. Наших солдат, которые ползли по ржаному полю, засекли с высоты и открыли минометный огонь, а это самая «противная» штука. Такой огонь в радиусе пятьдесят метров даже лежачего берет! Две тысячи нас было, а осталось семьдесят два человека.

Потом  были города Великие Луки и Новосокольники в Псковской области, г. Корсава в Латвии. На Ригу пошли (после нее 22-й стрелковой сибирской дивизии присвоили почетное звание Рижской), дальше г. Ауци.

- Александр Макарович, ранений не удалось избежать?

- Под одним хутором за Ауцем 13 ноября 1944 года я получил ранение и инвалидность II группы. Немцы наступали. До Рижского залива семь километров оставалось. Наши так бомбили его, по 180 самолетов пускали! Вечером мы отстрелялись, а утром опять танки пошли и пехота. Тут наши самоходки немцев еще растравили, и они начали обстреливать все подряд. Пулеметчик рядом лупит по пехоте. А мне командир роты говорит: «Заскочи на сеновал, посмотри, сколько их!». Немцы были совсем рядом, метрах в ста. Они вели такой огонь! Убили нашего капитана, пробили голову майору (благо, не насмерть: осколок потом вытаскивали) и меня ранили... Помню, была боль и сапог наполнился кровью.

В госпиталях

- А как Вас лечили?

- Старшина приказал запрячь тележку, и повезли меня в госпиталь. А там всего восемь кроватей, и на всех тяжело раненные солдаты лежат. Ногу нужно был оперировать срочно. Начали делать наркоз, а меня не берет. Подошел хирург, учуял запах перегара от меня, а я до этого с командиром для храбрости выпил. «Дурак ты!» - говорит. А сам с окошка коньяк берет и пьет. «А сами-то пьете!» - «Так я тебя, голубчик, 101-го за сутки оперирую. Сплю на ходу. Если б не коньяк, я упал бы».

Вскоре меня отправили в другой госпиталь на двенадцать дней. За это время успели пережить бомбежку. Наши самолеты бой с немцами завязали. Я на втором ярусе лежал, встать не могу, один осколок — вжик! - мимо пролетел... Думаю: «Слава Богу, не зацепило!».

После этого отправили меня в госпиталь в город Торопец Калининской области, там попалась врач с Томска и определила меня в отдельный финский домик. Главный хирург хотел ногу ампутировать: чего, мол, все равно ведь сохнет! А я ему: «Как так, ампутировать?! Мне она еще пригодится!»

Я считался тяжелораненым, а поскольку в Торопце госпиталь был рассчитан  только на легкие ранения, увезли меня в Рыбинск. Вот тут врачи начали лечить: массаж, ванны с отварами, терапия током. За две недели до выписки начал ходить с палочкой. И 5 марта 1944 года комиссовали в город Буй, там профессор провел осмотр и отправил меня домой без повторной операции. Вместе с товарищем я доехал до Александрова, а оттуда поездом до Сергиева Посада. Домой шел с вокзала пешком. Мимо Киларского пруда в горку идти с больной ногой было тяжело, но мир не без добрых людей, женщина помогла  подняться. 

Таким вернулся я с войны. Любимая девушка дождалась, в октябре сыграли с Марией Егоровной свадьбу.